ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬТОМ X
ЗАПУТАННАЯ ИСТОРИЯ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОГО НЕЗАКОННОРОЖДЕННОГО
ЗАПУТАННАЯ ИСТОРИЯ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОГО НЕЗАКОННОРОЖДЕННОГО
Говорят, — но один Аллах всеведущ! — что в одном городе среди других городов наших отцов-арабов жили три друга, по профессии своей генеалоги[1]. И вот я расскажу теперь о них, если то будет угодно Аллаху.
Эти три друга в то же время были удальцы из удальцов и ловкачи из ловкачей. И ловкость их была такова, что они могли, забавляясь, лишить скупого его кошелька совершенно незаметным образом. И была у них привычка сходиться каждый день в одной из комнат уединенного хана, нанятой ими для этой цели. И тут они, никем не тревожимые, могли с полным удобством сговариваться о проделках, которые они затевали, чтобы позабавиться за счет жителей города, и о подвигах, которые они готовили, чтобы провести повеселее следующий день. Но должно заметить, что их действия и поступки были обыкновенно свободны от всего дурного; их манеры были изящны, а лица благообразны. И так как они были связаны дружбой, совершенно как братья, то они соединяли свои доходы и делили их по всей справедливости все равно, были ли они значительны или незначительны. И они постоянно тратили одну половину своих доходов на покупку съестных припасов, а другую — на покупку гашиша, чтобы опьяняться им на ночь после хорошо проведенного дня. И их опьянение при зажженных свечах всегда было исполнено благородства, и никогда не спускались они до ссор и брани, даже совсем наоборот, потому что гашиш приводил в возбуждение основные их качества и оживлял их ум. И в эти минуты они делались удивительно находчивы, и каждый из них поистине мог доставить много удовольствия своим слушателям.
И вот однажды гашиш, забродив в их головах, побудил их к проделке беспримерной дерзости. И лишь только у них созрел план, они отправились ранним утром к саду, окружавшему дворец султана. И тут они принялись явно ссориться и браниться и, кидая друг другу, против своего обыкновения, самые ужасные проклятия, с сильными жестами и вытаращенными глазами угрожали убить друг друга или, по крайней мере, избить.
И вот когда султан, прогуливаясь в своем саду, услыхал их крики и поднятый ими шум, он приказал:
— Привести сюда этих людей, которые производят всю эту суматоху!
И тотчас же придворные и евнухи побежали, и схватили их, и притащили, осыпая ударами, и представили между рук султана.
И вот когда они очутились в его присутствии, султан, который был потревожен во время своей утренней прогулки их неуместными криками, спросил у них с гневом:
— Кто вы, о негодяи? И чего ради вы без всякого стыда ссоритесь у стен дворца вашего султана?
И они отвечали:
— О царь времен, мы мастера в своем искусстве; и у каждого из нас своя профессия, что же касается нашего препирательства, да простит нас господин наш, то это именно из-за нашего искусства. Потому что мы спорим о превосходстве наших профессий, и так как мы в совершенстве владеем своим искусством, то каждый из нас имеет притязание быть выше двух остальных. И слово за слово мы были охвачены гневом; и очень скоро мы дошли до брани и дерзостей. И дошли мы до того, что, забывая о присутствии господина нашего султана, начали поносить друг друга непотребными словами. Да удалится нечистый!
Гнев — дурной советчик, о господин наш, и он заставляет людей благовоспитанных терять чувство собственного достоинства. Какое бесчестье над нашими головами! И мы, конечно, заслужили, чтобы господин наш султан обошелся с нами без всякого снисхождения.
И султан спросил у них:
— Но каковы же ваши профессии?
И первый из трех друзей поцеловал землю между рук султана и, поднявшись, сказал:
— Что касается меня, о господин мой, то я занимаюсь генеалогией драгоценных камней, и многими признано, что я ученый, одаренный выдающимися дарованиями в области лапидарной генеалогии[2].
И султан, чрезвычайно удивленный, сказал ему:
— Клянусь Аллахом! Если судить по твоему косому взгляду, у тебя скорее вид мерзавца, чем ученого. И это случается в первый раз, что я вижу соединенными в одном человеке науку и беспутство. Но если это так, не можешь ли ты, по крайней мере, объяснить мне, в чем заключается лапидарная генеалогия?
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Но если это так, не можешь ли ты, по крайней мере, объяснить мне, в чем заключается лапидарная генеалогия?
И он отвечал:
— Это наука о происхождении и породах драгоценных камней и искусство отличать их с первого же взгляда от камней поддельных и распознавать их с помощью зрения и осязания.
И султан воскликнул:
— Что за удивительные вещи! Но я хотел бы испытать его познания и убедиться в его таланте.
