— Пусть стерегут этих трех ученых и отведут им во дворце комнату; и пусть выдают им ежедневно положенное количество хлеба и мяса, а воды — по желанию.
И приказание было исполнено в тот же час и в ту же минуту. И три друга переглянулись, говоря друг другу глазами: «Какая щедрость! Мы никогда не слышали ни об одном султане, который был бы столь щедр, как этот, и столь же прозорлив! Но ради Аллаха, мы не напрасно генеалоги, и рано или поздно час наш придет!»
Что же касается султана, то случай, которого он желал, не замедлил представиться. И действительно, один соседний царь прислал ему очень редкие подарки, среди которых находился драгоценный камень необычайной красоты, белизны, прозрачности и воды более чистой, чем глаз петуха. И султан, вспомнив слова генеалога в области камней, послал за ним и, показав ему камень, приказал ему исследовать его и сказать, что он о нем думает. Но генеалог по части камней отвечал:
— Клянусь жизнью нашего господина султана, мне нет никакой нужды изучать этот камень ни в отношении его граней, ни в отношении его прозрачности, ни в отношении его игры, и мне даже незачем брать его в руки или даже просто смотреть на него. Для суждения о его ценности и его красоте мне достаточно только прикоснуться к нему кончиком мизинца моей левой руки, даже не открывая глаз.
И султан, удивленный еще более, чем в первый раз, сказал себе: «Вот наконец момент, когда мы найдем меру его притязаний!»
И он представил камень генеалогу камней, который, закрыв глаза, протянул мизинец и коснулся его. И в ту же минуту он поспешно отскочил и начал трясти свою руку, как будто она была ранена или обожжена, и сказал:
— О господин мой, этот камень не имеет никакой цены, ибо он не только не из породы драгоценных камней, но даже содержит червя в своей сердцевине!
При этих словах султан почувствовал, что ярость наполняет его нос и воскликнул:
— Что говоришь ты, о сын сводника?! Разве ты не знаешь, что этот камень дивной воды, прозрачный, как того только можно желать, и полный света, и что его мне прислал в подарок царь из царей?!
И, следуя только тому, что подсказывала ему его досада, он позвал палача — сажателя на кол — и сказал ему:
— Проткни основание этого недостойного лжеца!
И палач — сажатель на кол, — человек необыкновенный, схватил генеалога и поднял его, точно птицу, готовясь уже приступить к исполнению своего долга и проткнуть ему то, что должно было быть проткнуто, когда великий визирь, старец, исполненный благоразумия, умеренности и доброжелательства, сказал султану:
— О царь времен! Конечно, этот человек, должно быть, преувеличил свои заслуги, а каждое преувеличение заслуживает осуждения. Но быть может, то, что он утверждает, вовсе не так далеко от истины, и в таком случае смерть его не будет достаточно оправдана перед Господом вселенной. Ибо, о господин мой, жизнь человека, каков бы он ни был, более драгоценна, чем самый драгоценный камень, и весит гораздо больше на весах Воздаятеля. И поэтому было бы лучше отсрочить его казнь до доказательства, которое мы можем получить не иначе, как только разбив этот камень надвое. И вот если в сердцевине этого камня окажется червь, человек этот будет оправдан; но если этот камень нетронут и без всякой внутренней порчи, тогда кара этого человека будет продлена и усилена палачом — сажателем на кол.
И султан, сознавая всю справедливость слов своего великого визиря, сказал:
— Разделить этот камень надвое!
И камень тотчас же был переломлен пополам, султан и все присутствующие дошли до пределов изумления, увидав, как из сердцевины камня вышел какой-то белый червь. И этот червь, лишь только он очутился на свободе, загорелся сам собою и тотчас исчез, не оставив ни малейшего следа своего существования.
И когда султан пришел в себя от охватившего его волнения, он спросил у генеалога:
— Но каким образом ты мог узнать о существовании в сердцевине камня этого червя, которого никто из нас не мог видеть?
И генеалог скромно отвечал:
— Вследствие тонкости зрения глаза, находящегося на конце моего мизинца, и вследствие чувствительности этого пальца к теплу и холоду камня.
И султан, удивленный его познаниями и его тонкостью, сказал палачу — сажателю на кол:
— Оставь его! — и прибавил: — Отпускать ему с сегодняшнего дня хлеба и мяса вдвое против положенного, а воды — по желанию!
Вот и все, что случилось с генеалогом камней.
Что же касается генеалога по части коней, то с ним было вот что. Через несколько дней после этого происшествия с камнем, в котором находился червь, султан получил из Внутренней Аравии в знак верноподданничества от главы могущественного племени каракового коня дивной красоты. И, восхищенный этим подарком, он проводил целые дни в конюшне, удивляясь ему. И так как он не забыл, что во дворце у него был генеалог коней, он послал передать ему приказание предстать тотчас же перед ним. И когда тот явился между рук его, он сказал ему:
— О человек, поддерживаешь ли ты и теперь свое утверждение о знании коней, о каком ты недавно говорил нам? И готов ли ты к тому, чтобы мы испытали твои знания в науке о происхождении и породе коней?
И второй генеалог отвечал:
— Конечно, о царь времен!
И султан воскликнул:
— Клянусь справедливостью Того, Кто посадил меня повелителем над своими слугами, Которому довольно сказать тварям и вещам: «Да будет!», чтобы они возникли, что, если окажется хоть малейшая ошибка, неверность или колебание в твоем заявлении, я предам тебя самой жестокой смерти!
И человек отвечал:
— Слушаю и повинуюсь!
И султан сказал:
— Привести сюда коня и поставить перед генеалогом!
И когда благородное животное предстало перед ним, генеалог бросил на него только один взгляд, один-единственный, потом он скривил лицо свое, улыбнулся и сказал, поворачиваясь к султану:
— Я видел и знаю.
И султан спросил его:
— Что же ты видел, о человек, и что ты знаешь?
Но в эту минуту Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно приостановила свой рассказ.
А когда наступила
она сказала:
И генеалог скривил лицо свое, улыбнулся и сказал, поворачиваясь к султану:
— Я видел и знаю.
И султан спросил его:
— Что же ты видел, о человек, и что ты знаешь? И генеалог отвечал:
— Я видел, о царь времен, что конь этот действительно редкой красоты и великолепной породы; что пропорции его гармоничны и движения его полны благородства; что сила его очень велика и что в действии он идеален; что у него совершенные плечи, гордая шея, высокая холка, что у него стальные ноги, приподнятый, образующий прекрасную дугу хвост, тяжелая грива, густая и падающая до земли; и что касается его головы, то она имеет все отличительные признаки, существенные для головы коня из страны арабов: она широка, не слишком мала и развертывается в верхних своих частях; расстояние между глазами и ушами значительно, глаза расставлены широко, уши же весьма близко одно от другого; и впереди голова выпукла; и глаза прекрасны, как глаза газели; и пространство вокруг глаз без шерсти и остается открытым, и непосредственно возле них кожа черна, тонка и блестяща; и кости щек велики и сухи, и кости челюстей выпуклы; и передняя часть головы книзу быстро суживается и на конце верхней губы сходится почти острием; и ноздри в покое остаются на уровне поверхности лица и заметны лишь в виде узких щелей; и нижняя губа рта шире, чем верхняя; и его уши широки, длинны, тонки и нежно очерчены, точно уши антилопы; наконец, это животное великолепно во всех отношениях. И его караковая масть — царица мастей.
И без всякого сомнения, это животное было бы первым конем на земле и ни в каком отношении нельзя было бы найти ему равного, если бы у него не было одного порока, который только что открыли глаза мои, о царь времен.
Когда султан услышал такое описание коня, которого он так любил, он сначала был чрезвычайно восхищен, в особенности тем, что для этого описания достаточно было только одного небрежного взгляда, брошенного генеалогом на животное. Но когда он услышал, что тот заговорил о пороке, глаза его загорелись, и грудь его стеснилась, и голосом, дрожащим от гнева, он спросил у генеалога:
— Что говоришь ты, окаянный пройдоха?! И о каком недостатке ты болтаешь, говоря об этом дивном животном, последнем отпрыске самой благородной в Аравии породы?!
И генеалог без смущения отвечал:
— Ввиду того что султана раздражают слова раба его, раб не скажет более ни слова.
И султан воскликнул:
— Говори, что хотел ты сказать!
И человек отвечал:
— Я не буду говорить, если султан не предоставит мне свободы!
И султан сказал:
— Говори же и не скрывай ничего!
Тогда он сказал:
— Знай, о царь времен, что этот конь чистой и подлинной породы по его отцу, но только по отцу. Что же касается его матери, то я не смею ничего сказать.
И султан с искаженным лицом закричал:
— Кто же его мать, говори скорее!
И генеалог сказал:
— Клянусь Аллахом, о господин мой, мать этого гордого животного принадлежит к породе совершенно иной, потому что она не кобыла, но самка морского буйвола.
При этих словах генеалога султан разгневался до пределов гнева, вдохнул, потом выдохнул воздух и не мог сначала произнести ни слова, и наконец он закричал:
— О собака генеалогов, твоя смерть предпочтительнее твоей жизни! — И он сделал знак палачу — сажателю на кол, — говоря ему: — Проткни основание вот этого генеалога!
И палач-исполин поднял генеалога на руках и, сажая его основанием на острие, уже был готов опустить его на него всей тяжестью его, как вдруг великий визирь, человек одаренный чувством справедливости, начал умолять царя повременить несколько мгновений с казнью, говоря ему:
— О верховный повелитель мой, этот генеалог выказал, конечно, недостаточный ум и слабое суждение, утверждая, что этот чистокровный конь происходит от матери — самки морского буйвола. И вот чтобы доказать ему, что казнь по заслугам, не лучше ли было бы позвать сюда человека, который привел коня от глав арабских племен. И наш господин султан расспросит его в присутствии этого генеалога и потребует, чтобы он передал нам футляр, содержащий акты о рождении этого коня, свидетельствующие о его породе и его происхождении, ибо мы знаем, что всякий конь благородной породы должен носить привязанный к своей шее футляр, в котором находятся его титулы и его генеалогия.