Он ответил:
— Для одного молодого чужеземца, который сам много прекраснее этого дивного камня. Знай, что владелец этого камня, за который мне заплачено вперед и так щедро, как никогда не платили мне за работу, сам прекрасен и обворожителен; глаза у него мечут стрелы, щеки подобны лепесткам анемона в цветнике, усыпанном жасминами, рот его подобен печати Сулеймана, губы красны, как сердолик, а шея подобна шее антилопы, грациозно несущей свою тонкую голову, как стебель несет венчик цветка. Одним словом, он действительно прекрасен собой и настолько же привлекателен и напоминает тебя не только своими совершенствами, но и возрастом и чертами лица.
Так описывал золотых и серебряных дел мастер своей супруге молодого Камара, не замечая, что слова его внезапно зажгли в сердце молодой женщины страсть, тем более пламенную, что предмет оставался невидимым.
И забыл он, обладатель лба, на котором, как на жирном черноземе огурцы, готовы были вырасти рога, что муж, неосмотрительно расхваливавший жене достоинства незнакомца, действует хуже всякого сводника.
Так поражает слепотой и заставляет бродить впотьмах Всевышний, когда желает осуществить Свои веления в отношении созданий Своих.
Молодая жена ювелира запомнила слова мужа, но ничем не обнаружила волновавших ее чувств. И сказала она ему равнодушным голосом:
— Покажи-ка этот перстень! — и небрежно взглянула на него и лениво надела себе на палец. А потом заметила: — Точно для меня это сделано! Посмотри, как хорошо сидит!
А ювелир ответил:
— Да здравствуют пальчики гурий! Клянусь Аллахом, о госпожа моя, владелец этого перстня щедр и предупредителен, я завтра же попрошу его продать мне перстень все равно за какую цену и принесу его тебе!
Тем временем Камар пошел отдавать отчет жене цирюльника о том, как выполнил ее наставления; и вручил он ей сто золотых монет для цирюльника-бедняка. И спросил он у своей покровительницы, что ему делать дальше. Она же сказала ему:
— А вот что. Когда увидишь ювелира, не бери у него перстень. Скажи, что он тебе слишком тесен и подари ему этот перстень, а потом дай ему другой камень, еще прекраснее первого, из тех, что стоят по семьсот динаров каждый, и попроси сделать для него отменную оправу. И в то же время дай ему шестьдесят динаров и по два каждому из его учеников в виде награды. Да не забудь и нищих, стоящих у дверей. А когда исполнишь все это, дело примет благоприятный для тебя оборот. И не забудь также, о сын мой, прийти ко мне и сообщить о ходе дела, да принеси что-нибудь для мужа моего, цирюльника-бедняка!
Камар ответил:
— Слушаю и повинуюсь!
И ушел он от жены цирюльника, а на другой день не преминул выйти на базар к ювелиру оста Обейду, который, как только увидел его, встал в знак уважения к нему и после саламов подал ему перстень. Камар сделал вид, что примеряет его, а затем сказал:
— Клянусь Аллахом, мастер Обейд, оправа очень хороша, но перстень мне немного тесен. Знаешь что, я отдаю его тебе, чтобы ты подарил его одной из многочисленных невольниц твоего гарема. А теперь вот другой камень, который больше первого нравится мне, и он будет еще лучше в простой оправе. — И, говоря это, он подал ему камень в семьсот золотых динаров; в то же время дал он ему шестьдесят золотых и по два каждому из учеников и сказал: — Это вам на шербет. Но я надеюсь, что, если работа будет быстро окончена, вы останетесь довольны платой.
И вышел он, раздавая направо и налево золотые монеты нищим, собравшимся у дверей лавки.
Мастер был чрезвычайно удивлен щедростью своего молодого заказчика. Вечером, вернувшись к себе домой, он не мог нахвалиться перед женой этим щедрым чужеземцем, о котором говорил:
— Клянусь Аллахом! Он не только хорош собой, как ни один красавец в мире, но и щедр, как царский сын!
И чем более хвалил он, тем глубже внедрялась в сердце жены его любовь к юному Камару.
Когда же он отдал ей подарок клиента, она медленно надела перстень на палец и спросила:
— А не заказывал ли он тебе второго?
Муж ответил:
— Ну да! Я работал над ним целый день, так что он уже готов.
Она сказала:
— Покажи! — потом взяла, взглянула, улыбаясь, и сказала: — Мне хотелось бы оставить его у себя!
А муж сказал:
— Кто знает, может быть, этот человек способен подарить мне и второй?!
Тем временем Камар отправился советоваться с женою цирюльника по поводу только что происшедшего, а также и о том, что оставалось делать. И вручил он ей четыреста золотых динаров для супруга ее, цирюльника-бедняка. И сказала она ему:
— Сын мой, дело твое подвигается как нельзя лучше. Когда будешь у ювелира, не бери заказанного ему перстня; скажи, что он слишком широк и оставь ему в виде подарка. Затем принеси ему другой драгоценный камень, из тех, что стоят по девятьсот динаров каждый, и дай сто динаров хозяину и по три каждому из учеников. И не забудь, когда придешь, сообщить мне о ходе дела, да принеси что-нибудь супругу моему, цирюльнику-бедняку, чтобы он мог купить себе кусок хлеба. Да хранит тебя и да продлит драгоценные дни твои Аллах, о великодушный!
