в которой хранятся дивные ароматы.
Спина с ее изящной бороздкой заканчивается
гибкой талией, настолько тонкой, что кажется,
ее поддерживает божественная сила.
Когда она встает, ее тяжелые бедра тянут ее сесть,
когда садится — ее пышный круп подпрыгивает
и заставляет ее встать.
О! Эти два очаровательных песчаных кургана!
Они покоятся на двух прекрасно сооруженных,
славных колоннах,
словно на двух слегка опушенных стеблях папируса.
И ноги ее дивно сужаются книзу, как два наконечника копий.
О! Слава Богу! Как у них хватает силы,
чтобы поддерживать всю эту пышность наверху?!
О друзья, приходите приветствовать Тумадир ас-Суламию,
милую, благородную газель!
А на следующий день благородный Дорейд в сопровождении знатных людей своего племени с большой торжественностью пришел к отцу Тумадир и стал умолять его выдать ее за него замуж. И старый Амр, не дожидаясь ее ответа, сказал благородному поэту: — Мой дорогой Дорейд, мы не отвергаем предложений такого уважаемого вождя, как ты, а он не отвергает своих желаний, однако я должен тебе сказать, что дочь моя Тумадир имеет собственные мысли и соображения.
Но тут Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Моя дочь Тумадир имеет собственные мысли и соображения. И это мысли и взгляды, которых у других женщин обычно нет. И я всегда предоставляю ей свободу действовать так, как ей заблагорассудится, потому что моя Ханса не такая, как другие женщины. Поэтому я поговорю с ней о тебе и представлю все в выгодном свете, обещаю тебе, но я не гарантирую, что она даст свое согласие, это должно быть ее собственным решением.
И Дорейд поблагодарил его за то, что он хотел сделать, и Амр вошел к своей дочери и сказал ей:
— О Ханса, доблестный всадник, благородный воин, вождь племени Бани Джучи, человек, почитаемый за его преклонный возраст и героизм, Дорейд, благородный Дорейд, сын Симмы, неповторимый, чьи воинственные оды и прекрасные стихи тебе знакомы, приходил в шатер мой, чтобы позвать тебя замуж. И это, дочь моя, союз, который делает нам честь. Однако я не хочу влиять на твое решение.
И Тумадир ответила:
— Отец, дай мне отсрочку в несколько дней, чтобы я могла все хорошенько обдумать.
И отец Тумадир вернулся к Дорейду и сказал ему:
— Моя дочь Ханса хочет немного подождать, прежде чем дать окончательный ответ. И я также надеюсь, что мы примем твое предложение. Возвращайся через несколько дней.
И Дорейд ответил:
— Хорошо, о отец героев.
И он удалился в предоставленный ему шатер.
А прекрасная Суламия, как только Дорейд ушел, послала одну из своих служанок по его следам, сказав ей: «Иди понаблюдай за Дорейдом и следуй за ним, когда он выйдет из шатра, чтобы удовлетворить свои нужды. И внимательно посмотри на струю, на ее силу, и на отметку, которую она оставит на песке. И таким образом мы будем судить, находится ли он еще в мужской силе.
И служанка повиновалась. И она следила внимательно и уже через непродолжительное время вернулась к хозяйке своей и сказала ей просто:
— Это старик.
И по окончании отсрочки, которую попросила Тумадир, Дорейд вернулся в шатер Амра, чтобы получить ответ. И Амр оставил ту часть шатра, которая была предназначена для мужчин, вошел к своей дочери и сказал ей:
— Наш гость ждет твоего решения, о моя Ханса.
И она ответила:
— Я все обдумала и решила не покидать свое племя, потому что я не хочу отказываться от возможности соединиться с одним из моих кузенов, молодым человеком, красивым, как большое и прекрасное копье, а не выйти замуж за такого старого Джучида, как этот Дорейд, с дряблым телом, который того гляди не сегодня завтра отдаст богу душу. Клянусь честью наших воинов! Я предпочитаю состариться девственницей, чем быть женой худосочного мужчины!
А Дорейд, который находился в соседнем шатре, услышал этот презрительный ответ, который его жестоко задел. Однако из гордости он ничем не проявил своих чувств и, простившись с отцом прекрасной Суламии, ушел в свое племя. Но за ее жестокий ответ он отомстил ей следующей сатирой:
Ты утверждаешь, дорогая, что Дорейд стар, слишком стар.
Но разве он говорил тебе, что родился вчера?
О Ханса, ты хочешь неуклюжего мужа,
который только и умеет, что пасти стада свои?
Тогда да сохранят тебя Бог, о дочь моя, от таких мужей, как я!
Я занимаюсь другим.
Ведь всем известно, кто я и как крепки мои руки.
Всем известно, что во времена великих потрясений
меня не сковывает ни медлительность,
ни спешка и что во всем я проявляю
рассудительность и мудрость.
Всем известно, что в моем племени
из уважения ко мне никто не задает мне вопросов
и что я защищаю сон своих подопечных
от любых треволнений.
Наконец, всем известно, что даже в голодные месяцы засухи,
когда кормилицы оставляют младенцев своих,
мои шатры полны еды и жизнь кипит в них.
Так будь же осторожна, не бери такого мужа, как я,
и не рожай от него детей!
Ты, о Ханса, желаешь иметь мужа?
Возьми неуклюжего верзилу, который только и умеет,
что пасти стада свои, потому что ты говоришь, дорогая,
что Дорейд стар, слишком стар.
Но разве он говорил тебе, что родился вчера?
И когда эти вирши распространились среди разных племен, Тумадир со всех сторон начали советовать взять в мужья Дорейда, человека со щедрой рукою и несравненными достоинствами, но она не отступила от своего решения.
Однако именно в это самое время в кровавой схватке с вражеским племенем муридов погиб брат Тумадир, доблестный всадник Моавиа. Он нашел свою смерть от руки Хашема, вождя муридов и отца прекрасной Асмы, некогда обиженной этим самым Моавиа. И смерть своего брата Тумадир оплакивала в такой похоронной песне с заунывным ритмом:
Плачьте, глаза, лейте неиссякаемые слезы! Увы!
Та, что проливает эти слезы,
оплакивает брата, которого потеряла.
Отныне между ними непроницаемая завеса — земля могилы.
О брат мой, ты ушел в воды, горечь которых нам не испить.
И ты вошел в них чистым, говоря: «Лучше умереть,
ибо жизнь лишь кружение шершней вокруг острия копья».
Мое сердце вспоминает тебя, сына отца моего и матери моей,
и я приклоняюсь к земле, как высокая трава,
и в страхе замолкаю.
Ты мертв, а еще недавно был щитом для наших племен
и главой нашего дома.
Зачем ты покинул нас?
Ты мертв, а еще недавно был маяком
и образцом для мужественных людей,
словно костер, зажженный на вершине горы.
Ты мертв, а еще недавно скакал на прекрасных кобылах
в блистательном наряде.
Доблестный герой тугой подпруги,
безбородый и прекрасный юноша,
ты уже был королем нашего племени.
О брат мой со щедрыми руками, тебя больше нет!
Ты в холодной могиле под грудой камней.
Скажи же своей кобыле Альве с прекрасной сбруей:
«Стони и плачь, броди одна, хозяина твоего больше нет!»
О сын Амра! Слава скакала рядом, когда ярость битвы
сталью своею достигала поножей твоих.
Окруженный вампирами, оседлавшими бесов,
в пламени битвы ты был рядом с товарищами.
Да, в час сражения ты презирал жизнь, и это презрение
достойно того, чтобы о нем помнили.
Сколько раз ты бросался на врагов,
ощетинившихся железными шлемами,
одетых в двойные кольчуги!
Ты был невозмутим среди ужасов,
мрачных и тягучих, как смола разразившейся бури.
Сильный и стройный, как копье, ты сиял своей юностью,
а когда в гуще битвы смерть
заливала кровью края плаща твоего,
вокруг твоей талии сверкал золотой браслет — защита твоя.
Сколько лошадей ты бросил на вражеские рати, о брат мой,
когда красный жернов сражения прокатывался
по храбрейшим из обоих лагерей!
Ты заставлял звенеть кольца
и пластины кольчуги скакуна своего —
и они прыгали и трепетали на его боках.
Ты приводил в движение копье свое —
и его острие метало молнии в поисках тел врагов,
чтобы пронзить их до самых чресл.
Ты был отважным тигром, который, вооруженный
зубами и когтями, бросался в горнило сражения.
Сколько бедных пленников, испуганных, словно антилопы,
первыми каплями дождя, счастливых, что остались
в живых, прошли пред войсками твоими!
Сколько красивых, бледнолицых,
обезумевших от страха и ужаса женщин ты спас,
в то время как кипела схватка!
От скольких несчастий ты их уберег,
ведь от ужасов битвы у беременных
могли бы случиться выкидыши!
О, сколько матерей, если бы не твоя сабля,
лишились бы сыновей своих!
О брат мой, какие чудесные песни пел ты во время битвы,
они будут жить среди нас вечно! Ах!
Да погаснут звезды со смертью щедрого сына Амра!
Пусть солнце лишится лучей своих —
ты был нашим солнцем и звездою нашей!
Теперь, когда тебя больше нет, о брат мой,
кто примет странника в доме своем,
когда с мрачного севера дуют свистящие ветры?
Ты кормил нас стадами своими
и защищал странников войсками своими,
а теперь твой прах покоится там, где вырыли могилу.
Теперь ты в скорбном доме смерти,
среди могил предков, над которыми пролетели дни и годы,
среди деревьев, и на могиле твоей ветви оливы.
О брат мой, прекрасное дитя Сулаймидов,
как мучительна эта потеря!
Она подавляет мою решимость и мужество.
Как лишенная дитя мать качает пустую колыбель,
чтобы утолить свою боль и нежность, —
так я страдаю от невозвратимой утраты, о брат мой!
Слезы мои по тебе никогда не иссякнут,
рыдания мои никогда не умолкнут.