На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И пришли они во дворец и бесшумно пробрались во внутренние покои через потайную дверь.
Тогда халиф, как и в первый раз, повелел положить Абул Гассана на свою собственную кровать и велел переодеть его так же, как и тогда. И отдал он такие же, как и в прошедший раз, приказания, а Масруру велел разбудить себя рано утром до наступления часа молитвы.
И пошел он спать в соседнюю комнату.
На другое утро в назначенный час разбуженный Масруром халиф отправился в комнату, где еще спал Абул Гассан, и велел привести всех девушек, которые в тот раз находились в различных залах, по каким проходил Абул Гассан, а также всех музыкантов и всех певиц. И велел он им разместиться в стройном порядке и отдал им свои приказания. Потом, дав понюхать Абул Гассану немного уксуса, после чего тот чихнул и у него выскочило из носа немного мокроты, халиф спрятался за занавес и подал условный знак — и тотчас же голоса певиц слились со звуками арф, флейт и гобоев, и райские звуки и ангельское пение раздались в комнате. В эту минуту Абул Гассан очнулся и, еще не открывая глаз, услышал эту стройную музыку, которая и довершила его пробуждение. И открыл он глаза и увидел себя окруженным двадцатью восемью девушками, которых он видел тогда в различных залах, по семь в каждой; и в один миг узнал он их так же, как и комнату, обивку стен и убранство. И узнал также голоса, очаровавшие его в тот первый раз. И, широко открыв глаза, сел он на постели и несколько раз провел рукою по лицу, чтобы убедиться, что не спит.
В эту минуту музыка и пение прекратились, и глубокая тишина воцарилась в комнате. И все женщины скромно опустили глаза перед устремленными на них высочайшими взорами. Тогда остолбеневший от удивления Абул Гассан укусил себе пальцы и воскликнул среди царившего вокруг него молчания:
— Горе тебе, йа Абул Гассан, о сын матери своей! Опять это сонное видение, а завтра — воловьи жилы, цепи, больница для сумасшедших и железная клетка! — А затем он прокричал: — Ах ты, гнусный купец из Мосула, пусть задушит тебя шайтан, господин твой, в глубине ада! Это ты, наверное, забыл запереть дверь и впустил опять шайтана, а с ним и наваждение в дом мой. И вот теперь злой дух смутил ум мой и показывает мне всякую небывальщину. Да смутит тебя Аллах, о шайтан, со всеми твоими помощниками и всеми мосульскими купцами! И пусть разрушится весь город Мосул и раздавит под своими развалинами всех своих жителей! — Потом он зажмурился, затем снова открыл глаза, и так несколько раз под ряд, и воскликнул: — О бедный Абул Гассан, лучше всего для тебя было бы заснуть и проснуться лишь тогда, когда злой дух выйдет из твоего тела, а мозг придет в порядок. А то берегись, завтра ждет тебя, ты знаешь что! — И, сказав это, он снова лег, закрылся одеялом с головой и, чтобы уверить себя, что спит, принялся храпеть, как верблюд или как стадо буйволов, стоящее в воде.
Видя и слыша все это из-за занавеса, халиф едва не задохнулся от смеха.
Абул Гассану же не удалось уснуть, потому что Сахарный Тростник, так понравившаяся ему девушка, следуя полученным инструкциям, подошла к кровати, на которой он храпел, не засыпая, села на краю и милым голоском своим сказала ему:
— О эмир правоверных, предупреждаю твое высочество, что настал час утренней молитвы!
Но Абул Гассан закричал глухим голосом из-под одеяла:
— Да смутится лукавый! Прочь от меня, шайтан!
Нисколько не смутившись, Сахарный Тростник продолжала:
— Эмиру правоверных, без сомнения, приснился дурной сон! Не шайтан говорит с тобою, о господин мой, а маленькая Сахарный Тростник! Удались, лукавый! Я маленькая Сахарный Тростник, о эмир правоверных!
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Удались, лукавый! Я маленькая Сахарный Тростник, о эмир правоверных!
При этих словах Абул Гассан отбросил одеяло и, открыв глаза, увидел, что на краю постели действительно сидит его любимица, Сахарный Тростник, а перед ним, выстроившись в три ряда, стоят и другие девушки, которых он и узнавал всех одну за другою: Розовый Лепесток, Алебастровая Шея, Жемчужная Связка, Утренняя Звезда, Утренняя Заря, Зерно Мускуса, Сердце Граната, Коралловый Ротик, Мускатный Орех, Сила Сердца и другие. И, увидев их всех, он протер глаза так, что едва не вдавил их себе в череп, и воскликнул:
— Кто вы? И кто я?
И все хором отвечали:
— Слава господину нашему, халифу Гаруну аль-Рашиду, эмиру правоверных, царю мира!
И, остолбенев от удивления, он спросил:
— Да разве я не Абул Гассан Беспутный?
И они отвечали все вместе разными голосами:
— Да удалится лукавый! Ты не Абул Гассан, а Абул Госн![11] Ты государь наш и венец головы нашей!
