Таков был кодекс поведения, установленный Тофаилом для переработки угощений в городе Куфе. И по правде говоря, Тофаил был отцом этих сокрушителей еды и венцом нахлебников.
Но на этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно приостановила свой рассказ.
А когда наступила
она сказала:
Таков был кодекс поведения, установленный Тофаилом для переработки угощений в городе Куфе. И по правде говоря, Тофаил был отцом этих сокрушителей еды и венцом нахлебников.
И вот один из тысячи эпизодов из его жизни. Один житель города пригласил своих друзей, чтобы отведать вместе с ними блюдо из прекрасно приготовленной рыбы. И вот в дверях послышался всем известный голос Тофаила, говорящего с рабом-привратником.
И тогда один из гостей воскликнул:
— Да сохранит нас Аллах от этого сокрушителя еды! Вы все знаете невероятные способности Тофаила, поэтому давайте поспешим уберечь этих прекрасных рыб от его зубов — спрячем их в углу комнаты, оставив на подносе только очень маленьких рыбок. И когда он съест маленьких, поскольку есть ему будет больше нечего, он уйдет, а мы будем лакомиться большой рыбой.
И поспешно большая рыба была отложена в сторону. И затем вошел Тофаил и, непринужденно улыбаясь, бросил всем: «Салам!» И, услышав в ответ: «Бисмиллах!», он протянул руку к подносу, но, увы, там были только никчемные недоростки. И гости, радуясь своей задумке, сказали ему:
— Эй! Господин Тофаил, что ты думаешь об этих рыбах? Кажется, это блюдо тебе не нравится.
Он же ответил:
— Уже долгое время я в плохих отношениях с рыбным семейством, я очень зол на них, потому что мой бедный отец, который утонул в море, был ими съеден.
И гости сказали ему:
— Хорошо, теперь у тебя есть прекрасная возможность отомстить за своего отца, съев этих малышек.
И Тофаил ответил:
— Вы правы, но подождите! — И он схватил одну из рыбок и поднес ее к уху. А его ненасытный глаз нахлебника уже заметил отодвинутый в угол комнаты поднос с большой рыбой. И вот, казалось бы, внимательно прислушавшись к маленькой жареной рыбке, он внезапно воскликнул: — Вот это да! Знаете, что мне только что сказал этот малыш из мальков?
И гости ответили:
— Нет, клянемся Аллахом! Откуда нам знать?
И Тофаил сказал:
— Ну знайте тогда, что он сказал мне следующее: «Я не был свидетелем смерти твоего отца, — да пребудет он в милости Аллаха! — да я и не мог этого видеть, поскольку я слишком молод, меня тогда и на свете не было». Затем он прошептал мне на ухо следующие слова: «Возьми лучше ту красивую большую рыбу, которая спрятана в углу, и отомсти за себя, ибо это и есть одна из тех, что когда-то набросились на твоего покойного отца, и именно они его и съели».
Услышав эти слова Тофаила, гости и хозяин дома поняли, что их хитрость была разгадана нахлебником. И они поспешили подать прекрасную рыбу Тофаилу и сказали ему со смехом:
— Ну съешь ее тогда поскорее и пусть она вызовет у тебя несварение желудка!
Затем молодой человек сказал своим слушателям:
— А теперь послушайте печальную историю прекрасной рабыни судьбы.
ВЕЛЕНИЕ СУДЬБЫ
Летописцы и хронисты рассказывают, что третий из аббасидских халифов, эмир правоверных Мухаммед ибн Мансур аль-Махди[95], умирая, оставил трон своему старшему сыну Мусе аль-Хади, которого он не любил и к которому даже испытывал сильное отвращение. Однако он ясно дал понять, что после смерти аль-Хади непосредственным преемником власти должен стать его любимый сын Гарун аль-Рашид, а не старший сын аль-Хади.
Но когда аль-Хади был провозглашен эмиром правоверных, он начал с растущей завистью и подозрением наблюдать за своим братом Гаруном аль-Рашидом, и он сделал все, что мог, чтобы лишить Гаруна права на наследство. Однако мать Гаруна, проницательная и преданная аль-Хайзуран, никогда не переставала пресекать все интриги, направленные против ее сына. И в конечном итоге аль-Хади возненавидел ее, как собственного брата, и он смешивал их обоих в одном своем злобном чувстве и только и ждал возможности заставить их исчезнуть.
И вот однажды аль-Хади сидел в своих садах под богатым куполом, поддерживаемым восьмью колоннами, у которых было четыре отверстия, и каждое из них выходило на одну из точек в небе. У его ног сидела его любимая прекрасная рабыня Гайда, которой он владел всего сорок дней. И еще рядом был музыкант Ишах ибн Ибрагим из Мосула. И любимица аль-Хади в этот момент пела под аккомпанемент самого Ишаха. И халиф подрагивал от удовольствия ногами, так ему было приятно. Наступала ночь, и луна взошла между деревьями, и вода журчала в тени под деревьями, и порывы ветра мягко вторили ей.
И вдруг халиф, потемнел лицом и нахмурился. И вся его веселость исчезла, и мысли его стали черными, как осадок на дне чернильницы. И после долгого молчания он сказал глухим голосом:
— У каждого своя судьба. И ничто не остается, кроме жизни вечной. — И он снова погрузился в зловещее молчание, которое внезапно прервал, воскликнув: — Скорее позовите сюда Масрура, меченосца!
А именно этот Масрур, исполнитель мести и гнева халифа, был опекуном аль-Рашида в детстве и носил его на руках и на плечах своих. И вскоре он прибыл и предстал перед аль-Хади, который сказал ему:
— Немедленно пойди к моему брату аль-Рашиду и принеси мне его голову!
В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Затем аль-Хади сказал меченосцу Масруру:
— Немедленно пойди к моему брату аль-Рашиду и принеси мне его голову!
И, услышав эти слова, которые были смертным приговором тому, в адрес кого они произносились, Масрур был ошеломлен и словно громом поражен. И он прошептал:
— Мы принадлежим Аллаху, и все мы вернемся к Нему.
И он наконец вышел от халифа, шатаясь, как пьяный.
И он пошел, находясь на пределе возбуждения, чтобы найти принцессу аль-Хайзуран, мать Мусы аль-Хади и Гаруна аль-Рашида. И она увидела его, сбитого с толку и расстроенного, и спросила его:
— Что случилось, о Масрур? Почему ты появился здесь в этот час, так поздно ночью? Скажи мне, что с тобой?
И Масрур ответил:
— О госпожа моя, нет прибежища и силы, кроме как во Всевышнем Аллахе! Вот наш господин халиф аль-Хади, сын твой, только что отдал мне такой приказ: «Немедленно иди к моему брату аль-Рашиду и принеси мне его голову».
И аль-Хайзуран, услышав эти слова меченосца, исполнилась трепета, и ужас спустился в ее душу, и горькие чувства охватили сердце ее. И она опустила голову и на мгновение задумалась, затем сказала Масруру:
— Скорее пойди к моему сыну аль-Рашиду и приведи его сюда!
И Масрур ответил, что слушает и повинуется, и ушел.
И он вошел в комнату Гаруна. А Гарун к этому времени уже был раздет и лежал в постели, его ноги были под одеялом. И Масрур быстро сказал ему:
— Встань во имя Аллаха, о мой воспитанник, и немедленно пойдем со мною к госпоже, твоей матери, она зовет тебя!
И аль-Рашид встал и, наскоро одевшись, прошел с Масруром в покои Сетт Хайзуран. И как только она увидела своего любимого сына, встала, подбежала к нему, поцеловала его и, не говоря ни слова, затолкала его в маленькую потайную комнату, дверь которой она закрыла за ним, а он не стал даже протестовать или просить объяснений.
И после этого Сетт Хайзуран послала за главными людьми дворца халифа. И когда все они собрались в ее покоях, она сказала им из-за шелковой занавески гарема следующее:
— Я прошу вас во имя Всевышнего и во имя Его благословенного пророка, скажите, слышали ли вы когда-нибудь, что мой сын аль-Рашид имел какое-либо попустительство, отношения или связи с врагами власти халифа или с зиндиками[96] или что он когда-либо пытался совершить хоть малейшую попытку неповиновения или восстания против своего правителя аль-Хади, моего сына и вашего повелителя?
И все единогласно ответили:
— Нет, никогда.
И Хайзуран немедленно продолжила:
— Знайте же, что в этот час мой сын аль-Хади посылает принести голову своего брата аль-Рашида. Вы можете объяснить мне причину этого?
И все были так потрясены и изумлены, что никто не осмелился произнести ни слова. Но визирь Рабиа встал и сказал меченосцу Масруру:
— Иди сейчас же и предстань между рук халифа! И когда он увидит тебя, спросит: «Ты закончил?», а ты ответишь ему: «Твоя любимая аль-Хайзуран, мать твоя, жена твоего покойного отца аль-Махди, мать брата твоего, увидела меня, когда я бросился к аль-Рашиду, она остановила меня и оттолкнула. И вот я перед тобой, так и не сумевший выполнить твой приказ».
И Масрур вышел и сразу пошел к халифу.
И как только аль-Хади увидел его, он сказал ему:
— Ну что? Где то, о чем я просил тебя?
И Масрур ответил:
— О господин мой, принцесса Хайзуран, моя госпожа, видела, как я бросился на твоего брата аль-Рашида; она остановила меня, и оттолкнула меня, и помешала мне выполнить мою миссию.
И халиф, находясь на грани негодования, встал и сказал Ишаху и певице Гайде:
— Оставайтесь здесь, где сидите, пока я не вернусь!
И он пришел к матери своей Хайзуран и увидел всех сановников и эмиров, собравшихся у ее дома. И принцесса, увидев его, поднялась;
и все люди, которые были в зале, тоже встали. И халиф, повернувшись к своей матери, сказал ей задыхающимся от гнева голосом:
— Почему, когда я что-то хочу и приказываю, ты противишься моим желаниям?
И Хайзуран воскликнул:
— Да сохранит меня Аллах, о эмир правоверных, от противодействия любому твоему желанию! Но я только хочу, чтобы ты мне сказал, почему ты требуешь смерти моего сына аль-Рашида. Это твой брат и твоя кровь, он подобен тебе душой и наследием отца твоего.