И он повернулся ко второму потребителю гашиша и спросил у него:
— А ты? Какова твоя профессия?
И второй поцеловал землю между рук султана, поднялся и сказал:
— Что касается меня, о царь времен, я занимаюсь генеалогией лошадей. И все согласны считать меня человеком наиболее сведущим среди арабов в распознавании пород и происхождения коней, потому что я могу с первого взгляда, и никогда не ошибаясь, узнать, происходит ли конь из племени Аназза, или Мутеир, или Бани Халед, или Дафир, или Шаммар. И я сразу же могу догадаться, воспитан ли он на высоких плато Неджда[3] или среди пастбищ Нефуда[4] и из породы ли он кохейлан Аджуз, или сиглави Джидрани, или сиглави Шайфи, или хамдани Самари, или кохейлан эль-Курушан[5]. И я могу точно определить расстояние в шагах, которое может пробежать конь в данное время, галопом ли, или иноходью, или ускоренной рысью. И я могу определить скрытые болезни организма его, болезни будущие и сказать, от чего умерли его отец, его мать и все предки до пятого восходящего колена. И я могу излечивать конские болезни, считающиеся неизлечимыми, и поставить на ноги животное, находящееся в агонии. И вот, о царь времен, это только частица того, что я знаю, ибо я не смею, опасаясь преувеличить заслуги мои, перечислять тебе прочие подробности моей науки. Один лишь Аллах всеведущ!
И, сказав это, он скромно опустил глаза, склоняясь перед султаном. И султан внимательно его слушавший, воскликнул:
— Клянусь Аллахом! Быть в одно и то же время ученым и негодяем — что за дивное чудо! Но я сумею проверить твои слова и испытать твои генеалогические познания!
И потом он повернулся к третьему генеалогу и спросил у него:
— А ты, третий, какова твоя профессия?
И третий потребитель гашиша, самый тонкий из всех троих, отвечал, предварительно воздав ему дань уважения:
— О царь времен, моя профессия, бесспорно, наиболее благородная и наиболее трудная, потому что, в то время как мои компаньоны, вот эти двое ученых, сведущи в генеалогии камней и коней, я генеалог человеческого рода. И если мои компаньоны — ученые из числа наиболее знаменитых, то я, неоспоримо, могу почитаться венцом на их головах, потому что, о господин мой и венец головы моей, я могу распознавать истинное происхождение мне подобных, которое едва может знать только мать ребенка и которого, вообще говоря, не знает отец его. И действительно, знай, что, бросив только один взгляд на человека и только однажды услышав его голос, я могу без всякого колебания сказать ему, законный он сын или незаконный, и сказать, были ли его отец и мать детьми законными или же плодом незаконного сближения, и открыть ему, законно или незаконно происхождение членов его семьи, восходя до отца нашего Исмаила, сына Ибрахима, — да будет над ними милость Аллаха и наилучшее из благословений Его!
И я могу таким образом в силу моего знания, которым я обязан Воздаятелю, — да будет Он превознесен! — разочаровать немалое число высокопоставленных господ в благородстве их рождения и представить им самые неопровержимые доказательства, что они плод совокупления их матери или с погонщиком верблюдов, или с погонщиком ослов, или с поваром, или с ложным евнухом, или с черным негром, или с каким-нибудь рабом среди других рабов, или с кем-нибудь подобным. И если, о господин мой, человек, исследуемый мною, — женщина, я могу равным образом, посмотрев только на ее лицо сквозь покрывало, сказать ей, какого она племени, какого происхождения, а также и какова профессия ее родителей. И вот, о царь времен, это только частица того, что я знаю; ибо наука генеалогии человеческого рода так обширна, что мне понадобилось бы для одного только перечисления ветвей ее провести здесь целый день грубого моего присутствия перед очами нашего господина султана. Итак, о господин мой, ты хорошо видишь, что моя наука более удивительна и даже значительно более, чем наука моих компаньонов, вот этих двух ученых, ибо ни один человек на лице земле не обладает этой наукой, кроме меня и никто не обладал ею до меня. Но все науки — от Аллаха, все знания — ссуда от щедрот Его, и лучший из даров Его — добродетель смирения.
И, сказав это, третий генеалог скромно опустил глаза, и склонился вновь, и отступил назад, и стал между своими компаньонами перед султаном.
И султан, крайне изумленный, сказал себе: «Клянусь Аллахом, какая удивительная вещь! Если уверения третьего справедливы, он, без сомнения, наиболее выдающийся ученый этого времени и всех времен. И я желаю теперь удержать этих трех генеалогов у себя во дворце, пока не представится случай, который дозволит нам испытать удивительные познания их. А если их притязания выражены ими без всякого основания, то их ожидает кол!»
И, говоря таким образом сам с собою, султан повернулся к своему великому визирю и сказал ему: