и у меня теперь три оттенка
и соответственно три вида.
Когда я в желтых одеждах,
я подобен любовной лихорадке;
моя белая хламида — знак тревоги,
напоминающий об отсутствии любимого;
если я в синем — жди любовного страдания.
Я белый. Мой венчик чурается запаха,
и никто не поднимает вуаль,
прикрывающую прелести мои,
и я счастлив, что меня оставили в покое.
Я храню свою тайну и аромат для себя,
и никто не может ими насладиться.
Я желтый — и я соблазняю, обещаю сладость
и удовольствия.
Я источаю мускусный запах на рассвете и в сумерках.
Не обвиняйте меня, о сестры мои,
что доверяюсь дыханию зефира,
ведь любовник, приоткрывающий тайну свою,
не виноват — им движет сила страсти.
Я синий — и умеряю дневной пыл свой,
терпеливо переношу боль
и не источаю ароматы сердца,
не отвечаю взаимностью даже тем, кто меня любит,
не хочу выставлять напоказ душевные тайны свои,
даже ароматом не выдаю свое присутствие.
Но как только ночь накрывает меня тенями,
я отдаю душу свою друзьям,
жалуясь на горести свои тем,
кто страдает так же, как и я.
Когда в саду, где обитают мои друзья,
разносят по кругу чашу с вином,
я пью из собственного сердца — и мне так сладко!
Мой ночной аромат разливается, как вино,
в компании дорогих друзей моих.
И если в это время кто-то ищет меня,
находит и начинает нежно ласкать,
я с готовностью откликаюсь, не жалуясь,
что тяжело переношу эти ласки и страдаю от них.
Ах! Как я люблю ночь!
Влюбленные выбирают ее для тайных встреч!
Ночью любимая, теряя сознание, падает
на протянутые руки своего возлюбленного — ах!
О ночь! Тебе благоухающие вздохи мои!
Для тебя ветер приподнимает пелену,
скрывающую наготу мою!
— А теперь, о мои повелители и повелительницы, я поведаю вам песню базилика.
О сестры мои, вы украшаете сад, в котором я живу!
О, не гоните меня — и я исполню все ваши желания!
Возьмите меня в свою компанию!
Мои листья свежи и нежны.
Я друг журчащих ручьев.
Я умею хранить тайны влюбленных,
беседующих в лунном свете.
О сестры мои, возьмите меня в свою компанию!
Как танец трудно принять без музыки,
так тонко чувствующая душа
не может возрадоваться, если нет меня.
У меня в груди драгоценный аромат,
он проникает до последней глубины сердец.
Я обещан избранным в раю.
О сестры мои, я очень скромен.
Но вы, возможно, слышали,
что в семье моей есть болтушка — мята.
Умоляю вас, не упрекайте ее!
Распространяя свой аромат,
она раскрывает только собственные секреты.
Того, кто скромен, нельзя сравнивать с тем,
кто разбалтывает вверенные ему секреты.
Я скромен и не заслуживаю
оскорбительного имени доносчика.
Хоть мята мне и родственница,
но очень-очень дальняя, —
помните об этом, о сестры мои!
Мои листья свежи и нежны.
Я друг журчащих ручьев.
Я умею хранить тайны влюбленных,
беседующих в лунном свете.
О сестры мои, не гоните меня —
и я исполню все ваши желания!
Возьмите меня в свою компанию!
— А теперь, о мои повелители и повелительницы, расскажу вам, о чем поет ромашка.
Умеешь разгадывать символы?
Пробудись! Разгадай!
А не хочешь — спи,
и тебе никогда не откроются тайны природы!
(Твое пренебрежение, право, обидно.)
Когда распускается мой цветок,
стоят такие чудесные дни!
Я украшаю поля, и оттого моя краса еще слаще,
еще приятнее.
Меня можно узнать издалека по белым лепесткам,
а желтая серединка так мило подчеркивает
нежность моего венчика!
Мои лепестки можно сравнить со строками Корана:
одни понятны, другие же нужно разгадывать.
Ты знаешь, как извлечь пользу
из моей гибели и страданий, которые посылает мне судьба.
Как часто ты приходил на деревенские поля
полюбоваться мною!
Но однажды ты не смог найти меня
и застыл в недоумении: «Где она?»
Когда мои печальные жалобы сливаются
с воркованием моих сестер-голубок,
ты думаешь, что это радостная песня,
и, счастливый, лежишь на траве,
украшенной белой эмалью цветов моих,
но тебе не дано понять меня.
Меня можно узнать издалека по белым лепесткам,
но тебе — увы! — не дано отличать радость мою от печали.
— А теперь, о мои повелители и повелительницы, если хотите, я расскажу вам песню лаванды.
О! Как я счастлива, что не оказалась
среди цветов, украшающих клубы!
