Тысяча и одна ночь. В 12 томах — страница 18 из 48

— Да избавит тебя Аллах от скорби и печали, о господин мой! Почему я вижу тебя плачущим? И что может тебя огорчать? Если у тебя тяжело на сердце, почему бы тебе не раскрыть мне причину, по который ты чувствуешь тяжесть на сердце и горечь в душе?

И Джафар ответил:

— О брат мой, я чувствую, что моя грудь сжимается до крайности, и я хотел бы пройтись немного по улицам Дамаска, и я также хотел бы успокоить свой разум видом мечети Омейядов.

И Аттаф Щедрый ответил:

— Кто же может остановить тебя, брат мой? Разве ты больше не свободен гулять где хочешь, и освежать душу как хочешь, чтобы твоя грудь расширилась, а твой дух расцвел и возрадовался?! По правде говоря, о брат мой, все это пустяки, иди куда твоей душе угодно!

И Джафар уже собирался выйти, когда хозяин остановил его, чтобы сказать ему:

— О господин мой, только, будь добр, подожди минутку, чтобы мои люди могли оседлать для тебя скакуна!

Но Джафар ответил:

— О друг мой, я предпочитаю пойти пешком, ибо человек, сидящий на лошади, едва ли может развлечься, глядя вокруг себя и наблюдая; скорее люди, на него смотрящие, будут развлекаться, глядя на него и наблюдая за ним.

И Аттаф Щедрый сказал ему:

— Хорошо. Но позволь мне хотя бы дать тебе этот кошелек с динарами, чтобы ты мог делать подарки по дороге и раздавать деньги пригоршнями, бросая их в толпу, — и добавил: — Теперь ты можешь отправляться на прогулку, и пусть она успокоит твой разум, умилостивит тебя и вернет тебе радость и удовлетворение!

И Джафар, следуя пожеланиям своего щедрого хозяина, взял у него кошелек с тремястами динарами, а затем покинул дом своего друга.

И шел он медленно, угнетаемый своими мыслями об условиях, наложенных на него халифом, ведь он пытался их выполнить, но пока так и не нашел человека, который мог бы догадаться о содержании книги. И в это время он подошел к великолепной мечети, поднялся по тридцати мраморным ступеням главного входа и с восхищением осмотрел прекрасную фаянсовую облицовку, позолоту, драгоценные камни и великолепный мрамор, украшавшие ее со всех сторон, а также прекрасные бассейны, в которых текла такая чистая и вода, что ее не было видно. И он произнес молитву, и послушал проповедь, и оставался там до полудня, чувствуя, как великая свежесть опускается на душу его и успокаивает сердце. Затем он вышел из мечети и у дверей стал раздавать милостыню нищим, произнося следующие стихи:

Я видел красавиц, идущих в мечети Джуллага,

На стенах священных лежит там печать красоты.

Их двери всегда открываются настежь любому,

Кто хочет в тиши под священные своды войти.

А затем он покинул прекрасную мечеть и продолжил свою прогулку по кварталам и улицам, глядя и наблюдая, пока не пришел к великолепному дому, окна которого были украшены радующей глаз серебряной и золотой каймою, и в каждом окне висели шелковые занавеси.

Перед дверью дома стояла мраморная скамья, покрытая ковром. И поскольку Джафар уже чувствовал усталость от прогулки, он сел на эту скамью и стал думать о себе, о своем состоянии, о событиях последних дней и о том, что могло произойти во время его отсутствия в Багдаде. И вдруг в одном из окон раздвинулась занавеси — и появилась белая рука, обладательница которой держала маленькую золотую лейку. И своим восхитительным лицом и задумчивым взглядом она была похожа на полную луну, одиноко проходящую по небесному своду. И красавица задержалась на мгновение, чтобы полить цветы в ящиках на окне: базилик, жасмин, гвоздику и флоксы. И ее грация, когда она поливала эти душистые цветы собственной рукой, была исполнена совершенства. И Джафар, увидав ее, почувствовал, как его сердце забилось от любви. И он встал во весь рост и поклонился ей до земли. А девушка, закончив поливать растения, посмотрела на улицу и увидела наклонившегося до земли Джафара. И сначала она хотела закрыть окно и исчезнуть, но затем передумала и, перегнувшись через подоконник, сказала Джафару:

— Разве этот дом — твой дом?

А он ответил:

— Нет, о госпожа моя! Клянусь Аллахом, этот дом — не мой дом, но раб, стоящий у его дверей, — твой раб! И он ждет твоих приказов!

И она сказала:

— А раз этот дом не твой, что ты там делаешь и почему не уходишь?

И он ответил:

— Это потому, йа ситти, что я остановился здесь, дабы сочинить несколько строчек в твою честь.

И она спросила:

— А что ты мог бы сказать обо мне в своих стихах, о незнакомец? И Джафар прочитал стихи, которые тут же сочинил:

Она явилась в белом одеянье,

Бросая взоры томные вокруг.

И я сказал ей: «Дивная красотка,

Пошли привет мне взором удивленным —

И буду счастлив тем я целый день!

О, Кто украсил твои щеки розой,

Тому подвластна сила красоты!»

