[22], Даджлу[23], Евфрат, реку Басры[24], реку Антиохии — Оронт[25], Нил египетский, и все соленые моря, и все океаны с их безднами, — я не дам тебе ни кусочка из того, что ем сам.
Но если ты хочешь отведать белого цыпленка, теплый хлеб, нежную баранину, всевозможные джемы и выпечку Аллаха, то тебе нужно лишь постучаться в дом великого визиря Джафара, сына Яхьи Бармакида, ибо он получил гостеприимство в Дамаске от человека по имени Аттаф, и теперь в его честь и ради памяти об этом он распространяет свои блага, и он не встает и не ложится спать, не сказав доброго слова об этом человеке.
Когда Аттаф услышал эти слова от бродяги с так хорошо набитой сумой, он поднял глаза к небу и сказал в душе своей: «О Ты, чьи замыслы непостижимы, Ты снова изливаешь благословения Свои на слугу Твоего!» И он произнес следующие стихи:
Доверь свои дела Творцу,
Когда увидишь, что зашел в тупик.
Присядь спокойно, подыши
И отгони печали прочь.
Не думай больше ни о чем —
Пусть Он решит, как поступить.
Затем он пошел к торговцу бумагой и попросил его подарить ему на бедность листок бумаги ровно такого размера, чтобы написать несколько слов. И купец был достаточно любезен, чтобы удовлетворить его просьбу. А Аттаф написал на листке следующее: «От твоего брата Аттафа, который известен Аллаху. Да не возгордится тот, кто владеет миром, ибо однажды он будет свергнут и останется один в прахе со своей горькой судьбой. И если бы ты увидел меня, то не узнал бы из-за мой бедности и несчастий, поскольку время обратилось вспять, а голод, жажда и тяготы долгого путешествия довели мою душу и тело до истощения. И вот я нашел тебя, когда приехал сюда. Уассалам!»
Затем он сложил бумагу и, поблагодарив хозяина, вернул ему писчие принадлежности. И он спросил, где находится дом Джафара. И когда ему указали на него, он остановился и встал перед дверью на некотором расстоянии от нее. И привратники видели, как он стоял там, не говоря ни слова. И с ним тоже не разговаривали. И когда он стал чувствовать себя очень смущенным в этой ситуации, евнух, одетый в великолепную мантию и опоясанный расшитым золотом поясом, прошел мимо него. И Аттаф подошел к нему, поцеловал его руку и сказал ему:
— О господин мой, посланник Аллаха (мир ему и молитвы!) сказал: «Помощник доброго дела подобен тому, кто сам делает доброе дело, и тот, кто это делает, принадлежит к благословенным Аллахом на небесах».
И евнух спросил:
— И что тебе нужно?
Он же сказал:
— Я хочу, чтобы твоя милость отнесла эту бумагу хозяину этого дома, сказав ему: «Твой брат Аттаф у дверей».
Однако, услыхав эти слова, евнух пришел в ярость, глаза его повылезали из орбит, и он воскликнул:
— О наглый лжец! Значит, ты утверждаешь, что являешься братом визиря Джафара?! — И рукой, которой сжимал палку с золотым набалдашником, он ударил Аттафа по лицу.
И кровь хлынула по лицу Аттафа, и он упал наземь, потому что усталость, голод и слезы сильно ослабили его. Однако в священной книге сказано: «Аллах вложил инстинкт добра в сердца некоторых рабов своих, так же как Он вложил инстинкт зла в сердца других». Вот почему второй евнух, который издалека наблюдал за происходящим, подошел к первому, и он был полон гнева и негодования и из-за того, что произошло, и из жалости к Аттафу.
И первый евнух сказал второму:
— Разве ты не слышал, он утверждал, что является братом визиря Джафара?!
И второй евнух ответил ему:
— О человек зла, сын зла и раб зла! О проклятый! О свинья! Быть может, Джафар — один из наших пророков? Разве он не такая же тварь под солнцем, как и все мы? И не все ли люди братья, имея по отцу в родственниках Адама, а по матери — Хавву? И разве не сказал поэт:
Как посмотреть, так люди все как братья,
В родстве Адам у них, по матери же — Хавва.
И разве разница меж ними не сводится, по сути, лишь к разной степени доброты сердца?
И, сказав это, он наклонился над Аттафом, поднял его и помог сесть. И он вытер кровь, стекавшую по его лицу, умыл его, стряхнул пыль с его одежды и спросил:
— О брат мой, чего тебе надобно?
На что Аттаф ответил:
— Я только хочу, чтобы эту бумагу доставили Джафару и передали ему в руки.
И сострадательный слуга взял листок из рук Аттафа и вошел в залу, где стоял великий визирь Джафар Бармакид среди своих подчиненных, родственников и друзей, сидящих бок о бок. И одни из них сидели справа от него, а остальные — слева. И все пили, и читали стихи, и радовались игре на лютне и восхитительным песням. И визирь Джафар с чашей в руке сказал окружающим:
— О все собравшиеся! Если не видишь человека, это не мешает его присутствию в сердце твоем. И ничто не может помешать мне думать о моем брате Аттафе и говорить о нем. Он самый великолепный человек своего времени. Он подарил мне лошадей, молодых белых и черных рабынь, юниц, а также красивые, роскошные вещи в количестве, достаточном для составления приданого для жены моей. И если бы он этого не сделал, я, несомненно, был бы сломлен и пропал бы без его помощи. Он был моим благодетелем, не зная, кто я, и он был щедр, не думая о прибыли или процентах.
Услышав эти слова своего господина, благочестивый слуга возрадовался в душе своей, он подошел к Джафару, склонил перед ним шею и голову и протянул ему бумагу. И Джафар взял ее и, прочитав, пришел в такое смятение, что выглядел как человек, выпивший яд. И он потерял контроль над собой и упал навзничь, все еще держа в руках хрустальную чашу и бумагу. И чаша раскололась на тысячу частей и ранила его глубоко в лоб. И из раны потекла кровь, а бумага выскользнула из рук его.
И когда слуга увидел все это, он поспешил убежать со всех ног, опасаясь последствий. И друзья визиря Джафара подняли своего залитого кровью хозяина. И они восклицали:
— Нет более силы, кроме как у Всевышнего! Эти проклятые слуги всегда ведут себя одинаково: они тревожат жизнь владык своими просьбами, причиняя им беспокойство! Клянусь Аллахом! Тот, кто написал эту записку, заслуживает того, чтобы его притащили к вали, который прикажет нанести ему пятьсот ударов палкой, а затем бросит его в тюрьму!
И соответственно, рабы визиря пошли на поиски того, кто написал эту бумагу. Однако Аттаф предотвратил все розыски, сказав:
— Это я, о господа мои!
И тогда они схватили его, притащили к вали и потребовали для него пятьсот ударов палками. И вали даровал их ему. И кроме того, на тюремных цепях, которые надели на Аттафа, было написано: «На всю жизнь». Вот как они поступили с Аттафом Щедрым. И его снова бросили в темницу, где он пробыл еще два месяца и где его следы были затеряны и стерты.
А по прошествии этих двух месяцев у эмира правоверных Гаруна аль-Рашида родился ребенок, и Гарун по этому поводу приказал щедро раздать милостыню, а заключенных освободить из тюрем и темниц. И среди тех, кто был таким образом освобожден, оказался и Аттаф Щедрый.
И когда Аттаф вышел из тюрьмы ослабленным, голодным, больным и полуобнаженным, он поднял глаза к небу и воскликнул:
— Благодарю Тебя, Создатель, при любых обстоятельствах! — Он зарыдал и добавил: — Я пострадал таким образом, без сомнения, из-за какой-то вины и действий, совершенных мною в прошлом, поскольку Аллах одарил меня Своими лучшими милостями, я же ответил Ему непослушанием. Однако я умоляю Его простить меня, ибо я сознаю, что зашел слишком далеко в разврате и в своем мерзком поведении.
Затем он прочитал следующие стихи:
О мой Создатель, Твой смиренный раб
Порой грешит наперекор закону,
Хотя во власти он Твоей, зависим от Тебя.
Но коли жизнь сладка, ужель молиться Богу?
Прости его за то, забывчив он и глуп.
И он снова прослезился и подумал про себя: «Что же мне теперь делать? Если я направлюсь в свою страну, то, поскольку я очень слаб, наверняка умру раньше, чем до берусь туда. А если мне все-таки удастся, к моему счастью, добраться туда, то моя жизнь не будет ничем защищена, и я окажусь среди нищих, умоляя их принять меня к себе, но никто из них не допустит меня в корпорацию, поскольку меня никто среди них не знает, и от меня не будет никакой помощи или пользы. Поэтому лучше я оставлю заботу о своей судьбе Хозяину судеб…»
В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И он снова прослезился и подумал про себя: «Что же мне теперь делать? Если я направлюсь в свою страну, то, поскольку я очень слаб, наверняка умру раньше, чем доберусь туда. А если мне все-таки удастся, к моему счастью, добраться туда, то моя жизнь не будет ничем защищена, и я окажусь среди нищих, умоляя их принять меня к себе, но никто из них не допустит меня в корпорацию, поскольку меня никто среди них не знает, и от меня не будет никакой помощи или пользы. Поэтому лучше я оставлю заботу о своей судьбе Хозяину судеб. Теперь все обернулось против меня, и все произошло совсем не так, как я ожидал. И поэт был прав, когда сказал:
О милый, добрый друг! Объехал целый свет
С востока я на запад. Но все, что увидал,
Лишь горести и беды. Видал я много лиц,
Но равного тебе, я каюсь, не нашел».
И он снова заплакал и воскликнул:
— О Боже! Дай мне терпения!
После чего он встал, пошел к мечети, вошел в нее и оставался там до полудня. И когда его голод усилился, он сказал себе: «Клянусь Твоим великодушием и Твоим величием, о Создатель, я не буду просить ни у кого, кроме Тебя!» И он оставался в мечети, не протягивая руку ни к одному правоверному, до наступления темноты. А потом он вышел из нее, сказав себе: «Я помню слова пророка, — мир ему и благословение Аллаха! — который сказал, что Аллах позволяет спать в святилище, но лучше оставить его для поклоняющихся Ему, потому что святилище предназначено для молитвы, а не для сна». И он некоторое время гулял по улицам и наконец пришел к какому-то разрушенному зданию, в которое он вошел, чтобы переночевать там. Но в темноте он споткнулся обо что-то и упал лицом вниз. И он почувствовал, что споткнулся о труп только что убитого человека. И нож, которым он был убит, лежал рядом на полу. И Аттаф, обнаружив это, быстро встал. Но его лохмотья уже были залиты кровью, и он оставался там некоторое время, не двигаясь и находясь в полной растерянности, и он не знал, что делать, и говорил себе: «Остаться или лучше убежать?» И пока он предавался таким раздумьям, к развалинам подошел вали со своими стражами, и Аттаф крикнул им: