И, проговорив все это, сидевший под деревом старик вручил Фаризаде красный гранитный шарик; потом вынул он из-за пояса клок шерсти и сказал:
— С этим легким клочком шерсти, о Фаризада, ты победишь силы невидимого! — и прибавил: — Наклони ко мне венец головы твоей, о Фаризада!
И наклонила она к старику свою голову, половина волос которой была золотая, а половина серебряная. А старик сказал:
— Пусть дочь человеческая при помощи этого клочка шерсти победит все силы летающих в воздухе и все козни невидимого! — И, разделив клочок на две части, он положил по клочку в каждое из ушей ее, а потом знаком руки приказал ей ехать.
И Фаризада рассталась со стариком и смело бросила шарик по направлению к горе. Когда же достигла она первых скал и, оставив лошадь, начала взбираться на гору, голоса послышались у ее ног между глыбами черного базальта и подняли ужасающий гам. Но ей слышалось лишь неопределенное жужжание, она не разбирала отдельных слов, не различала призывов, а потому и не испытывала никакой боязни. И поднималась она по горе не останавливаясь, несмотря на нежность своего сложения и на то, что ноги ее привыкли лишь к мелкому песку аллей. И, не ослабев, добралась она до вершины горы. И посредине площадки этой вершины заметила она перед собой на золотом цоколе золотую клетку. А в клетке увидела Говорящую Птицу.
И бросилась к ней Фаризада, положила руку на клетку, вскричав:
— Птица! Птица! Я держу тебя! Я держу тебя! Ты не уйдешь от меня!
И в то же время она вырвала из ушей и бросила далеко от себя теперь уже бесполезные клочки шерсти, которые делали ее глухой ко всем призывам и угрозам невидимого. Все голоса невидимого уже смолкли, и глубокая тишина водворилась на горе.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она продолжила:
И среди этого безмолвия в прозрачном воздухе звонко раздался голос Говорящей Птицы. И говорила она своим певучим голосом, говорила и пела на своем птичьем языке:
Скажи мне, о Фаризада,
С улыбкою, подобной розе,
Скажи же мне, о Фаризада,
Как я могу желать
Тебя покинуть?! Ах! О ночь!
Увы, увы! Мои глаза!
Ах, ах! О ночь! Я знаю, знаю,
И знаю лучше, лучше я,
Чем ты сама, кто ты такая,
О Фаризада, Фаризада!
Ах, ах! О! О!
О ночь и очи! О глаза!
Да, знаю лучше я, чем ты,
Кто ты такая, Фаризада!
О ночь и очи! О глаза!
Твоя раба я, Фаризада!
Так пела — о лютни! — Говорящая Птица, и бесконечно восхищенная Фаризада забыла о своих печалях и затруднениях; и, поймав на слове дивную Птицу, только что объявившую себя ее рабой, она поспешила сказать ей:
— О Бюльбюль эль-Газар, о чудо воздуха, если ты раба моя, то докажи это, докажи!
А Бюльбюль пропела в ответ:
Твоя я верная раба,
О Фаризада, Фаризада!
Приказывай, о Фаризада!
О Фаризада, прикажи!
Ведь для меня внимать тебе —
Уж означает покоряться!
Тогда Фаризада сказала ей, что должна просить ее о нескольких вещах, и начала с того, что попросила указать ей, где находится Поющее Дерево. И Бюльбюль пропела, что оно находится на противоположном склоне горы. Фаризада повернулась в ту сторону и посмотрела. И увидела она посреди склона дерево, такое огромное, что под его сенью могло бы приютиться целое войско. И удивилась она в душе своей и не знала, как вырвет она с корнями такое дерево и как унесет его. Бюльбюль же, видя, что она затрудняется, объяснила ей, распевая, что вовсе и не нужно вырывать с корнями, а достаточно отломить хотя бы малейшую ветку и посадить куда угодно, и сейчас же пустит она корни и сделается таким же прекрасным деревом, как то, которое она теперь видит.
Фаризада направилась к Дереву и услышала несущееся от него пение. И поняла она тогда, что находится перед Поющим Деревом. Ни ветерок в садах Персии, ни индийские лютни, ни арфы Сирии, ни египетские гитары никогда не издавали звуков, могущих сравняться с этим хором тысячи невидимых ртов, заключавшихся в листьях этого Дерева-музыканта.
И когда Фаризада опомнилась от восхищения, в которое погрузила ее эта музыка, она сорвала ветку с Поющего Дерева, вернулась к Птице Бюльбюль и попросила указать ей место, где находится Вода Золотые Струи. И Говорящая Птица велела ей повернуться на запад и посмотреть за голубой скалой, которую она увидит там. И повернулась Фаризада на запад и увидела скалу нежно-бирюзового цвета. И направилась она в ту сторону и за бирюзовою скалою увидела тонкую струйку источника, подобную расплавленному золоту. И эта золотая вода, вытекавшая из бирюзовой скалы, была тем более изумительной, что была прохладна и светла, как топаз. А на скале в нише была помещена хрустальная урна. И Фаризада взяла эту урну и наполнила ее великолепной водой. И она вернулась к Бюльбюль с хрустальной урной на плече и поющей веткой в руке.