И когда, несмотря на эти стихи, она хотела уйти, он воскликнул:

— Подожди, пожалуйста, о госпожа моя! Вот другие строки, которые я прочел на твоем лице и в выражении твоих глаз!

И она спросила:

— И что ты можешь сказать по этому поводу?

И он прочитал следующие стихи:

Ее лицо сквозь занавес оконный

Сияет, как луна за облаком туманным,

И освещает тени старых храмов,

Где поклоняются красе ее небесной.

На лбу ее цветенье роз нежнейших,

Румянец яблок на щеках разлит привольно,

От взглядов томных — сердца трепетанье.

Ее увидишь — и сгоришь в огне желанья.

Услышав эту импровизацию, девушка сказала Джафару:

— Ты преуспел. Но это не более чем слова.

И, бросив на него пронзительный взгляд, она закрыла окно и быстро исчезла. И визирь Джафар терпеливо остался ожидать на скамье, надеясь, что окно откроется во второй раз и ему будет позволено еще раз взглянуть на эту восхитительную красавицу. И каждый раз, когда ему хотелось встать и уйти, его чувства кричали ему: «Сиди!» И так он сидел, пока не наступил вечер. А потом он встал и с трепещущим сердцем вернулся в дом Аттафа Щедрого. И он нашел там его самого, Аттаф ждал его у входа в дом свой, стоя на пороге. И, увидев Джафара, он воскликнул:

— О господин мой, ты сегодня очень огорчил меня своим отсутствием! И мои мысли из-за долгого ожидания и такой задержки были только о тебе!

И он бросился ему на грудь и поцеловал его между глаз. Но Джафар ничем не ответил на это и был сумрачен. И Аттаф посмотрел на него и прочитал многое на его лице, обнаружив, что тот сильно изменился, пожелтел и был встревожен.

И он сказал ему:

— О господин мой, я вижу, что ты расстроен и дух твой в смятении!

И Джафар ответил:

— О господин мой, с тех пор как я оставил тебя, я страдал от сильной головной боли и нервной дрожи, потому что в эту ночь я отлежал себе ухо. И в мечети я не слышал даже молитвы, которые читали верующие. И мое состояние плачевное, и оно достойно жалости.

Затем Аттаф Щедрый взял своего гостя за руку и повел в комнату, где они обычно любили разговаривать. И рабы принесли тарелки с едой для ужина. Но Джафар ничего не смог съесть и ни к чему не притронулся.

И юноша спросил его:

— Почему, о господин мой, ты не притрагиваешься к еде?

И он ответил:

— Это потому, что еда сегодня утром была для меня тяжела, и она теперь мешает мне поужинать. Но никаких других причин нет. Я надеюсь, что после сна все пройдет, и завтра мой желудок уже снова будет пустым.

В результате Аттаф приготовил кровать для Джафара раньше, чем обычно, и Джафар прилег на нее в подавленном состоянии души своей. И он натянул на себя одеяло и стал думать о юной девушке, о ее красоте, элегантности, обаянии, великолепии, о ее гармоничных пропорциях и обо всем, что Даритель благ — да будет Он прославлен! — даровал ей. И он забыл все, что случилось с ним в его прошлые дни: историю с халифом, положение, семью, друзей, страну. И мысли его теснились так, что у него закружилась голова и его тело было опустошено. И он вертелся и ворочался на кровати до утра. И он чувствовал, что тонет в море любви.

И когда они встали в свой обычный час, Аттаф поднялся первым, наклонился над ним и спросил:

— Как твое здоровье? В эту ночь все мои мысли были о тебе. И я видел, что ты всю ночь не мог заснуть.

И Джафар ответил:

— О брат мой, я нездоров, у меня нет сил.

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ВОСЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Брат мой, я нездоров, у меня нет сил.

Услышав эти слова, Аттаф Щедрый был доведен до крайнего предела волнения и немедленно послал белого раба найти врача. И раб поспешно ушел, чтобы выполнить этот приказ, и вскоре вернулся с лучшим доктором Дамаска и самым искусным врачом своего времени.

И доктор, великий хаким[19], подошел к Джафару, который лежал на своей постели с потерянным видом, посмотрел ему в лицо и сказал:

— Не тревожься при виде меня, и пусть дар здоровья вернется к тебе! Дай мне руку!

И он взял его за руку, пощупал пульс и увидел, что все было на своих местах, без каких-либо нарушений, и ничего не болело, и что пульсация была насыщенной, и что паузы между сердцебиениями были регулярными. И, заметив все это, он понял причину его состояния — его пациент болен от любви. Однако он не хотел говорить ему о своем открытии перед Аттафом. И чтобы поступить тактично и осмотрительно, он взял лист бумаги и написал на нем свой рецепт. И он осторожно положил эту бумагу под голову Джафара, сказав ему:

— Лекарство под твоей головой. Я прописал тебе микстуру, и, если ты примешь ее, ты вылечишься.

Сказав это, хаким попрощался с Джафаром, чтобы пойти лечить других больных, которых было много.

Аттаф же проводил его до дверей и спросил:

— О хаким, что с ним?

И тот ответил: