И, услышав эти слова, Дивное Сердце улыбнулась и сказала:
— О господин мой, история твоей рабыни — странная история, и случай этот весьма удивителен, и, если бы эта история была записана иглою во внутреннем уголке глаза, она послужила бы назиданием для будущих поколений, которые будут читать ее. И в один прекрасный день, если пожелает Аллах, я расскажу тебе историю моей жизни и моего появления в Багдаде. Но на сегодня тебе будет достаточно знать, что я из Магриба и что я долго жила среди людей Магриба, — и добавила: — Я в твоих руках, и я готова следовать с тобою во дворец эмира правоверных.
И Ишах, у которого был весьма сдержанный и деликатный характер, постарался не настаивать на том, чтобы узнать больше. И, поднявшись, он хлопнул в ладоши и приказал рабыням, которые прибежали по этому сигналу, подготовить парадные одежды для их повелительницы Дивное Сердце. И тут же они открыли большие сундуки с одеждами и вытащили целую кучу чудесных полосатых платьев из нишапурского шелка, легких на ощупь и на вид и пропитанных ароматными эссенциями. И они также достали из инкрустированных ящичков наборы украшений с драгоценными камнями. И они облачили девушку, хозяйку свою, в семь платьев разного цвета, усыпали ее драгоценными камнями и таким образом сделали ее похожей на прекрасного китайского божка.
И когда эти церемонии закончились, рабыни взялись ее поддерживать под руки справа и слева, в то время как другие девушки взяли на себя заботу нести фестоны ее бахромчатых шальвар. И все они вышли из музыкальной школы-дворца в сопровождении Ишаха, который шел впереди всех вместе с молодым негром, несущим чудесную лютню.
И вся эта процессия прибыла во дворец халифа и вошла в приемную залу. И Ишах поспешил пойти и сначала один предстать перед халифом, и он сказал ему после должного вознесения почестей:
— Вот, о эмир правоверных, сегодня я привел особенную и единственную девушку среди всех прочих, этот прекрасный, избранный дар от Создателя, и, кажется, она сбежала из самого рая, и она мой учитель, а не ученик, это чудесная певица Тохфа аль-Кулуб!
И аль-Рашид улыбнулся и сказал:
— И где она, о Ишах? Может быть, это та юница, которую я однажды видел на невольничьем рынке, когда она пела, будучи невидимой и скрытой от глаз покупателей?
И Ишах ответил:
— Она самая, о мой повелитель! И клянусь Аллахом, она более приятна для глаз, чем прохладное утро, и более гармонична для слуха, чем журчание воды в ручье!
И аль-Рашид ответил:
— Тогда, о Ишах, не медли с приходом утра и не лишай нас гармонии журчащей воды, ибо, по правде говоря, утро не должно скрываться, а вода должна петь.
В эту минуту Шахерезада заметила, что брезжит рассвет, и со свойственной ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Не медли с приходом утра и не лишай нас гармонии журчащей воды, ибо, по правде говоря, утро не должно скрываться, а вода должна петь.
И Ишах пошел за Дивным Сердцем, в то время как халиф был поражен в душе своей, услыхав, как тот впервые и с такой страстью восхваляет певицу. И аль-Рашид сказал Джафару:
— Разве не удивительно, о визирь, что Ишах выражает свое восхищение кем-либо, помимо себя?! Это меня поражает до крайности, — и добавил: — Но давай посмотрим, что будет дальше.
И через несколько мгновений в залу вошла девушка, которую Ишах осторожно держал за руку. И когда эмир правоверных взглянул на нее, глаза его засверкали и разум его был тронут ее благодатью, он был восхищен ее очаровательной походкой, которая напоминала развевающийся шелк шарфа. И пока он так смотрел на нее, она подошла, стала между рук его и приподняла с лица покрывало. И она была подобна луне в ее четырнадцатую ночь — чистая, ослепительная, белая, безмятежная. И хотя она была взволнована тем, что оказалась в присутствии эмира правоверных, она не забыла, что требовали от нее вежливость и хорошие манеры, и своим дивным голосом, не похожим ни на чей другой, поприветствовала халифа, сказав ему:
— Приветствую тебя, о потомок благороднейших из сынов человеческих, о благословенное семя господина нашего Мухаммеда, — да пребудут над ним мир, молитва и благодать! — дом и убежище для тех, кто идет по пути честности, наместник Владыки миров! Салам от самой покорной рабы твоей!
И аль-Рашид, услыхав эти слова, сказанные с такой восхитительной грацией, расцвел от удовольствия и воскликнул:
— Машаллах![55] Вот совершенное создание!
А когда он рассмотрел ее еще внимательнее, он чуть не улетел от радости. И Джафар и Масрур тоже чуть не последовали за ним. Затем аль-Рашид встал со своего трона и спустился к девушке, подошел к ней и очень осторожно накинул маленькое шелковое покрывало на лицо ее, и это означало, что теперь она была в его гареме и что все, что ее касалось, подпадало под тайну избранных правоверных. И после этого он пригласил ее сесть и сказал ей:
— О Дивное Сердце, ты действительно особый дар! Но не могла бы ты своим приходом, озаряющим дворец мой, привнести в него еще и музыкальную гармонию? Ведь наш слух принадлежит тебе, как и наше зрение!
