, а девушка – на другую и сказала:
– Чего же ты ждешь? О господин мой?
Он наклонил голову чуть не до земли и затем, подняв ее, сказал:
– Я жду своего мамелюка, потому что ключ у него, и я сказал ему, чтобы он приготовил поесть, выпить, поставил бы цветы и вина к тому времени, как я вернусь из бани. «Очень может быть, подумал он, что ждать ей надоесть, и она уйдет, оставив меня в покое».
Когда же девушке действительно надоело ждать, то она сказала ему:
– О господин мой, мамелюк твой не торопится домой, и нам долго приходится дожидаться его.
Она встала и подошла к двери с деревянным замком.
– Не торопись, – сказал ей Эль-Амджад, – а потерпи, пока не придет мамелюк.
Но, не обращая внимания на его слова, она камнем ударила по деревянному замку и, разбив его, отворила дверь.
– Что это с тобой, зачем ты это сделала?
– Что же из этого, господин мой, – отвечала она, – разве это не твой дом?
– Мой, – отвечал он, – но незачем было разбивать замка.
Девушка вошла в дом, а Эль-Амджад страшно смутился, боясь обитателей дома и не зная, что ему делать.
– Отчего же ты не входишь, о господин мой, о свет моих очей и владыка моего сердца? – сказала девушка.
– Слушаюсь и повинуюсь, – отвечал он, – но мамелюк что-то замешкался, и я не знаю, исполнил ли он то, что я приказал ему.
Он вошел с ней в страшной тревоге, боясь хозяев дома. Войдя туда, он увидал хорошую приемную комнату с четырьмя диванами, один против другого, со множеством ниш и маленьких комнат, занавешенных шелковыми и парчовыми занавесками, а в середине комнаты был красивый, богатый фонтан, вокруг которого стояли блюда, украшенный бриллиантами и наполненный фруктами и цветами. Тут же стояли кубки и подсвечник со вставленной свечой. Комната вся была завешена драгоценными тканями; тут же стояли сундуки и стулья, покрытые сукном, и на каждом стуле лежало по кошельку с золотом. Помещение говорило о богатстве хозяина, тем более что и пол был покрыт мрамором.
Увидав это, Эль-Амджад еще более смутился и подумал: «Пропала моя голова! Поистине мы принадлежим Богу».
Что же касается до девушки, то, увидав эту обстановку, она очень обрадовалась и сказала:
– Клянусь Аллахом, мамелюк твой исполнил твое поручение и сделал все, и изготовил кушанье, и поставил плоды, и мы пришли как раз вовремя.
Но Эль-Амджад не смотрел на нее, так как чувствовал только страх перед хозяевами дома.
– О господин мой, – сказала она, – зачем ты стоишь таким образом? – и, поцеловав Эль-Амджада с таким треском, точно она щелкнула, она прибавила: – О господин мой, если у тебя есть другая женщина, кроме меня, то я готова служить ей.
Услыхав это, Эль-Амджад злобно захохотал и, сев, подумал:
– Как задаст мне хозяин, когда придет домой.
Девушка села подле него и начала шалить и смеяться, в то время как Эль-Амджад тревожился и в страхе размышлял:
– Хозяин этого дома придет непременно, и что же я скажу ему? Он, конечно, убьет меня!
Девушка встала и, засучив рукава, поставила стол, а на стол – кушанье и стала есть, говоря Эль-Амджаду:
– Кушай же, господин мой!
Он подошел, чтобы есть, но не мог, а с тревогой смотрел по направлению к двери, пока девушка, удовлетворяя свой аппетит, не встала и не убрала стола, и не принесла десерта, состоявшего из сухих плодов. Затем она принесла вино и, наполнив кубок, подала его Эль-Амджаду, который принял его с тяжелыми вздохом, думая: «Что-то мне будет от хозяина этого дома, когда он придет и увидит меня?»
Держа в руке кубок, он смотрел в сени, и как раз в это время явился хозяин. Он оказался мамелюком царя и устроил себе этот дом, чтобы отдыхать и веселиться. В этот день он послал сказать своей возлюбленной, чтобы она явилась к нему и приготовила угощение. Мамелюка этого звали Багадиром. Это был добрый и щедрый человек. Подойдя к своему дому, он нашел дверь отворенной и, тихонько войдя и заглянув в комнату, увидал Эль-Амджада и девицу с сухими фруктами и вином перед ними. В эту минуту Эль-Амджад, держа кубок в руке, увидал его и, встретившись с ним глазами, страшно побледнел, и у него затряслось под мышками. Багадир, увидав, как он побледнел и изменился в лице, приложил палец к губам и знаком поманил его к себе, как бы говоря: «Молчи и выйди сюда». Эль-Амджад поставил кубок и пошел к нему.
– Куда ты идешь? – крикнула ему девица, а он кивнул головой, словно говоря, что сейчас вернется. Он направился в сени босиком[190] и, взглянув на Багадира, тотчас же догадался, что он хозяин дома. Он быстро подошел к нему и, поцеловав у него руку, сказал:
– Аллахом умоляю тебя, о господин мой, выслушай меня, прежде чем наказывать.
Он с начала до конца рассказал ему свою историю, сообщив ему, почему покинул свою родину, и не утаил о своем царском происхождении. Он уверил его, что пришел к нему в дом не по своей воле и что замок сломала девица и, отворив дверь, распорядилась всем.
Багадир, выслушав его и узнав, что он царский сын, почувствовал к нему расположение и, пожалев его, сказал:
– Выслушай меня, Эль-Амджад, и исполни то, что я скажу тебе, и ты избавишься от того, чего боишься; если же ты не послушаешься меня, то я убью тебя.