И таким образом Фаризада Розовая Улыбка овладела тремя несравненными предметами.
И сказала тогда она Птице Бюльбюль:
— О прекраснейшая из птиц, у меня есть и еще просьба к тебе! И для исполнения этого дела я и пришла искать тебя из далекого края.
А когда Птица попросила ее высказать эту просьбу, она произнесла дрожащим голосом:
— Мои братья! О Бюльбюль, мои братья!
Услышав эти слова, Бюльбюль, видимо, смутилась, потому что знала, что не в ее власти бороться с силами невидимого и его чарами, и потому что сама она с вековечных времен была подчинена им. Но затем она сказала себе, что если судьба дала восторжествовать царевне, то отныне можно служить ей вопреки прежним хозяевам. И в ответ пропела она:
Кропи водой, водой, водой,
Водою из хрустальной урны,
О Фаризада, Фаризада,
Кропи ты этою водой,
О роза, царственная роза,
Кропи ты камни на горе
Ее ты каплями живыми,
О Фаризада, Фаризада!
И в одну руку взяла Фаризада хрустальную урну, а в другую — золотую клетку с Бюльбюль и Поющую Ветвь и пустилась в обратный путь. И каждый раз, как встречался ей черный базальтовый камень, она кропила на него несколько капель Воды Золотые Струи — и камень оживал и принимал человеческий образ. Фаризада не пропустила ни одного камня и так нашла своих братьев.
Освобожденные таким образом Фарид и Фаруз подбежали и обняли сестру свою. И все пробужденные от каменного сна знатные господа подошли к Фаризаде и поцеловали у нее руку. И объявили они себя ее рабами. И все вместе спустились они в долину и сели на коней, после того как Фаризада освободила и коней от сковывавших их чар. И направились они все к дереву старика.
Но старика уже не было на лугу, и дерево его также исчезло. Когда же Фаризада спросила Птицу, что все это значит, Бюльбюль отвечала (и голос ее внезапно сделался степенным и важным):
— Зачем хочешь снова увидеть старика, о Фаризада? Он научил дочь человеческую употреблению клочка шерсти, побеждающего злые голоса, голоса ненависти, голоса докучливые и все те, что смущают душевный мир и мешают ему подняться на вершины. И как учитель простирается перед лицом своей науки, так и старик, сидевший под деревом, исчез после того, как передал тебе свою мудрость, о Фаризада. И отныне душа твоя будет избавлена от зол, огорчающих большую часть людей, потому что ты не будешь поддаваться внешним случайностям жизни, существующим лишь потому, что им поддаются. Ты же узнала ясность душевную, а она — мать всякого счастья.
Так говорила Птица на том самом месте, где некогда возвышалось дерево старика. И все восхищались красотой ее речи и глубиной ее мысли.
И все сопровождавшие Фаризаду продолжили путь свой. Но скоро этот конвой стал убывать, так как освобожденные Фаризадой господа один за другим, по мере того как находили дорогу, по которой приехали, еще раз выражали свою благодарность, целовали руку у Фаризады и прощались с ней и ее братьями. А на двадцать первый день вечером царевна Фаризада и царевичи Фарид и Фаруз благополучно прибыли в свое жилище.
Как только они ступили на землю, Фаризада поспешила привесить клетку в саду, в одной из беседок. И не успела Бюльбюль подать голос, как все птицы слетелись посмотреть на нее и, увидев, хором приветствовали ее, ибо соловьи, зяблики, жаворонки и малиновки, щеглы и горлицы — все породы птиц, в великом множестве живущие в саду, тотчас же признали ее красоту и превосходство. И громкими, и тихими голосами, как альмеи[3], сопровождали они своим хором ее одинокое пение. И каждый раз, как она завершала это пение искусной трелью, птицы выражали свое восхищение мелодичными приветствиями на своем птичьем языке.
И подошла Фаризада к большому алебастровому водоему, в котором имела обыкновение любоваться, как в зеркале, своими волосами, с одной стороны золотыми, а с другой серебряными, и влила в водоем одну каплю из хрустальной урны. И золотая капля раздулась, и поднялась сверкающими снопами, и не переставала бить вверх и падать, распространяя свежесть морской пещеры в раскаленном воздухе.
И собственными руками посадила Фаризада ветвь Поющего Дерева. И ветвь тотчас же пустила корни и несколько минут спустя превратилась в такое же прекрасное дерево, как и то, от которого была отломана. И понеслось с небесной стройностью такое дивное пение, с которым не могли сравниться ни ветерки садов Персии, ни индийские лютни, ни арфы Сирии, ни гитары Египта. И чтобы прислушаться к тысячам звуков невидимых певцов, заключавшихся в музыкальных листьях, ручьи остановили свое журчание, сами птицы примолкли, а прихотливые ветерки в садовых аллеях подобрали свои шелковые покрывала.
А в доме по-прежнему потекла жизнь в своем счастливом однообразии. Фаризада возобновила свои прогулки по саду по целым часам, беседуя с Говорящей Птицей, слушая Поющее Дерево и любуясь на Воду Золотые Струи. А Фарид и Фаруз предавались охоте и бродили по лесам и полям.