Камар в точности последовал советам продавщицы духов. А ювелир, беседуя с женой, уже не находил слов и выражений для описания щедрости прекрасного чужеземца. Она же, примеряя новый перстень, сказала:
— И тебе не стыдно, о сын моего дяди, что ты до сих пор не пригласил к себе в дом человека, который выказал столько великодушия по отношению к тебе?! А между тем милостью Аллаха ты не скуп и в роду у тебя не было скупцов, но мне кажется, что ты не всегда соблюдаешь приличия! Ты должен непременно пригласить этого чужеземца на завтра отведать хлеба-соли нашего гостеприимства!
Со своей стороны, Камар, посоветовавшись с женой цирюльника, которой отдал восемьсот динаров вознаграждения цирюльнику-бедняку только на кусочек хлеба, не преминул отправиться к ювелиру для примерки третьего перстня. И, примерив его, снял с пальца, взглянул на него с презрением и сказал:
— Сидит он довольно хорошо, но этот камень мне совсем не нравится. Оставь его для одной из твоих невольниц и оправь мне, как следует, вот этот камень. И вот тебе двести динаров вперед и по четыре твоим ученикам. Извини меня за все причиняемое тебе беспокойство.
И с этими словами подал он ему дивный белый камень, стоивший тысячу золотых динаров. Беспредельно смутившийся ювелир сказал ему:
— О господин мой, не пожелаешь ли почтить мой дом своим присутствием и осчастливить меня, поужинав со мною сегодня вечером? Сердце мое чувствует твои благодеяния и привязалось к великодушной руке твоей!
Камар же ответил:
— Клянусь головой и глазами! — и дал ювелиру адрес того хана, в котором остановился.
Вечером ювелир отправился в этот хан за своим гостем. И привел он его в дом свой…
В эту минуту Шахерезада заметила, что брезжит рассвет, и со свойственной ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Он привел его в дом свой, где приготовил для него великолепный прием и угощение. Когда же убрали кушанья и напитки, невольница подала шербет, приготовленный собственными руками молодой хозяйки. Однако, несмотря на все свое желание, жена ювелира не захотела нарушать обычая, по которому женщины никогда не появляются во время трапез, и осталась в гареме. И там ждала она последствий своей хитрости.
Не успели Камар и хозяин дома отведать прелестного шербета, как оба уснули глубоким сном, так как молодая женщина насыпала сонного порошка в кубки. Подававшая же шербет невольница ушла тотчас после того, как увидела их уснувшими и неподвижными.
Тогда молодая женщина, в одной рубашке и приготовившись, как для первой брачной ночи, приподняла занавес у двери и вошла в залу пиршеств. И всякий, кто увидел бы эту молодую красавицу, с глазами, метавшими смертоносные стрелы, почувствовал бы, что сердце его разрывается на мельчайшие кусочки. И подошла она к Камару, которого до сих пор видела только мельком из окна, когда он входил в дом, и стала смотреть на него. И понравился он ей вполне. И она начала с того, что подсела к нему очень близко и начала нежно поглаживать его лицо рукою. А потом вдруг, как голодная курочка, так жадно набросилась на юношу и стала так сильно впиваться поцелуями в его губы и щеки, что из них полилась кровь. И после этих жестоких укусов, которые длились некоторое время, начала она совершать такие движения, что один Аллах мог знать, что могло случиться от них для этой взволнованной курочки, сидящей верхом на молодом спящем петухе. И вся ночь прошла в этой игре, но, когда занялась утренняя заря, она достала из-за пазухи четыре косточки ягненка и положила их Камару в карман. Сама же вернулась в гарем. И послала она тогда в залу доверенную невольницу свою, исполнявшую обыкновенно все ее приказания, ту самую, которая шла с обнаженным мечом во время шествий по улицам Басры. И невольница, чтобы пробудить молодого Камара и старого ювелира, вдунула им в ноздри противосонный порошок. И порошок этот не замедлил подействовать, так как спящие тотчас же чихнули и проснулись. А молодая невольница сказала ювелиру:
— О господин наш, госпожа наша Халима прислала меня разбудить тебя и велит сказать тебе: «Время утренней молитвы наступило, и муэдзин зовет уже правоверных со своего минарета». Вот таз и вода для омовений.
Еще не вполне очнувшийся старик воскликнул:
— Аллах! Как крепко спится в этой комнате! Каждый раз, как засну здесь, просыпаюсь только поздним утром!
Камар же не знал, что и сказать. Поднявшись для омовений, он почувствовал, что губы и лицо у него пылают как в огне. И удивился он чрезвычайно и сказал ювелиру:
— Не знаю, отчего это губы и лицо у меня горят огнем, что же это такое?
А старик ответил:
— О, это пустяки! Просто покусали москиты! Мы имели неосторожность спать без полога!
Камар возразил:
— Да, но почему же на твоем лице не заметно никаких укусов, а ты ведь спал рядом со мной?!