И я хотел убежать, но она остановила меня, протянув левую руку, а правой откинула вуаль и сказала мне, перестав смеяться:
— Вот, посмотри на меня, юный глупец, и скажи мне, каждую ли ночь ты можешь встретить кого-нибудь красивее или моложе меня? Мне едва исполнилось восемнадцать, и никто меня еще не касался. Что же до лица моего, которым невозможно не залюбоваться, то никто, кроме тебя, не мог польстить себе тем, что видел его. Поэтому ты жестоко возненавидел бы себя, если бы позволил убежать от меня.
И я сказал ей:
— О госпожа моя! Твоя красота подобна полной луне, и, хотя ревнивая ночь крадет из моих глаз часть твоих прелестей, того, что я вижу, достаточно, чтобы быть очарованным! Но войди на минутку в мое положение, и ты увидишь, как оно печально и неопределенно.
И она ответила:
— Я согласна с тобою, о ядро сердца моего, что твое положение неопределенно, но неопределенность эта проистекает не из-за опасности, которой ты подвергаешься, а благодаря самому предмету, ее вызывающему, ведь ты не знаешь, кто я такая и каково мое положение во дворце. Что же касается опасности, которой ты подвергаешься, то она была бы реальной для любого другого, кроме тебя, поскольку я беру тебя под свою защиту и опеку. Так скажи мне, как тебя зовут, кто ты и каковы твои обязанности во дворце.
И я ответил:
— О госпожа моя, я Хасан из Дамаска, новый дворецкий царя Сабур-шаха и любимец визиря царя Сабур-шаха.
И она воскликнула:
— Ах! Так это ты тот красавец Хасан, который вскружил голову этому потомку друзей Лута! Это мое счастье, что в эту ночь ты здесь со мною один! О мой милый! Пойдем, дорогой, пойдем! И перестань отравлять минуты сладости и благодати мучительными размышлениями!
И, заговорив так, красавица насильно притянула меня к себе, и прижалась своим лицом к моему, и страстно приложила свои губы к моим губам. И я, о господин мой, хотя такое приключение случилось со мной впервые, почувствовал при этом прикосновении, как яростно живет во мне дитя моего отца, и я, обняв юницу, обмякшую в моих руках, поцеловал ее и вытащил свое дитя, поднеся его к ее гнезду. Но при виде этого, вместо того чтобы, загоревшись, задвигаться, красавица вдруг отпрянула и грубо оттолкнула меня, издав испуганный возглас. И едва я успел вернуть малыша на место, тотчас увидел, как из зарослей роз выбежало десять юниц, которые подбежали к нам, хохоча в голос.
И по их виду, о мой повелитель, я понял, что они всё видели и всё слышали и что молодая особа, о которой идет речь, забавлялась на мой счет и использовала меня только в насмешку, с очевидной целью рассмешить своих спутниц. И к тому же в мгновение ока все девушки оказались вокруг меня, и они смеялись и прыгали, как прирученные лани.
И, смеясь, они смотрели на меня глазами, полными озорства и любопытства, и, перебивая друг друга, говорили той, которая первая заговорила со мной:
— О сестра наша Каирия, ты преуспела! О, как ты преуспела!
— Каким он был красивым ребенком!
— И таким живым!
— И шустрым!
— И возбужденным!
— И галантным!
— И очаровательным!
— И большим!
— И он хорошо себя чувствовал!
— И бравым!
— И удивительным!
— И царственным!
И тут они все разразились хохотом и долго смеялись, а я был на грани смущения и растерянности. Ибо за всю жизнь свою, о господин мой, я не смотрел прямо женщине в лицо и не находился в женском обществе. А все они были дерзкими и нахальными, и о примерах такой нескромности я никогда не слышал. И я оставался там среди их веселья, сбитый с толку, пристыженный и с вытянувшимся носом, как последний глупец.
Но тут вдруг из зарослей роз вышла, как луна на рассвете, двенадцатая отроковица, появление которой неожиданно прекратило все хихиканья и насмешки. И красота ее была столь велика, что заставляла склоняться на ее пути стебли цветов. И она подошла к нашей группе, которая расступилась при ее приближении, и, внимательно посмотрев на меня, сказала:
— Воистину, о Хасан из Дамаска, твоя дерзость — великая дерзость, и твое покушение на юницу, которую ты здесь встретил, заслуживает наказания. Но клянусь своей жизнью! Как жаль мне твою молодость и красоту!
Тогда юница, которая была причиной всей этой истории и которая называла себя Каирией, подошла, поцеловала руку говорящей и сказала ей:
— О госпожа наша Зулейка, клянусь твоей драгоценной жизнью! Прости ему его поползновение, которое является лишь доказательством его порывистости! Его судьба в твоих руках! Неужели мы должны оставить его или же нам следует прийти на помощь этому прекрасному нападающему, этому совершителю покушений на юных девственниц?!
При этом та, которую звали Зулейкой, на мгновение задумалась и ответила:
— Ну что ж, на сей раз мы прощаем его, раз ты сама, перенесшая его покушение, ходатайствуешь за него! Да будет спасена его голова и да будет избавлен он от опасности, в которой очутился! И даже надо, чтобы он запомнил девушек, которые над ним потешались, и мы постараемся, чтобы приключение этой ночи закончилось для него немного приятнее, поэтому давайте возьмем его с собой и впустим в наши личные покои, которые до сих пор никто из мужчин не нарушал своим присутствием!
И, сказав это, она сделала знак одной из девушек и ее спутницам, которые тотчас же исчезли под кипарисами, чтобы через мгновение вернуться, неся в руках отрез шелка. И она разложила у ног моих эти шелка, которые превратились в прелестное женское платье, и все они помогли мне облачиться в эту одежду. И, замаскированный таким образом, я смешался с их группой, и, пробравшись через заросли, мы добрались до их апартаментов и вошли в приемную залу, отведенную для гарема. Она вся была отделана ажурным мрамором и инкрустирована жемчугом и бирюзой, и девушки шепнули мне на ухо, что это та самая зала, где единственная дочь царя имеет обыкновение принимать своих посетительниц и подруг. А еще они открыли мне, что единственной дочерью царя была не кто иная, как сама принцесса Зулейка.
И я заметил, что посреди этого красивого обширного зала стояло двадцать больших парчовых подставок, расположенных по кругу на большом ковре. И тут все девушки, которые ни на минуту не переставали незаметно подшучивать надо мной и бросать на меня сияющие взгляды, принялись по порядку усаживаться на эти парчовые подставки, а меня заставили сесть посреди них, как раз напротив самой принцессы Зулейки, которая смотрела на меня глазами, от которых трепетала душа моя.
Тогда Зулейка приказала подать прохладительные напитки — и тут же появились шесть новых рабынь, не менее красивых и богато одетых, и они стали предлагать нам на золотых подносах шелковые салфетки, а еще десять следовали за ними с большими фарфоровыми вазами, один вид которых уже был освежающим.
В эту минуту Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Они стали предлагать нам на золотых подносах шелковые салфетки, а еще десять следовали за ними с большими фарфоровыми вазами, один вид которых уже был освежающим. И они подали нам эти вазы, в которых были холодный шербет, простокваша и варенье с кедровыми орешками, ломтиками огурцов и лимонов. И принцесса Зулейка налила себе первой, и той же золотой ложкой, которую поднесла к губам, предложила мне немного варенья и кусочек лимона, а потом — новой ложкой — простоквашу. Потом та же самая ложка несколько раз переходила из рук в руки, так что все девушки раз за разом пробовали эти превосходные угощения, пока в фарфоровых вазах ничего не осталось. И тогда рабыни поднесли нам ароматные вина в хрустальных кубках.
И беседа наверняка не стала бы такой оживленной, если бы мы не перепробовали все сорта вин. И я удивлялся смелости речей этих молодых девушек, которые смеялись всякий раз, когда одна из них произносила громкую и содержательную шутку насчет ребенка моего отца, вид которого волновал их в высшей степени. И прелестная Каирия, против которой было направлено мое покушение, уже не держала на меня никакой обиды и не была настроена против меня. Она смотрела на меня, улыбаясь, и давала понять языком глаз, что прощает мне тогдашнюю мою живость в зарослях роз. А я, со своей стороны, время от времени поднимал на нее глаза, а затем резко опускал их, как только замечал, что она смотрит на меня, ибо, несмотря на все усилия, которые я прилагал, чтобы на моем лице появилась какая-либо уверенность, я продолжал испытывать среди этих необыкновенных молодых девушек сильное смущение. А принцесса Зулейка и ее спутницы, прекрасно это понимавшие, всячески старались приободрить меня. И наконец Зулейка сказал мне:
— Когда же ты, о друг наш Хасан из Дамаска, решишься дышать свободно и наконец расслабишься? Неужели ты думаешь, что эти невинные девушки являются пожирательницами человеческой плоти? И разве ты не знаешь, что ничем не рискуешь в покоях царской дочери, куда никогда ни один евнух не посмеет проникнуть без разрешения? Поэтому забудь на мгновение, что ты разговариваешь с принцессой Зулейкой, и представь себя беседующим с простыми девушками, дочерьми мелких торговцев из Шираза! Подними голову, о Хасан, и взгляни в лицо всем этим молодым и очаровательным юницам! И, осмотрев их с величайшим вниманием, поспеши сказать нам откровенно, не боясь обидеть нас, какая из нас больше всего тебе нравится!
Однако эти слова принцессы Зулейки, о царь времен, вместо того чтобы придать мне мужества и уверенности, только усилили мое смятение и смущение, и я лишь бормотал бессвязные слова, чувствуя, как от избытка чувств у меня на лице разливается румянец. И в тот момент мне хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. И Зулейка, видя мое недоумение, сказал мне:
— Я вижу, о Хасан, что прошу тебя о том, что приводит тебя в смущение. Ибо, без сомнения, ты боишься, что, заявив о своем предпочтении одной, ты вызовешь недовольство всех остальных, которые тебя возненавидят за это. Что ж, знай, что ты ошибаешься, если такой страх заслоняет разум твой. Знай, что я и мои спутницы так сплочены и между нами существуют такие нежные узы, что любой мужчина, что бы он ни делал с одной из нас, не сможет изменить наших взаимных чувств. Так что изгони из своего сердца страхи, которые делают его таким осторожным, и осмотри всех по своему усмотрению; и если даже ты пожелаешь, чтобы мы все обнажились перед тобой, скажи это без стеснения, и мы примем твой приказ над нашими головами и перед нашими глазами. Но только поспеши сообщить нам, кто станет избранницей твоей.