Я не рискую попасть в гнусные руки
и неуязвима для пошлых речей.
Вопреки обычаям моих сестер-растений
я расту вдали от ручьев,
не люблю возделанные поля и окультуренные земли.
Я дикарка.
Я живу в уединении среди пустынной местности,
я не люблю смешиваться с толпой.
Меня никто не сеет, не разводит,
я никому ничего не должна
за оказанную мне заботу.
Руки рабов или горожан никогда не касались меня.
Свободна! Я свободна!
Но если ты приедешь в Аравию,
найдешь меня там, вдали от убогих жилищ,
на просторных равнинах, — они мое счастье,
а компания газелей и пчел —
единственное удовольствие мое.
Там растет горькая полынь — сестра моя по одинокой жизни.
Я любимица отшельников и созерцателей,
я утешала Хаджар и исцелила Исмаила.
Свободна! Я свободна!
Мне нравятся девушки благородных кровей,
которых не выставляют на продажу
на городских рынках.
Меня не ищут сластолюбцы и ценит лишь тот,
кто, повинуясь непоколебимому замыслу,
ногу в стремя — и летит на быстром коне,
закусившем удила.
Я хочу, чтобы ты оказался в Аравийской пустыне,
откуда я родом,
в то время, когда утренний ветер
пролетает мимо меня, устремляясь в долины.
Мой свежий аромат вдыхает одинокий бедуин,
отдыхающий в пустыне.
И когда суровый погонщик верблюдов
описывает мои редкие качества купцам каравана,
в его голосе непременно звучат нотки любви.
— И наконец, о мои повелители и повелительницы, я расскажу песню анемона.
Ах, если бы внутренние качества
соответствовали моему внешнему виду,
мне бы не пришлось жаловаться
и завидовать судьбе сестер моих!
Богатыми оттенками одежд моих
восхищаются, и самая большая похвала,
которую можно воздать щеке девственницы, —
это сравнить ее с моим малиновым лепестком.
И все же смотрящий на меня не ценит меня.
Меня не ставят в вазы, украшающие праздничные залы,
никто не восхваляет мои совершенства.
Меня не почитают, как моих сестер,
и отводят последнее место на клумбах.
Дошло до того, что меня порой полностью игнорируют,
кажется, что у меня нет ни вида, ни запаха.
Увы мне!
В чем же причина этого безразличия?
Думаю, это из-за моего черного сердца.
Увы! Увы!
Но что я могу противопоставить повелениям судьбы?!
У меня черное сердце.
Но разве нет в нем хоть капли красоты?
Увы! Увы! Я отказываюсь бороться! Увы мне!
Ах, если бы внутренние качества
соответствовали моему внешнему виду,
мне бы не пришлось жаловаться
и завидовать судьбе сестер моих!
Ах, все несчастья исходят из черного сердца моего!
— А теперь, когда я закончила песни зефира и цветов, я расскажу вам, если хотите, о мои повелители и повелительницы, несколько песен птиц. Вот первая песня — ласточки…
В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
А теперь, когда я закончила песни зефира и цветов, я расскажу вам, если хотите, о мои повелители и повелительницы, несколько песен птиц.
Вот первая песня — ласточки:
Я странница.
В отличие от своих братьев-птиц,
населяющих дупла и ветви деревьев,
я выбираю для жилья террасы и дома,
селюсь рядом с людьми,
обществом образованных людей
я наслаждаюсь.
Но для них я странница.
Я не причиняю жителям ни малейшего вреда,
довольствуюсь тем, что сооружаю в их доме
свою келью из всего, что найду на берегах рек
и близ ручьев.
Бывает, что людей в доме много,
но я не прошу их делиться со мною припасами,
а отправляюсь искать себе пропитание
в безлюдных местах.
Осторожность, с которой я воздерживаюсь
от претензий на то, что есть у моих хозяев,
примиряет их с моим присутствием, ибо,
если бы я хотела принять участие в их трапезах,
они не впустили бы меня в дом свой.
Я с ними, когда они собираются вместе,
но я улетаю, когда они принимаются за трапезу.
Меня привлекает их человечность,
а не их пиры.
Я не ищу пшеницу — я ценю их достоинства.
Я хочу дружбы, а не зерен.
Я строго воздерживаюсь от всего,
чем обладают люди,
и всем сердцем привязываюсь к ним,
поэтому меня принимают в доме
как грудного ребенка.
— А теперь, если хотите, о мои повелители повелительницы, я расскажу вам песню совы.
Говорят, что я знаток мудрости.
Но увы! Кто поистине мудр?!
Мудрость, покой и счастье можно найти только в конце жизни.
По крайней мере, тогда есть шанс
встретить их.
Как только я рождаюсь,
я удаляюсь от мира.
Как капля воды — первоисточник потока,