Тысяча и одна ночь. В 12 томах — страница 32 из 55

И вот Аллах даровал ему успех, и под вечер он беспрепятственно приблизился к дому Али-Бабы. И все затруднения словно исчезали сами собой, так что для выполнения задуманного намерения не пришлось даже стучаться в ворота, ибо Али-Баба самолично сидел на пороге своего дома, спокойно прохлаждаясь перед вечерней молитвой.

В эту минуту Шахерезада заметила, что наступает утро, и, по обыкновению своему, скромно умолкла.

А когда наступила

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,

она продолжила:

Прохлаждаясь перед вечерней молитвой, Али-Баба самолично сидел на пороге своего дома. И предводитель разбойников поспешно остановил лошадей, приблизился к Али-Бабе и после поклонов и приветствий сказал ему:

— О господин мой, раб твой, продавец масла, не знает, где ему устроиться на эту ночь в городе, в котором он никого не знает. И он, полагаясь на твое великодушие, надеется, что ты, ради Аллаха, окажешь гостеприимство до завтрашнего утра ему и его животным во дворе дома твоего!

И, услышав эту просьбу, Али-Баба вспомнил о тех временах, когда он был беден и страдал от немилости времен, и сердце его тотчас же смягчилось. И, нисколько не подозревая в этом человеке предводителя разбойников, которого он недавно видел и слышал в лесу, он поднялся в честь его и отвечал ему:

— О торговец маслом, брат мой, да доставит тебе отдых мое жилище и да найдешь ты в нем удобство и семью! Да будет благословен твой приход!

И, говоря это, он взял его за руку и провел вместе с лошадьми на свой двор. И он позвал Моргану и еще одного раба и дал им приказание помочь посланному Аллахом гостю снять с лошадей кувшины и дать животным корму. И когда кувшины были поставлены в добром порядке в глубине двора, лошади были привязаны к стене двора и каждой из них на шею привязан мешок с овсом и ячменем, Али-Баба, все время приветливый и услужливый, опять взял за руку своего гостя и ввел его а дом свой, и посадил его на почетное место, и сам сел рядом с ним, чтобы приступить к вечерней трапезе. И после того как оба они наелись, напились и возблагодарили Аллаха за милости Его, Али-Баба не пожелал стеснять своего гостя и удалился, говоря:

— О господин мой, этот дом — твой дом, и все, что в доме, принадлежит тебе.

И вот когда он уже вышел, торговец маслом, а на самом деле предводитель разбойников, опять позвал его, говоря:

— Аллах над тобою, о мой хозяин, покажи мне то место твоего почтенного дома, где мне было бы удобно облегчить мои внутренности.

И Али-Баба показал ему отхожее место, расположенное как раз в углу дома, совершенно рядом с тем местом, на котором стояли кувшины, и отвечал:

— Это здесь.

И он поспешил удалиться, чтобы не мешать своему гостю, торговцу маслом.

И вот предводитель разбойников сделал то, что хотел сделать. Но, окончив свое дело, он приблизился к кувшинам и, наклоняясь над каждым, стал говорить тихим голосом:

— О ты, такой-то, как только ты услышишь стук камешка о кувшин, в котором ты сидишь, тотчас же выходи и беги ко мне!

И, отдав таким образом приказ своим людям, что они должны были делать, он возвратился в дом. И Моргана, поджидавшая его у дверей кухни с масляной лампой в руке, проводила его в приготовленную для него комнату и удалилась. И чтобы быть пободрее ко времени выполнения своего плана, он поспешно растянулся на постели, рассчитывая уснуть до полуночи. И он немедленно же захрапел, точно котел прачки.

И тогда случилось то, что должно было случиться.

И действительно, когда Моргана была занята на кухне мытьем блюд и кастрюль, вдруг лампа из-за недостатка масла погасла. И случилось как раз так, что запас масла в доме закончился, и Моргана, которая забыла днем купить его, была очень раздосадована этой помехой; и она позвала Абдаллаха, нового раба Али-Бабы, и сообщила ему о своей неприятности и затруднении. Но Абдаллах, разразившись смехом, сказал ей:

— Аллах над тобою, о Моргана, сестра моя! Как можешь ты говорить, что у нас в доме нет масла, когда у нас на дворе в это самое время стоят у стен тридцать восемь кувшинов, наполненных оливковым маслом, которое, судя по запаху, должно быть наилучшего качества. Ах, сестра моя! Глаз мой не узнает в этот вечер проворной, сообразительной и находчивой Морганы! — Потом он прибавил: — Я иду спать, о сестра моя, так как завтра мне надо встать с рассветом, чтобы идти в хаммам вместе с нашим господином Али-Бабой.

И он покинул ее, пошел в свою комнату, недалеко от комнаты торговца маслом, и захрапел, как буйвол.

Тогда Моргана, немного пристыженная словами Абдаллаха, взяла кружку для масла и вышла на двор, чтобы наполнить ее маслом из какого-нибудь кувшина. И она приблизилась к первому кувшину, открыла его и погрузила в него кружку. И — о потрясение внутренностей, о расширение глаз, о сжатие горла! — кружка, вместо того чтобы войти в масло, с силою ударилась о что-то твердое. И это что-то зашевелилось, и оттуда раздался голос, говорящий:

— Клянусь Аллахом, камешек, который брошен предводителем, — целая скала! Ну, идем, пора!

И разбойник вытянул свою голову и собрался уже вылезть из кувшина.

Вот как было дело. И какой человек, найдя что-то живое в кувшине, в котором ожидал найти масло, не подумал бы, что пришел его роковой час?! Так и юная Моргана, страшно потрясенная в первую минуту, не могла удержаться от мысли: «Я погибла! И все в доме погибли безвозвратно!» Но вдруг сила волнения возвратила ей всю ее смелость и присутствие духа. И вместо того чтобы издать крики ужаса и тревоги, она наклонилась к отверстию кувшина и сказала:

— Нет еще, нет еще, о молодец! Твой предводитель еще спит! Подожди, пока он проснется!

Ибо Моргана, сообразительная, по обыкновению, догадалась обо всем. И чтобы убедиться в серьезности положения, она пожелала исследовать все остальные кувшины, хотя эта попытка и не была безопасна; и она подходила к каждому, ощупывала голову, которая тотчас же показывалась из открытого отверстия, и говорила каждой голове:

— Потерпи еще немного!

И она насчитала таким образом тридцать семь голов бородатых разбойников и нашла, что лишь один тридцать восьмой кувшин был наполнен маслом. Тогда она наполнила свою кружку в полном спокойствии и побежала зажечь лампу, чтобы тотчас же приняться за выполнение плана освобождения, который зародила в ее уме предстоящая опасность.

И вот она разожгла большой огонь под котлом, служившим для стирки, и вместо кружки наполнила теперь маслом этот котел, перелив туда все содержимое кувшина. И когда огонь жарко разгорелся, масло не замедлило закипеть.

Тогда Моргана взяла в конюшне ведро, наполнила его этим кипящим маслом, подошла к одному из кувшинов, открыла его и сразу вылила гибельную жидкость на показавшуюся голову. И грабитель, собственник головы, был сожжен безвозвратно и принял смерть без малейшего крика.

И Моргана уверенной рукой подвергла той же участи всех сидящих в кувшинах, которые умерли ошпаренные, ибо ни один человек, будь он засажен в кувшине с семью стенками, не может избежать участи, привязанной к его шее.

И вот, выполнив свой подвиг, Моргана погасила под котлом огонь, вновь закрыла кувшины пальмовыми листьями и возвратилась на кухню, где, задув лампу, она и осталась в темноте, решившись дождаться последствий этого происшествия. И, расположившись таким образом на своем сторожевом посту, она ждала очень недолго.

И действительно, в полночь торговец маслом проснулся, высунул голову из окна, выходившего на двор, и, не видя нигде ни малейшего света и не слыша ни малейшего шороха, пришел к заключению, что весь дом, должно быть, погружен в сон. Тогда, как было условлено с его людьми, он начал бросать взятыми им с собою камешками, ударяя им в кувшины. И так как глаз его был верен и рука привычна, он попадал в цель каждым камешком, — так заключил он по звукам, раздававшимся от ударов камешков о кувшины. Потом он подождал немного, рассчитывая, что сейчас увидит, как покажутся его молодцы со своим острым оружием, но ничто не пошевелилось. Тогда, вообразив, что они заснули в своих кувшинах, он начал опять метать в них камешками, но ни одна голова не показалась, и не было заметно ни малейшего движения. И предводитель разбойников чрезвычайно рассердился на своих людей, так как был уверен, что они погружены в сон; и он сошел к ним, думая про себя: «Собачьи дети! Они никуда не годятся!»

И он приблизился к кувшинам, но тотчас же отступил назад — так поразил его запах горячего масла и горелого тела, исходивший из них. Однако он подошел к ним опять и, прикладывая к ним руку, почувствовал, что стенки их так горячи, как стенки печи. Тогда он взял пучок соломы, зажег его и заглянул в кувшины.

И он увидел, что все его люди — обожженные, дымящиеся, бездыханные тела.

И, увидав все это, предводитель разбойников понял, какой жестокой смертью погибли все тридцать семь его товарищей, вскочил одним страшным прыжком на вершину стены двора, соскочил оттуда на улицу и бросился бежать со всех ног. И он стал погружаться в ночной мрак, уничтожая расстояние шагами своими.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.

А когда наступила

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Предводитель разбойников бросился бежать со всех ног. И он стал погружаться в ночной мрак, уничтожая расстояние шагами своими. И, прибежав в пещеру, он предался своим черным мыслям, думал о том, что ему оставалось делать, чтобы отомстить, за что ему следовало отомстить.

И это пока все, что было с ним.

Что же касается Морганы, которая только что спасла дом своего господина и жизнь всех укрывающихся в нем, то, лишь только она убедилась, что всякая опасность миновала вследствие бегства лжеторговца маслом, она спокойно начала дожидаться наступления дня, чтобы разбудить господина своего Али-Бабу. И лишь только он оделся, полагая, что его разбудили в этот ранний час для того, чтобы идти в хаммам, Моргана подвела его к кувшинам и сказала ему: