— Аллах с тобою, о Тохфа! Пусть ни одна слезинка никогда не упадет из глаз твоих!
И Тохфа сказала:
— Кто я такая, о мой повелитель, что ты хочешь поцеловать мне руку?! Ты хочешь, чтобы Аллах и Его пророк — да пребудет с ним мир и молитва! — наказали меня за это и заставили мое счастье испариться?! Потому что никто в мире не удостоился такой чести!
И аль-Рашид был доволен ее ответом, и он сказал ей:
— Хорошо, о Тохфа, теперь, когда ты знаешь, какое место ты занимаешь в душе моей, я больше не буду повторять жест, который так задел тебя, поэтому осуши глаза свои и знай, что я люблю только тебя и что я умру, любя тебя.
И Тохфа упала к его ногам и обняла его колени. А халиф поднял ее, поцеловал и сказал ей:
— Ты единственная моя царица! И ты даже выше дочери моего дяди Сетт Зобейды!
И вот однажды, когда аль-Рашид уехал на охоту, Тохфа была одна в своей комнате, она сидела рядом с золотым подсвечником, который освещал ее ароматными свечами, и при этом свете она читала книгу. И вдруг к ней на колени упало ароматное яблоко. Она подняла голову и увидела того, кто бросил это яблоко. И это была сама Зобейда. И Тохфа как можно скорее встала и после почтительных приветствий сказала:
— О госпожа моя, прими мои извинения! Клянусь Аллахом! Если бы я могла свободно передвигаться, я бы каждый день умоляла тебя принять мои услуги как рабыни твоей! Да никогда не лишит нас Аллах шагов твоих!
И Зобейда вошла в комнату фаворитки аль-Рашида и села рядом с нею. И лицо ее было печальным и встревоженным. И она сказала:
— О Тохфа, я знаю, что у тебя большое сердце, и твои слова меня не удивляют, потому что твоя щедрость — это естественное качество души твоей. И — клянусь жизнью эмира правоверных! — у меня нет привычки выходить и навещать жен и любимиц халифа, моего кузена и мужа. Однако сегодня я пришла рассказать тебе о той унизительной ситуации, в которую я попала с тех пор, как ты появилась во дворце. Знай же, что я действительно совершенно брошена и низведена до уровня простой наложницы, потому что эмир правоверных больше не приходит ко мне и не спрашивает, как у меня дела.
И, сказав это, она заплакала. И Тохфа заплакала вместе с нею и чуть не потеряла сознание. А Зобейда сказал ей:
— И я пришла к тебе, чтобы попросить передать ему одну просьбу. Я хочу попросить аль-Рашида даровать мне только одну ночь в месяц, чтобы я не совсем опустилась до положения рабыни.
И Тохфа поцеловала руку царицы и сказала ей:
— О корона на голове моей, о госпожа наша, я всей душой желаю, чтобы халиф проводил рядом с тобой все месяцы, а не одну ночь и чтобы сердце твое утешилось, и я молю, чтобы в нем было даровано мне прощение за то, что я своим появлением стала причиной твоей печали. И пусть я однажды стану рабой между рук твоих, о царица и повелительница!
Однако тем временем аль-Рашид вернулся с охоты и пошел прямо к жилищу своей любимицы. А Сетт Зобейда, увидев его издалека, поспешила исчезнуть, после того как Тохфа пообещала ей помочь. И аль-Рашид вошел, сел, улыбаясь, и усадил Тохфу к себе на колени. Затем они вместе ели, пили и развлекались. И только тогда Тохфа заговорила о Сетт Зобейде и умоляла его обратить к ней сердце свое и прийти к ней той же ночью. И он улыбнулся и сказал:
— Поскольку мой визит к Сетт Зобейде столь срочен, тебе следовало, о Тохфа, рассказать мне об этом, прежде чем мы начали развлекаться.
Однако она ответила:
— Я сделала это, чтобы доказать правоту поэта, сказавшего:
Не стоит просителю быть лицемером,
Открытое сердце — вот лучший ходатай.
Услышав это, аль-Рашид обрадовался и прижал Тохфу к груди своей. И случилось то, что случилось. После чего он ее оставил, чтобы совершить то, о чем она просила, — визит к Зобейде. И он запер за собой дверь и ушел.
И это все, что случилось с ним.
Что же касается Тохфы, то произошедшее с нею с этого момента было настолько удивительно и поразительно, что об этом стоит рассказать немедленно.
В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Что же касается Тохфы, то произошедшее с нею с этого момента было настолько удивительно и поразительно, что об этом стоит рассказать немедленно.
Когда Тохфа осталась одна в своей комнате, она снова взяла книгу и продолжила читать. Потом, почувствовав себя немного уставшей, она взяла лютню и начала играть. И лютня зазвучала так красиво, что неодушевленные предметы заплясали от удовольствия.
И вдруг она почувствовала, что в ее освещенной свечами комнате происходит нечто необычное. Она повернулась и увидела посреди комнаты старика, танцующего в тишине. Веки его были опущены, вид — почтенный, а осанка — величавая. И он танцевал так самозабвенно, как ни один человек не танцевал ранее перед глазами ее.
И Тохфа похолодела от страха, ибо окна и двери гарема были закрыты, а выходы ревностно охраняли евнухи. И она не помнила, чтобы когда-либо видела во дворце этого странного старика, поэтому поспешила про себя произнести слова изгнания нечистого: «Прибегаю к Всевышнему против всех, кого надо побить камнями! Разумеется, я не собираюсь показывать, что заметила присутствие этого странного создания. Я лучше буду продолжать играть, и то, чего хочет Аллах, произойдет». И у нее хватило сил продолжить начатую мелодию, хотя пальцы ее дрожали на струнах.
И вот по прошествии часа шейх перестал танцевать, подошел к Тохфе и, поцеловав землю между ее рук, сказал:
— Ты преуспела, о самая искусная на всей земле от востока до запада! Пусть мир никогда не лишится лицезрения твоих совершенств! О Тохфа, о Дивное Сердце, разве ты не узнаешь меня?
И она воскликнула:
— Нет, клянусь Аллахом! Я не знаю тебя! Но я думаю, что ты джинн из земли джиннов. Изыди, о лукавый!
И он ответил, улыбаясь:
— Ты говоришь верно, о Тохфа. Я глава всех племен страны джиннов, я Иблис[56].
И Тохфа воскликнула:
— Имя Аллаха на мне и вокруг меня! Я ищу прибежища в Аллахе!
Но Иблис взял ее руку, поцеловал, поднес к своим губам и ко лбу и сказал:
— Не бойся, о Тохфа, потому что уже долгое время ты под моей защитой и любимица молодой правительницы джиннов Камарии, которая из всех дочерей джиннов больше всего любит красавиц, а ты таковая и есть среди всех дочерей Адама. Знай же, что в течение очень долгого времени я появлялся вместе с нею, чтобы навещать тебя каждую ночь, хотя ты и не подозревала об этом, и восхищаться тобою, хотя ты этого и не знала, потому что наша очаровательная правительница Камария безумно любит тебя и часто клянется именем твоим и глазами твоими. И когда она приходит сюда и видит тебя, пока ты спишь, она тает от желания и умирает от твоей красоты. И время для нее тянется медленно, за исключением ночей, когда она приходит к тебе, чтобы наслаждаться, глядя на тебя, хотя ты этого и не знаешь. Так вот я пришел как ее посланник, чтобы рассказать тебе о ее печали и томлении, которое она испытывает, находясь вдали от тебя, и я должен передать тебе, что, если ты хочешь, я доставлю тебя в страну джиннов, где ты будешь возведена до высшего ранга среди правителей джиннов. И ты будешь управлять нашими сердцами, как ты владеешь здесь сердцами сынов человеческих. И именно сегодня обстоятельства складываются чудесным образом для твоей поездки, потому что сегодня мы будем праздновать свадьбу дочери моей и обрезание сына моего. И наше застолье будет освещено твоим присутствием, и все джинны будут тронуты твоим приходом, и все будут рады принять тебя как свою повелительницу. И ты останешься с нами столько, сколько захочешь. Если тебе не понравится в стране джиннов и если ты не привыкнешь к нашей жизни, которая есть непрерывный праздник, я клянусь, что верну тебя туда, откуда забрал, без всяких проволочек и повторных просьб.
И, услышав эту речь от Иблиса, — да бежит он нас! — перепуганная Тохфа не решилась отказаться от этого предложения, опасаясь мести шайтана. И она кивнула, что означало: «Да». И тотчас Иблис сказал: «Бисмиллах!»[57] — и взял в одну руку лютню, которую отдала ему Тохфа, а другой — ее за руку. И, ведя ее таким образом, он открывал двери без помощи ключей и шел с нею, пока они не достигли входа в кабинеты удобств, ведь эти кабинеты, а порой колодцы и емкости для воды — единственные места, которые подземные джинны используют для выхода на поверхность земли. И именно по этой причине ни один человек не входит в эти кабинеты, не произнеся охранную формулу и не обретя убежища в Аллахе. И как джинны выходят из кабинетов удобств, точно так же они возвращаются домой. И нам не известны ни исключения из этого правила, ни отказы от этого обычая.
Поэтому, когда напуганная Тохфа оказалась перед кабинетами удобств вместе с шейхом Иблисом, она чуть не лишилась разума. Однако Иблис начал болтать, чтобы отвлечь ее, и вместе с нею быстро спустился в недра земли через зияющую дыру одного из кабинетов удобств. И, миновав этот узкий проход без всяких происшествий, они очутились у вырытого в скале подземного хода. И когда пересекли и этот проход, они вдруг оказались снаружи, под открытым небом. И на выходе из подземного хода их ждала оседланная лошадь без хозяина и погонщика. И шейх Иблис сказал Тохфе:
— Бисмиллах, о госпожа моя!
И, держась за стремена, он помог ей сесть на лошадь, седло которой было с большой спинкой. И она уселась, как смогла, на лошадь, а та тут же заволновалась под нею и внезапно расправила огромные крылья и взлетела, в то время как шейх Иблис летел рядом. Однако Тохфа так испугалась, что потеряла сознание, откинувшись в седле. Но когда благодаря свежему воздуху оправилась от обморока, она увидела себя на обширном лугу, который был таким свежим и полным цветов, что казался похожим на легкое разноцветное платье. А посреди этого луга возвышался дворец, высокие башни которого о