– Приказывай мне, что хочешь, – отвечал Эль-Амджад, – и я никогда не ослушаюсь тебя, так как спасением своим обязан тебе.
– Войди опять в комнату, – сказал ему Багадир, – и сядь на свое прежнее место и сиди смирно. А я приду к тебе. Меня зовут Багадиром. Когда же я подойду к тебе, ты набросься на меня и закричи: – Это где ты пропадал до сих пор? И обяснений моих не слушай, а вскочи и начни меня бить; и если ты пожалеешь меня, то я убью тебя. Ну, так входи и веселись; и все, что ты от меня пожелаешь, ты получишь. Сегодня можешь провести здесь ночь, а завтра утром отправляйся, куда хочешь. Это я делаю из уважения к тебе как к чужестранцу, я люблю чужестранцев и долгом своим считаю услужить им.
Эль-Амджад поцеловал ему руку и вошел в комнату. На белом лице его теперь играл румянец, и, войдя, он сказал девице:
– Ты осчастливила своим присутствием, госпожа моя, это место, и сегодня вечер мы проведем весело.
– Ты поистине удивляешь меня, – отвечала девица, – тем, что сделался со мною так любезен.
– Клянусь Аллахом, госпожа моя, – сказал он, – это произошло оттого, что я думал, не взял ли мой мамелюк ожерелье из бриллиантов, стоящее до десяти тысяч червонцев, поэтому-то я и выходил посмотреть, но, найдя ожерелье на прежнем месте, я успокоился. Не знаю, отчего мамелюк мой до сих пор не возвращается. Мне придется наказать его.
Эти слова очень обрадовали девицу, и она продолжала болтать с Эль-Амджадом, пить с ними и хохотать до самого солнечного заката.
К вечеру пришел к ним Багадир. Он переоделся, подвязался и обулся, как мамелюк. Поклонившись и поцеловав землю, он встал, скрестив руки и наклонив голову, как человек, сознающий свою вину. Эль-Амджад сердито посмотрел на него и сказал:
– Отчего ты так долго не являлся, негоднейший из мамелюков?
– О господин мой, – отвечал он, – я мыл себе белье и не знал, что ты уже здесь, так как ты приходишь обыкновенно ночью, а не днем.
Тут Эль-Амджад закричал на него:
– Ты лжешь, негодный мамелюк! Клянусь Аллахом, я изобью тебя!
Вскочив, он повалил Багадира на пол и, схватив палку, избил его. Но девица со своей стороны тоже вскочила и, выхватив от него палку, так стала бить его, что у него потекли слезы, и он стал молить о пощаде и стиснул зубы. Эль-Амджад крикнул ей:
– Оставь его! Я хочу вылить на него весь свой гнев.
Эль-Амджад отнял от нее палку и оттолкнул ее. Багадир встал и, вытерев слезы, остановился в ожидании новых приказаний; после чего он прибрал комнату и зажег лампы. А девица ругала мамелюка всякий раз, как он показывался ей на глаза, а Эль-Амджад сердился на нее и говорил ей:
– Прошу тебя Аллахом (да святится имя его), оставь моего мамелюка, так как он к этому не привык.
Они продолжали есть и пить, и мамелюк прислуживал им до полуночи, когда, утомившись работой и ослабев от побоев, он уснул посреди комнаты и захрапел. Девица же, опьянев, обратилась к Эль-Амджаду со следующими словами:
– Встань, возьми вот этот меч, что висит тут, и сруби голову мамелюку. Если ты этого не сделаешь, то я употреблю средства к твоей собственной погибели.
– Что это с тобой, – сказали Эль-Амджад, – за что ты хочешь убить моего мамелюка?
– Удовольствие не будет полно, если я не убью его. И если ты не встанешь, то я встану сама и убью его.
– Аллахом умоляю тебя, – вскричал Эль-Амджад, – не делай этого.
– Нет, я сделаю, – отвечала она, и взяв меч, выдернула его из ножен и хотела взмахнуть им.
«Этот человек, – подумал Амджад, – так хорошо поступил с нами, приняв нас под свое покровительство, и даже прислуживал нами, как мамелюк. И мы вознаградим его убийством? Нет, этого не будет!» Затем он сказал девице:
– Если убийство мамелюка необходимо, то я предпочитаю убить его сам.
Hе взяв от нее меч, он поднял руку и ударил мечом по шее девицу так сильно, что снес ей голову, упавшую на хозяина дома, который проснулся и привстал, открыв глаза. Эль-Амджад стоял перед ними с обнаженным мечом в руках, а девица лежала убитой. Он спросил у юноши, что это значит, и Эль-Амджад рассказал, в чем дело, прибавив:
– Она непременно хотела убить тебя, и за это я ее убил.
Багадир встал и, поцеловав юношу в голову, сказал:
– О господин мой, лучше было бы тебе простить ее! Теперь нам остается только до наступления утра прибрать ее.
Багадир подпоясался и, завернув девицу в балахон, положил ее в большую корзину из пальмовых листьев и понес ее, сказав:
– Ты чужестранец и никого здесь не знаешь, поэтому сиди тут и жди меня к солнечному восходу. Когда я вернусь к тебе, я постараюсь сделать что-нибудь для тебя и навести справки о твоем брате, но если солнышко взойдет и меня не будет, то знай, что воля Аллаха совершилась, мир да будет над тобою. Дом этот останется тебе со всем заключающимся в нем богатством.