И я подумал тогда, что, прежде чем стать султаном Индии или Китая и утратить возможность свободно путешествовать, мне стоит снова увидеть страну, в которой я родился и где жил дровосеком, и Багдад, Город мира.
Вот поэтому-то, о эмир правоверных, ты и встретил меня на мосту Багдада во главе моей процессии, за которой следовал паланкин, в котором несли двух моих жен, принцесс Индии и Китая, в честь которых музыканты играли на своих инструментах индийские и китайские мелодии.
Такова моя история. Но Аллах знает все лучше нас!
Услышав рассказ благородного всадника, халиф встал в его честь и пригласил его сесть к себе на тронное ложе. И он поздравил его с тем, что он был избран Всевышним и в результате из бедного дровосека, каким он и был, превратился в наследника престолов Индии и Китая. И он добавил:
— Да запечатлеет Аллах нашу дружбу и да хранит Он тебя для счастья твоих будущих царств!
После этого аль-Рашид повернулся к третьему персонажу, который был почтенным шейхом со щедрой рукой, и он сказал ему:
— О шейх, я встретил тебя вчера на мосту Багдада, и, когда я увидел твою щедрость, скромность и смирение перед Аллахом, это побудило меня познакомиться с тобой поближе. И я убежден, что пути, по которыми Аллах водил тебя, чтобы порадовать своими дарами, должны быть необычайными. Мне до крайности любопытно узнать о них от тебя самого, и именно для этого, чтобы доставить мне такое удовольствие, я и вызвал тебя. Так говори со мной искренно, чтобы я порадовался, принимая участие в твоем счастье. И будь уверен, что бы ты ни говорил, ты заранее прикрыт платком моей защиты и покровительства.
И шейх со щедрой рукой ответил, поцеловав землю между рук халифа:
— О эмир правоверных, я расскажу тебе все как на духу, что стоит рассказать о моей жизни. И если моя история удивительна, то мощь и могущество Властелина вселенной еще удивительнее!
И он начал свое повествование такими словами:
ИСТОРИЯ ШЕЙХА СО ЩЕДРОЙ РУКОЙ
Знай, о господин мой и владыка всякой благотворительности, что я всю жизнь занимался изготовлением канатов и веревок, работая с коноплей, как трудились до меня мои предки. И того, что я зарабатывал этим ремеслом, едва хватало, чтобы прокормиться вместе с женой и детьми. Но из-за отсутствия способностей к другой профессии я довольствовался, не слишком ропща на судьбу, тем немногим, что даровал нам Воздаятель, и приписывал свое несчастье только моему недостатку знаний и тугости ума. И в этом я не ошибался, должен признаться со смирением перед Повелителем умов. Но, о господин мой, острый ум никогда и не был первым достоинством канатчиков, работающих с коноплей, и его избранное место не могло находиться под тюрбаном канатчика, работающего с коноплей. И потому в любом случае мне оставалось только есть хлеб Аллаха, не высказывая невыполнимых желаний вроде попытки взобраться одним прыжком на вершину горы Каф[57].
Так вот в один из дней, когда я сидел в своей лавке с пеньковой веревкой, привязанной к пальцу ноги моей, и уже заканчивал ее плести, я увидел двух богатых жителей моего квартала, которые обычно приходили и сидели на скамейке перед моей лавкой, чтобы поговорить о том о сем, вдыхая вечерний воздух. И эти два знатных человека из моего района были дружны и любили поболтать между собой, перебирая свои янтарные четки. Но никогда еще им не случалось во время своих оживленных бесед перебивать друг друга или отказываться от тех любезностей, которые один друг обязан оказывать другому, вовсе нет. Когда один говорил, другой слушал, и наоборот. Из-за этого их речи всегда звучали разумно, а сам я, несмотря на свою малую сообразительность, мог извлекать пользу из таких красивых речей.
И в тот день, как только они отдали мне свой «салам» и я вернул его им как подобает, они заняли свое обычное место перед моей лавкой и продолжили беседу, которую они уже начали во время прогулки. И один из них, которого звали Си Саад, сказал другому, которого звали Си Саади:
— О друг мой Саади! Человек может быть счастлив в этом мире только до тех пор, пока у него есть имущество и большие богатства, чтобы жить вне зависимости от кого бы то ни было. А бедные бедны только потому, что родились в нищете, передаваемой от отца к сыну, или, родившись с богатством, они потеряли его из-за блуда, разврата, из-за каких-то дурных дел или просто благодаря одной из тех смертей, против которых бессильно любое существо. В любом случае, о Саади, по-моему, бедные люди бедны только потому, что они не могут собрать достаточно большую сумму денег, которая позволила бы им посредством какого-либо коммерческого дела, начатого в нужный момент, окончательно обогатиться. И я полагаю, что, если, став богатыми, они достойно воспользуются своим богатством, они не только останутся богатыми, но со временем и значительно приумножат его.
На что Саади ответил:
— О друг мой Саад! Скажу не для того, чтобы просто противоречить тебе, но, клянусь Аллахом, я не согласен с тобой. И прежде всего я не уверен, что вообще лучше жить в достатке, чем в бедности. Ведь богатство само по себе не имеет ничего, чем оно могло бы искушать душу без особых претензий. Оно лишь полезно для того, чтобы облегчать окружающую жизнь. Но какие у него недостатки! Разве мы сами не знаем об этом, мы, у которых ежедневно набирается столько хлопот и столько неприятностей?! И жизнь нашего друга Хасана-канатчика, что сидит здесь перед нами, не длиннее и не лучше ли в целом нашей? И потом, о Саад, ты предполагаешь, что бедняк может стать богатым, но я не уверен, что это так легко может произойти. Я полагаю, это редкий случай, ибо дело это зависит от множества обстоятельств и редко выпадающих шансов, и мы могли бы долго спорить на эту тему. Со своей стороны, я считаю, что бедняк, лишенный каких-либо начальных денег, имеет такие же шансы разбогатеть, как если бы у него их было совсем немного. Я хочу сказать, что он может без начальных средств стать безмерно богатым в одночасье, не прилагая к этому ни малейшего труда, просто потому что это записано в судьбе его. Вот почему я считаю, что экономить в ожидании плохих дней совершенно бесполезно, потому что плохие дни, как и хорошие, нам ниспосланы Аллахом, и это неправильно — скупиться и экономить добро, которое дает нам Воздаятель изо дня в день, стараясь отложить излишки на черный день. Избыток, о Саад, если он существует, должен переходить к беднякам по воле Аллаха, а держать его при себе — значит не верить в великодушие Всевышнего. Что же касается меня, о друг мой, то не проходит и дня, чтобы я не проснулся и не сказал себе: «Радуйся, о Си Саади, ибо кто знает, чем окажется сегодня благодеяние Господа твоего!» И никогда не обманывала меня моя вера в воздаяние. И потому за всю свою жизнь я ни разу не работал и не беспокоился о завтрашнем дне. Таково мое мнение.
Услыхав эти слова своего друга, благородный Си Саад ответил:
— О Саади, я вижу, что в текущий момент было бы действительно бесполезно продолжать оспаривать мое мнение. Вот почему, вместо того чтобы бессмысленно спорить, я предпочитаю поставить опыт, который сможет убедить тебя в превосходстве моего взгляда на жизнь. Я хочу без промедления отправиться на поиски по-настоящему бедного человека, рожденного таким же бесшабашным отцом, как и он сам, которому я дам крупную сумму денег, которая послужит ему исходным капиталом. И поскольку человек, которого я выберу, должен быть честным, опыт докажет, кто из нас двоих прав: ты, который все ждет милости от судьбы, или я, который считает, что нужно самому строить жизнь свою.
И Саади на это ответил:
— Хорошо придумано, о друг мой! Но чтобы найти бедного и честного человека, о котором ты говоришь, нам не нужно далеко ходить. Это наш друг Хасан-канатчик, который действительно находится в трудных жизненных обстоятельствах. И твоя щедрость не может упасть на более достойную голову.
Но, дойдя до этого места в своем рассказе, Шахерезада увидела приближение утра и скромно умолкла, не желая продолжать его в эту ночь.
А когда наступила
она продолжила:
Разве нам нужно долго искать его? Ведь это наш друг Хасан-канатчик, который действительно находится в трудных жизненных обстоятельствах. И твоя щедрость не может упасть на более достойную голову. И Саад ответил:
— Клянусь Аллахом! Ты говоришь правду. И это простая забывчивость с моей стороны, что я хотел искать в другом месте то, что у нас под рукою.
И он повернулся ко мне и сказал:
— Йа Хасан, я знаю, что у тебя большая семья, у которой много ртов и зубов, и что ни один из пятерых детей, которых дал тебе Даритель, еще не в том возрасте, чтобы помогать тебе в чем-то. С другой стороны, я знаю, что, хотя сырая конопля и не слишком дорога, в настоящее время на базаре все же нужно иметь хоть какие-то деньги, чтобы купить ее. А чтобы иметь деньги, надо экономить. И экономия вряд ли возможна в таком домашнем хозяйстве, как твое, где вклад меньше, чем расходы. Итак, йа Хасан, чтобы помочь тебе выбраться из нищеты, я хочу пожертвовать тебе сумму в двести золотых динаров, которая послужит вкладом для расширения твоей торговли веревками и канатами. Так скажи мне, что ты действительно сможешь с этой суммой в двести динаров избавиться от неприятностей и начать зарабатывать деньги ловко и с мастерством!
И я, о эмир правоверных, ответил:
— О господин мой, да продлит Аллах жизнь твою и вернет тебе в сотню раз больше того, что предлагает мне твое милосердие! И поскольку ты снизошел до меня, я осмелюсь сказать тебе, что зерно в моей земле падает на плодородный слой и что, даже если в моих руках окажется гораздо меньшая сумма, ее будет достаточно не только для того, чтобы я стал таким же богатым, как главные канатчики моего ремесла, но даже для того, чтобы я стал более богатым, чем все канатчики, собравшиеся в этом многонаселенном и великом городе Багдаде. Если, однако, Аллах будет благоволить мне. Иншаллах!