И когда Али-Баба таким образом узнал в бездыханном теле Хага Гуссейна торговца маслом, владельца кувшинов и предводителя разбойников, он понял, что уже второй раз спасением своим и всей семьи своей он обязан преданности и мужеству юной Морганы. И он прижал ее к груди своей, и поцеловал ее между глаз, и сказал ей со слезами на глазах:
— О Моргана, дочь моя, не хочешь ли ты, чтобы довести до крайних пределов счастье мое, войти окончательно в нашу семью, выйдя замуж за моего сына, вот этого прекрасного молодого человека?
И Моргана поцеловала руку Али-Бабы и сказала:
— Над моей головой и перед моими глазами!
И брак Морганы с сыном Али-Бабы был заключен без всяких проволочек в присутствии кади и свидетелей, среди увеселений и забав. И они тайно предали земле тело предводителя разбойников, закопав его в общую яму, послужившую могилою для его бывших товарищей, — да будет он проклят!
И после свадьбы своего сына…
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
А тело предводителя разбойников они тайно предали земле, закопав его в общую яму, послужившую могилою для его бывших товарищей, — да будет он проклят!
И после свадьбы своего сына Али-Баба, который был настолько благоразумен, что с этих пор следовал советам Морганы и прислушивался к ее мнению, некоторое время воздерживался от посещения пещеры из страха встретиться там с двумя разбойниками, судьба которых ему оставалась неизвестной и которые на самом деле, как ты уже это знаешь, о благословенный царь, были казнены по приказанию своего предводителя. И прошло не меньше года, пока он не успокоился и не решился посетить пещеру в сопровождении своего сына и предусмотрительной Морганы. И Моргана, которая приглядывалась ко всему во время пути, увидела, приблизившись к скале, что кустарники и большие травы совершенно загородили узкую тропинку, ведущую к ней, и что с другой стороны, на земле, не было видно ни малейших следов ноги человека или конского копыта. И она заключила из всего этого, что здесь уже долгое время никого не было. И она сказала Али-Бабе:
— О мой дядя, здесь все благополучно. Мы можем войти внутрь без всяких опасений.
Тогда Али-Баба, протянув руку к каменной двери, произнес магическую формулу, сказав:
— Сезам, отворись!
И тотчас же, как это бывало раньше, каменная дверь повиновалась словам и, как будто толкаемая невидимыми служителями, открылась и свободно пропустила Али-Бабу, его сына и юную Моргану. И Али-Баба убедился, что ничто не переменилось со времени последнего его посещения этой сокровищницы, и он с гордостью показал Моргане и мужу ее сказочные сокровища, единственным обладателем которых сделался он отныне.
И когда всё осмотрели в пещере, они наполнили золотом и драгоценными камнями три большие мешка, принесенные с собой, и возвратились к себе, произнеся формулу закрытия. И после этого они жили в мире и благоденствии, пользуясь с умеренностью и благоразумием богатствами, ниспосланными им Воздаятелем, Который один велик и щедр. И таким образом Али-Баба, дровосек, собственник трех ослов, составлявших все его богатство, сделался благодаря судьбе своей и благодати Всевышнего самым богатым и самым почитаемым человеком в родном своем городе. Слава Тому, Кто дает без счету смиренным земли!
— И это, о благословенный царь, — продолжала Шахерезада, — все, что я знаю об Али-Бабе и сорока разбойниках. Но Аллаху больше известно!
И царь Шахрияр сказал:
— Конечно, Шахерезада, эта история — удивительная история! И юная Моргана не имеет себе равных среди современных женщин! И я это хорошо знаю, так как был вынужден снять головы у всех распутниц моего дворца!
И Шахерезада, увидав, что царь уже нахмурил брови, вспомнив об этом, и стал гневаться, поспешила начать историю о встречах Гаруна аль-Рашида на багдадском мосту.
ВСТРЕЧИ ГАРУНА АЛЬ-РАШИДА НА БАГДАДСКОМ МОСТУ
ВСТРЕЧИ ГАРУНА АЛЬ-РАШИДА НА БАГДАДСКОМ МОСТУ
О царь времен, о венец главы моей, дошло до меня, что халиф Гарун аль-Рашид — да пребудет с ним благодать Аллаха! — однажды покинул свой дворец в компании визиря своего Джафара и меченосца Масрура, которые были переодеты, как и он сам, в костюмы благородных городских купцов. И когда он подошел с ними к каменному мосту, который соединяет два берега Тигра, то увидел на земле, у самого входа на мост, слепого старика, который сидел, подогнув ноги свои, и просил у прохожих милостыню ради Аллаха. И халиф остановился перед старым калекой и положил золотой динар в его протянутую ладонь. А нищий при этом внезапно схватил халифа, который уже собирался продолжить путь свой, за руку и сказал ему:
— О щедрый податель! Пусть Аллах вознаградит тебя за этот поступок души твоей самыми избранными из благословений Своих! Но я умоляю тебя, прежде чем ты уйдешь, не отказывай мне в благодати, которую я прошу у тебя! Подними руку свою и ударь меня в щеку или дай оплеуху по уху моему!
И, сказав это, он отпустил руку халифа, чтобы незнакомый ему благодетель мог ударить его по щеке. Тем не менее, опасаясь, что он уйдет, не доставив ему должного удовлетворения на его просьбу, старик позаботился о том, чтобы схватить халифа за подол его длинного платья.
Увидев и услышав все это, халиф очень растерялся и сказал слепому:
— О дядя, пусть Аллах защитит меня от повиновения твоему повелению! Ибо тот, кто дает милостыню ради Аллаха, не должен стирать свои заслуги, плохо обращаясь с теми, кто получает выгоду от этой милостыни. И жестокое обращение, к которому ты обязываешь меня прибегнуть, — это действие, недостойное правоверного.
И, сказав это, он попытался освободиться от хватки слепого. Но он не учел бдительности старика, который, предвидя движение халифа, приложил гораздо больше усилий, со своей стороны, чтобы не отпустить его. И он сказал ему:
— О мой щедрый учитель, прости меня за мою назойливость и смелость просьбы моей. И позвольте мне снова умолять тебя дать мне эту затрещину по уху. В противном случае я предпочту, чтобы ты забрал свое подаяние, ибо я могу принять его только при этом условии, не оскорбляя себя перед Аллахом и не нарушая клятву, которую я дал перед лицом Того, Кто видит тебя и видит меня. — Затем он добавил: — И если бы ты знал, о мой господин, причину моей клятвы, ты без колебаний согласился бы, что я совершено прав.
При этом халиф сказал себе: «Я не вижу иного выхода, вероятно, у Аллаха Всемогущего есть Свои соображения по поводу доводов этого слепого старика».
И поскольку он больше не хотел привлекать к себе любопытство прохожих, поспешил сделать то, о чем его просил слепой, который, получив свою затрещину, сразу отпустил его, поблагодарив, а потом вознес обе руки к небу, чтобы призвать благословение на его голову.
И аль-Рашид, освободившись таким образом, ушел со своими двумя спутниками, и он сказал Джафару:
— Ради Аллаха! История этого слепого должна быть удивительной, а его случай — очень странным! Поэтому вернитесь к нему и скажите, что вы пришли от имени эмира правоверных, чтобы приказать ему быть завтра во дворце во время послеобеденной молитвы.
И Джафар вернулся к слепому, сообщил ему приказ своего господина, а потом вернулся к халифу. Однако не успели они сделать и нескольких шагов, как увидели на левой стороне моста, почти напротив слепого, сидевшего второго нищего — калеку с искалеченными ногами и порезанным ртом. И меченосец Масрур по знаку своего хозяина подошел к этому второму калеке с больными ногами и подал ему милостыню, которая была записана в его судьбе на тот день. И человек этот поднял голову и рассмеялся, сказав:
— Хей, валлахи, за всю свою жизнь школьного учителя я не заработал столько, сколько получил от твоей великодушной руки, о господин мой!
И аль-Рашид, которого весьма удивил этот ответ, повернулся к Джафару и сказал ему:
— Клянусь головой моей! Если это школьный учитель и он вынужден теперь просить милостыню на мосту, то его история должна быть, безусловно, очень странной. Поспеши к нему и прикажи ему явиться завтра в час, назначенный для слепого, к воротам моего дворца.
И приказ этот был выполнен, и они продолжили свою прогулку.
Но не успели они еще отойти от калеки, как услышали, как тот громко призывает благословения на голову подошедшего к нему какого-то шейха. И они решили посмотреть, чтобы понять, в чем тут дело. И они увидели, что этот шейх пытается увернуться от калеки, явно сбитый с толку благословениями и похвалами, которые он ему посылал. И они поняли, со слов калеки, что милостыня, которую только что вручил ему этот шейх, была значительнее, чем милостыня Масрура, — такая, какой этот бедняга никогда еще не получал. И Гарун выразил Джафару свое изумление, увидав, что простой человек проявил большую щедрость рук своих, чем его собственные, и он добавил:
— Я хотел бы узнать этого шейха и понять мотив его удивительной щедрости. Иди, о Джафар, и скажи ему, чтобы он явился завтра и стал между рук моих в час, назначенный для слепого и калеки.
И это приказание был тотчас же выполнено.
И они уже собирались продолжить путь свой, как вдруг увидели, что по мосту движется великолепная процессия, какую обычно могут позволить себе только цари и султаны. И впереди ехали конные глашатаи, которые кричали:
— Дорогу нашему господину, супругу дочери могущественного султана Китая и дочери могущественного султана Синда и Индии!
А во главе кортежа на скакуне, порода которого чувствовалась в каждом его движении, ехал эмир или, может быть, сын царя, облик которого был блистателен и полон благородства. А сразу за ним шли двое конюших[51], которые вели на поводу из синего шелка запряженного величественного верблюда с паланкином, в котором сидели, одна справа, а другая слева, под навесом из красной парчи и с лицами, закрытыми оранжевой шелковой вуалью, две принцессы, жены всадника. Замыкала же шествие труппа музыкантов, наигрывавших на своих инструментах необычных форм индийские и китайские мелодии.