Однако через несколько дней я почувствовал желание вернуться в свое царство, и я попросил разрешения отца жены моей уйти. И хотя ему и царице было больно расставаться со своей дочерью, они не захотели противодействовать моему желанию. И они приказали приготовить для нас золоченую колесницу, запряженную шестью парами воздушных джиннов, и преподнесли мне в качестве подарка огромное количество драгоценных камней, великолепных самоцветов. И после прощания и пожеланий благоденствия мы были перемещены в одно мгновение, достаточное для того, чтобы закрыть глаза и тут же открыть их, в мой город Вакак.
И теперь ты знаешь, о юноша, что эта красавица со связанными за спиной руками, которую ты видишь перед собой, — дочь царя джиннов первого ранга, и она моя супруга, и зовут ее Сосновая Шишечка. И это о ней я рассказывал до сих пор, и именно о ней я собираюсь продолжить свой рассказ.
И вот однажды ночью, спустя некоторое время после моего возвращения, я спал рядом со своей женой Сосновая Шишечка. И из-за сильной жары я проснулся вопреки своей привычке крепко спать и заметил, что, несмотря на температуру той душной ночи, ноги и руки моей Сосновой Шишечки были холоднее снега. И меня тоже стал охватывать этот необычный холод, и, подозревая, что с моей женой не все в порядке, я нежно разбудил ее и сказал ей:
— Моя прелесть, твое тело такое холодное! Тебе нездоровится? Что ты чувствуешь?
Но она ответила мне равнодушным тоном:
— Ничего страшного. Некоторое время назад я удовлетворила малую потребность, и из-за омовения, которое я сделала после этого, мои ноги и руки стали такими холодными.
И я поверил, что она говорит правду, и, не сказав более ни слова, повернулся и снова заснул. Однако несколько дней спустя произошло то же самое, и жена моя после моих расспросов дала мне то же объяснение. Но на этот раз я не был им удовлетворен, и смутные подозрения зародились в голове моей. И с тех пор я забеспокоился. Однако…
В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Но на этот раз я не был им удовлетворен, и смутные подозрения зародились в голове моей. И с тех пор я забеспокоился. Однако я спрятал эти подозрения в шкатулку своего сердца и приложил язык — замок молчания — к ее дверце. И чтобы отвлечься от беспокойных мыслей, я пошел в конюшню посмотреть на своих прекрасных лошадей. И я увидел, что лошади, которых я оставил для личного пользования из-за того что их скорость превышала скорость ветра, стали такими худыми и истощенными, что кости протыкали их кожу, а их спины были поцарапаны в нескольких местах. И я, не зная, что и продумать, подозвал к себе конюших и сказал им:
— О сукины дети! Что это такое?! И как это случилось?!
И они бросились лицом вниз наземь перед моим гневом, и один из них приподнял голову и, дрожа, сказал мне:
— О господин наш, если ты пощадишь меня, я расскажу тебе кое-что. Это секретное дело.
И я бросил ему платок безопасности, сказав:
— Говори истинно и не скрывай от меня ничего!
Тогда он сказал:
— Знай, о господин наш, что каждую ночь сюда в конюшню непременно приходит царица, госпожа наша, одетая в свои царские одежды и украшенная своими драгоценностями, как Балкис[47] в своих нарядах. И она выбирает одну из лошадей твоей милости, чтобы прокатиться на ней, отправившись на прогулку. А когда ближе к концу ночи она возвращается, лошадь уже ни на что не годится и падает на землю от изнеможения. И такое положение дел длится долго, о чем мы никогда не осмеливались сообщить твоей милости, о царь наш.
И тогда, узнав все эти странные подробности, я забеспокоился в сердце своем, и мое беспокойство возросло, и подозрения пустили глубокие корни в голове моей. И этот день я провел, не имея ни минуты покоя, и совершенно не мог думать о государственных делах. И я ждал с нетерпением ночи, и от этого ожидания мои ноги и руки дрожали, несмотря на всю мою волю. Итак, с наступлением ночи, в час, когда я обычно отправлялся в покои жены своей, я вошел к ней и обнаружил, что она уже разделась и протягивает ко мне руки. И она сказала мне:
— Я очень устала и просто хочу лечь спать. Сон уже накатывает на глаза мои. Давай спать!
Я же, со своей стороны, знал, как скрыть свое волнение, беспокойство и внутренний беспорядок, и, притворившись, что еще более утомлен, чем она, я лег рядом с нею и, хотя бодрствовал, начал глубоко дышать и захрапел, как те, что спят в хане.
И тогда эта злосчастная женщина поднялась, как маленькая кошка, и поднесла к моим губам чашку, содержимое которой она вылила мне в рот. И у меня хватило сил не выдать себя, и, отвернувшись к стене, сделав вид, что сплю, я молча выплюнул в подушку жидкий банж, который она налила мне. А она, не сомневаясь в его действии, встала с кровати и стала ходить по комнате. И она умылась и привела себя в порядок, нанеся себе на глаза тени, и блеск на волосы, и индийскую сурьму на брови, она подкрасила губы, надушилась летучей эссенцией из роз, украсила себя драгоценностями, и походка у нее сделалась как у пьяной.
Затем, дождавшись, пока она выйдет, я встал с постели и, накинув на плечи накидку с капюшоном, крадучись пошел за нею босиком. И я увидел, как она вошла в конюшню и выбрала себе красивую и легкую на ходу лошадь. И она села на нее и ускакала. И я сначала тоже хотел сесть на лошадь, чтобы следовать за нею, но я подумал, что стук ее копыт долетит до ушей моей бесстыдной жены и таким образом она узнает то, что должно было оставаться скрытым от нее. Поэтому, затянув пояс на своей талии, как это делают гонцы, я бесшумно пустился бежать за лошадью жены моей. И когда я спотыкался, я вставал, и когда я падал — поднимался, не падая духом. И так я продолжал свой бег, ушибая ноги о каменистую дорогу.
А теперь, о молодой человек, знай, что я не приказывал борзой с золотым ошейником, стоящей перед тобою, следовать за мной. Однако она выскочила из псарни и побежала рядом со мной, охраняя меня верой и правдой и не подавая голоса.
И по прошествии нескольких часов этого безудержного бега жена моя прибыла на голую равнину, где стоял только один дом, низкий, построенный из глины, и в нем жили негры. И она спешилась и вошла в этот дом негров. И я хотел оказаться позади нее, но дверь закрылась, прежде чем я добрался до порога, и мне пришлось выяснять, в чем дело, заглядывая в окно.
И вот здоровенные, как буйволы, негры, которых было семь, встретили жену мою ужасными оскорблениями. И они схватили ее, бросили на землю и начали топтать, нанося ей такие удары, от которых, как я считал, кости ее будут сломаны, а душа вылетит вон. Однако она не только не показала, что страдает от жестокого обращения, от которого до сегодняшнего дня на ее плечах, животе и спине остались следы, но и удовлетворилась тем, что сказала неграм:
— О мои дорогие, клянусь жаром любви моей, я немного опоздала этой ночью только потому, что царь, муж мой, этот паршивый, негодный зад, не заснул в положенное время, иначе стала бы я так долго заставлять ждать душу свою, чтобы насладиться напитком нашего союза?!
И, увидав это, я уже больше не знал, где я и кто я, и мне казалось, что я стал жертвой ужасного сна. И я подумал в душе своей: «Йа Аллах! Я ни разу не ударил Сосновую Шишечку, даже розой! Как же тогда она выдерживает такие удары и не умирает?!» И пока я думал об этом, увидел, как негры, умилостивленные извинениями жены моей, раздели ее донага, сорвав с нее царские одежды, драгоценности и украшения, и бросились на нее все разом, чтобы атаковать сразу со всех сторон. И она, подвергаясь этому насилию, отвечала удовлетворенными вздохами и закатывала глаза, издавая ахи и охи. И я, будучи не в силах выносить больше это зрелище, бросился внутрь через окно и, очутившись посреди помещения, схватил одну из дубинок, которые там находились. И, воспользовавшись изумлением негров, которые подумали, что я джинн, я набросился на них и стал сбивать их с ног сильными ударами дубинки по головам. И я отшвырнул пятерых от жены моей, отправив их прямиком в ад.
Увидев это, двое других негров, которые еще оставались с женой моей, стали искали спасения в бегстве. Но мне удалось поймать одного из них, и я растянул его у своих ног, и, поскольку он был только оглушен, я схватил веревку и хотел связать ему руки и ноги. Но когда наклонился, жена моя внезапно подбежала сзади и толкнула меня с такой силой, что я повалился наземь. И негр воспользовался этой возможностью, чтобы подняться и взгромоздиться ко мне на грудь. И он уже поднимал свою дубинку, чтобы тут же меня прикончить, когда моя верная собака, эта борзая, прыгнула на него и вцепилась ему в горло. И она повалила его на землю и покатилась вместе с ним. А я сразу же воспользовался этим благоприятным моментом, чтобы взять верх над своим противником и быстро скрутить ему руки и ноги. Затем настала очередь Сосновой Шишечки, которую я поднял и тоже связал, не говоря ни слова, а из глаз моих вылетали искры гнева.
Сделав это, я вытащил негра из дома и привязал его к хвосту моего скакуна. Потом я взял жену и положил ее перед собою поперек седла, как тюк. И в сопровождении моей борзой, спасшей мне жизнь, я вернулся во дворец, где собственноручно отрубил голову негру, бездыханное тело которого, после того как его проволокли по дороге, напоминало тряпку. А после я кинул его мясо собакам своим. И я засолил его голову, вот именно эту, которую ты видишь прямо здесь, на этом ковре, перед Сосновой Шишечкой. И в качестве наказания за бесстыдство я ежедневно ставлю перед своей женою отрубленную голову ее любовника-негра, чтобы она могла на нее полюбоваться.
Что же касается седьмого негра, которому удалось бежать, то он прибыл в области Сина и Масина, где правит царь Камуз, сын Тамуза. И благодаря серии своих черных дел ему удалось скрыться под кроватью из слоновой кости принцессы Мохры, дочери царя Камуза. И в настоящее время он ее советник по любовным вопросам. И никто во дворце не знает, что он находится под кроватью принцессы.