Абул Гассан же сказал себе: «Сейчас увижу, сплю я или нет».
И, обернувшись к Сахарному Тростнику, он сказал ей:
— Подойди сюда, милая!
Сахарный Тростник вытянула шею, а Абул Гассан сказал ей:
— Укуси меня за ухо!
И Сахарный Тростник впилась своими зубками в ушную мочку Абул Гассана и укусила его, но так жестоко, что он завыл ужаснейшим образом. А потом воскликнул:
— Да, разумеется, я эмир правоверных, сам Гарун аль-Рашид!
И тотчас же все музыкальные инструменты заиграли увлекательный танец, а певицы запели хором веселую песню. И все девушки, взявшись за руки, составили большой круг и легкими ногами заплясали вокруг постели, повторяя припев главной мелодии, и с таким безумным увлечением, что Абул Гассан, внезапно воодушевившись, отбросил одеяло, подушки, подбросил вверх свой ночной колпак, спрыгнул с кровати, сорвал с себя одежду и с зеббом впереди и голым задом сзади бросился в круг девушек и принялся отплясывать среди всеобщего смеха и шума, тряся животом, зеббом и извиваясь всей спиной. И так был он забавен, что стоявший за занавесом халиф уже не в силах был сдерживать смех и так захохотал, что заглушил своим хохотом и шум пляски, и гром баскских барабанов[12], и струнные, и духовые инструменты! А потом заикал, упал навзничь и едва не лишился чувств. Однако все-таки ему удалось подняться, и, раздвинув занавес, он закричал:
— Абул Гассан, йа Абул Гассан, да ты, верно, поклялся уморить меня смехом!
При виде халифа и при звуках его голоса пляска внезапно остановилась, девушки остались неподвижными на своих местах, и водворилась такая тишина, что можно бы услышать звук падающей на пол иголки.
И остолбеневший Абул Гассан остановился вместе с другими и повернул голову в ту сторону, откуда раздался голос. И, увидев халифа, тотчас же узнал в нем купца из Мосула. Тогда с быстротою сверкнувшей молнии понял он причину всего того, что случилось с ним. И разгадал он шутку. Но, не смутившись и не растерявшись, он сделал вид, что не узнает халифа, и, желая, в свою очередь, позабавиться, он подошел к халифу и закричал ему:
— Ха, ха, так вот ты где, о купец моей задницы! Погоди, я покажу тебе, как оставлять незапертыми двери честных людей!
Халиф же засмеялся во все горло и ответил:
— Клянусь моими святыми предками, о Абул Гассан, брат мой, я вознагражу тебя за все причиненные тебе неприятности и дарую тебе все, что пожелает душа твоя! И отныне ты будешь братом моим в этом дворце!
И обнял он его горячо и прижал к груди своей.
Затем он приказал девушкам надеть на брата его Абул Гассана одеяния, вынутые из особого шкафа, и выбрать все, что было там самого богатого и великолепного. И девушки поспешили исполнить приказание.
Когда же Абул Гассан был одет, халиф сказал ему:
— Теперь говори, Абул Гассан! Все, чего бы ни попросил ты, будет немедленно исполнено!
И Абул Гассан, поцеловав землю между рук халифа, ответил:
— Я хочу попросить у великодушного господина нашего только одной милости — позволить мне всю жизнь мою прожить под сенью халифа!
И чрезвычайно тронутый бескорыстием Абул Гассана халиф сказал ему:
— Я очень ценю твое бескорыстие, йа Абул Гассан. Поэтому я не только с этой минуты выбираю тебя своим товарищем и братом, но разрешаю тебе свободный вход и выход во всякий час дня и ночи, не спрашивая ни аудиенции, ни отпуска. Более того, я желаю, чтобы ты был допускаем даже в покои дочери моего дяди Сетт Зобейды, куда не допускаются другие. И когда я буду там, и ты будешь со мной, все равно в какой час дня и ночи!
В то же время халиф назначил Абул Гассану роскошное помещение во дворце и в виде первого жалованья выдал ему десять тысяч золотых динаров. И обещал ему, что сам будет заботиться о том, чтобы он ни в чем не нуждался. После этого халиф отправился в Совет заниматься делами государства.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и со свойственной ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Калиф отправился в Совет заниматься делами государства.
Тогда Абул Гассан не захотел более оставлять в неизвестности мать свою. И побежал он к ней и рассказал ей во всех подробностях о странных происшествиях от начала и до конца. Но повторять все это нет надобности.
И объяснил он ей, так как она сама не могла бы понять этого, что халиф сыграл с ним всю эту шутку просто так, для своего развлечения. И прибавил:
— Но так как все кончилось к моему благополучию, то да будет прославлен Благодетель наш Аллах!
Потом он поспешил расстаться с матерью, пообещав ей навещать ее каждый день, и направился снова во дворец, между тем как слух о его приключении с халифом и о перемене в его положении распространялся по всему кварталу, а оттуда и по всему Багдаду, а затем и по ближним и дальним областям царства.