И Тохфа взяла лютню из рук маленькой черной рабыни и села у подножия трона халифа, чтобы немедленно заиграть мелодию, способную тронуть самое требовательное ухо. И музыка, летящая из-под ее пальцев, была чудеснее и трогательнее, чем все птичьи трели. Затем, когда звуки почти смолкли, она запела, и с ее губ слетели такие стихи:
Когда луна младая встанет ото сна
И встретит на пути небес царя — то солнце,
Что отдохнуть за горизонт катится величаво,
Ей стыдно показаться без вуали,
И легким облаком прикроется она,
Свой лик от повелителя скрывая.
И ждет она, пока не скроется совсем
Эмир небес, блистающий и пылкий.
И лишь тогда она продолжит путь
По небесам вечерним одиноко.
И если эта королева не смогла
Сдержать свой страх пред солнцем величавым,
Как может девушка простая, из народа
Не трепетать пред взором грозного царя,
Что правит целым миром правоверных?!
И аль-Рашид посмотрел на юную девушку с любовью, добротой и нежностью, и он был так очарован ее природными дарами, красотою ее голоса и превосходством игры ее и пения, что ради нее сошел со своего трона, подошел к ней, сел рядом на ковер и сказал ей:
— О Тохфа, клянусь Аллахом! Ты действительно избранный подарок! — Затем он повернулся к Ишаху и сказал ему: — Воистину, о Ишах, ты недостаточно справедливо оценил это чудо, несмотря на все, что ты рассказал нам о нем, потому что я не боюсь безоговорочно утверждать, что она превосходит тебя.
И было записано, что никто не должен оценивать ее, кроме халифа.
И Джафар воскликнул:
— Клянусь своей головой, о мой повелитель, ты говоришь истинно! Эта юница — похитительница разума!
И Ишах сказал:
— По правде говоря, о эмир правоверных, мне было нетрудно понять это, тем более что, услышав ее в первый раз, я сразу очень ясно почувствовал, что все мое искусство и то, что Аллах даровал мне, — ничто в моих глазах перед нею. И я воскликнул: «О Ишах, сегодня злосчастный день для тебя!»
И халиф сказал:
— Это так и есть.
Затем он стал умолять Тохфу начать ту же песню снова. И, услышав ее снова, он вздрогнул и вскрикнул от удовольствия. И он сказал Ишаху:
— Клянусь заслугами моих предков! Ты доставил мне подарок, который стоит всех владений мира!
Затем, не в силах уже больше испытывать такую радость, но не желая показаться слишком чувствительным перед своими товарищами, халиф встал и сказал меченосцу Масруру:
— О Масрур, вставай и отведи госпожу свою Тохфу в самую почетную часть гарема. И убедитесь, что у нее нет недостатка ни в чем.
И евнух-меченосец увел Тохфу, а халиф влажными глазами смотрел, как она уходит походкой газели в своих украшениях и в дивных полосатых платьях. И он спросил Ишаха:
— Она одета со вкусом. Откуда они, эти платья? Я никогда не видел таких у себя во дворце.
И Ишах ответил:
— Они достались ей от раба твоего, это ты научил меня такой щедрости, о мой повелитель. Но клянусь своей жизнью, этот мой подарок, который перешел теперь вместе с нею от меня к тебе, — ничто по сравнению с ее красотой.
И халиф, который всегда был великодушно щедр, обратился к Джафару и сказал ему:
— О Джафар, ты немедленно выдашь нашему верному другу Ишаху за это сокровище сто тысяч динаров и подаришь ему десять платьев из нашего гардероба по его выбору.
Затем аль-Рашид, с цветущим лицом и свободной от всех забот головою, направился в отведенное для Тохфы помещение. И он вошел к ней со словами:
— Да пребудешь ты в безопасности, о Дивное Сердце!
И он подошел к ней и обнял за завесой тайны. И он нашел ее чистой девственницей, нетронутой, как только что вынутая из раковины морская жемчужина. И он был счастлив с нею.
И с того дня Тохфа заняла очень большое место в его сердце, настолько большое, что он не мог вынести ее отсутствия ни мгновения. И в конце концов он даже передал в ее руки бразды правления своим царством, ибо он нашел в ее лице мудрую советницу. А на ее обычные расходы он выделял двести тысяч динаров ежемесячно, и он передал ей пятьдесят молодых рабынь для дневной и ночной службы. И у нее было достаточно подарков и драгоценностей, чтобы купить весь Ирак и все земли Нила.
И любовь к этой юнице так укоренилась в сердце халифа, что он не хотел никому доверять заботу о ней. И когда он выходил из ее дома, то держал при себе ключ от ее апартаментов. И однажды, когда она пела перед ним, он был в таком восторге, что едва не поцеловал ей руку. Но она отдернула ее и этим резким движением сломала лютню. И она плакала, а доведенный до крайности аль-Рашид вытер ее слезы и дрожащим голосом спросил ее, почему она плачет, и воскликнул: