Отчаянья отравленное жало;
Клянусь я роз и лилий красотой,
Что на щеках цветут его прекрасных,
Рубином уст, и жемчугом зубов,
И прелестью чарующей улыбки;
Клянусь волос благоуханьем сладким;
Клянусь струями меда и вина,
Что с уст его текут при каждом слове,
И стройным станом, гибким, как тростник,
Его походкой легкой, пышных бедер
Роскошной формой, шелком нежной кожи,
Изяществом и грацией его;
Клянусь его любезным обращеньем,
Речей усладой, благородством рода
И пышностью богатств его несметных —
Да, этим всем торжественно клянусь,
Что в полдень солнце не сияет ярче,
Чем лик его, блистающий красой;
Что серп луны есть лишь обрезок ногтя
С его руки; что мускуса и амбры
Благоуханье менее отрадно,
Чем аромат дыхания его;
Что ветерок душистый похищает
Свой аромат от волн его кудрей!
Но вот однажды, когда очаровательный юноша, сын купца Короны, сидел в лавке отца своего, к нему подошли несколько отроков, товарищей его, и предложили ему…
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и с присущей ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Но вот однажды, когда очаровательный юноша, сын купца Короны, сидел в лавке отца своего, к нему подошли несколько отроков, товарищей его, и предложили ему отправиться вместе с ними погулять в саду, принадлежавшем одному из них, и сказали ему:
— О Нур, ты увидишь, как прекрасен этот сад!
И Нур ответил им:
— Я-то очень хочу! Но я должен сначала спросить позволения у отца.
И он пошел просить позволения на это у отца своего. И купец Корона не стал особенно колебаться и, дав ему разрешение ехать, снабдил его также кошельком, полным золота, дабы он не был в тягость своим товарищам.
Тогда Нур и другие юноши сели на мулов и ослов и скоро подъехали к саду, заключавшему все, что может ласкать глаз и услаждать вкус. И они вошли туда через сводчатые ворота, прекрасные, как врата рая, выстроенные из чередующихся рядов разноцветного мрамора и обвитые виноградными лозами, отягченными гроздями винограда, красного, черного, белого и золотистого, о которых сказал поэт:
О винограда кисти, налитые
Вином душистым, вы вкусней шербета
И в черный цвет, как вороны, одеты;
Ваш темный блеск меж зелени ветвей
Подобен блеску юных женских пальцев,
Лавзонией окрашенных недавно!
Вы опьянить нас можете всегда:
Когда висите вы на гибких лозах,
Пленяя душу красотой своею,
Или когда лежите в глубине
Обширных чанов под могучим прессом,
В пьянительный напиток обращаясь.
И, входя, они увидели над этими воротами следующую надпись, начертанную чудными лазоревыми письменами:
О друг, коль хочешь красотою сада
Ты насладиться, то войди сюда!
Под дуновеньем ветерка прохладным
Твое здесь сердце позабудет муки
При виде чудных радостных цветов,
Что пышно так красу мою одели;
Великодушно небо орошает
Моих деревьев ветви, что согнулись
Под сладким гнетом зреющих плодов, —
И ты увидишь, как, качаясь плавно,
Затронуты зефиром шаловливым,
Они блестят под золотым дождем
И жемчугом, что сыплется на них
С Плеяд влюбленных и из нежных тучек.
И если ветер, утомясь игрой,
Покинет их, чтобы ласкать любовью
Струи ручья, бегущего навстречу,
Он все же скоро те струи покинет,
Чтоб целовать уста моих цветов.
Войдя в ворота, они увидели сторожа сада, сидящего в тени, в беседке из виноградных лоз, прекрасного, как ангел Ридван[19], сторожащий сокровища рая. И он поднялся в честь их, и пошел им навстречу, и после обычных приветствий и гостеприимных пожеланий помог им соскочить на землю, и пожелал быть их проводником, чтобы показать им красоты сада во всех подробностях. И они увидели тогда прекрасные воды, струящиеся среди цветов и как будто с сожалением расстающиеся с ними; растения, отягченные ароматами; деревья, изнемогающие под бременем плодов, певчих птиц; цветущие рощи, пряные растения, и все, что делало этот сад похожим на сады Эдема. Но что пленяло их превыше всяких слов, так это ни с чем не сравнимый вид чудесных плодовых деревьев, воспетых поочередно всеми поэтами, как видно из следующих нескольких стихотворений, выбранных из тысячи подобных:
Прелестные, с блестящей гладкой кожей,
Раскрытые гранаты, рудники
Рубинов ярких в серебре оправы,
Застывшей крови девственной вы капли!
О, груди дев, стоящие высоко
Пред ликами вы доблестных мужчин!
О купола! Когда на вас гляжу,
Я зодчего искусство постигаю;
Вкушая вас, излечиваюсь я
От всех своих томительных недугов!
О яблоки, столь сладкие, как сахар,
Мускатные и с кожицею нежной,
Смеетесь вы, напоминая нам
Своей окраской розово-янтарной
Поочередно цвет лица влюбленных,
Счастливых и несчастливых в любви;
В двойном вы этом образе явили
И скромности стыдливой нежный цвет,
И грустный цвет любви неразделенной!
О абрикосы с косточкой душистой,
Кому не мил ваш тонкий, нежный вкус?!
Весной вы были нежными цветами,
Похожими на звезды, а теперь
Созрели вы, круглы и золотисты,
Как маленькие солнца меж листвы!
О белые, о черные, о фиги
Желанные на блюде аппетитном!
Я вас люблю, как белых дев Эллады,
Как страстных, знойных эфиопских дев!
О вы, мои желанные подруги,
Вы так во мне уверены всегда,
В моем желанье бурном, что небрежно,
Ленивицы, отбросили заботы
О красоте своей! Но если я
Вас так люблю, то потому, что мало
Есть знатоков, чтоб оценить могли
Всю вашу смелость, полную значенья!
О нежные подруги, огорченья
Вас ранними морщинами покрыли
На верхних ветках, где качает вас
Суровый ветер, — вас, душистых, сладких,
Как цвет ромашки, медленно поблекшей.
И вы одни меж ваших всех сестер,
О сочные, в минуту вожделенья,
Умеете внимание привлечь
Блестящей каплей сладостного сока!
О девушки, невинные еще,
Но уж на вкус с заметной кислотою,
Из Греции, с Синая, из Халеба,
Вы, что, колыша на роскошных бедрах
Ваш тонкий стан, с таким соблазном ждете
Любовников, что жадно вас съедят!
О прелесть! Груши! Бледным изумрудом
Или топазом темным отливая,
Продолговаты иль округлы вы,
Попарно ли висите вы на ветке
Иль в одиночку, вы всегда желанны,
Всегда на вкус отрадны, и во рту
Вы таете, о чудные, так нежно,
Что с каждым новым к вам прикосновеньем
Всё новые дарите нам блага!
Свои ланиты мы пушком покрыли,
Чтоб защитить от холода и зноя!
Мы бархатом одеты все кругом,
Круглы, пурпурны, потому что долго
В крови катались непорочных дев, —
И потому так дивны наши краски,
Так наша кожа тонкая нежна.
Попробуй нас и в мякоть погрузи ты
С восторгом зубы, только не касайся
Ты косточки, что сердцем служит нам, —
Она тебя отравит беспощадно!
Они сказали: «Трепетные девы,
Закрылись мы тройным плащом зеленым —
Так в раковинах крепких безопасно
Жемчужины прекрасные лежат.
Хоть мы внутри нежны и деликатны
Для тех, кто нас сумеет покорить,
Мы в юности с поверхности бываем
Горьки на вкус, жестки и неприятны.
Но в зрелости суровость не к лицу,
Тогда немедля разорвать спешим мы
Тройной покров, — нетронутое сердце,
Сверкающее свежей белизной,
Заманчиво прохожих привлекает».
И я воскликнул: «О миндаль невинный,
О милые, прелестные малютки,
Что в горсти я свободно всех вмещаю!
Напомнил мне зеленый ваш пушок
Ланиты друга, что еще доселе
Не опушились бородой курчавой,
Его ж больших продолговатых глаз
Я вижу форму в ваших половинках,
Как ваши зерна ногти рук его.
И даже лишним качеством вам служит
Неверность ваша, потому что сердце
Хоть часто в вас раздвоено, однако
Оно всегда, как жемчуг, белоснежно
В своей оправе нежного нефрита».
Взгляни на кисти ягод золотистых,
Что вперемежку с нежными цветами
Гирляндами повисли на ветвях:
Так звонкие бубенчики-малютки
Целуют ножки женские, звеня!
Плоды златые сидра-дерева[21],
Раскинувшего пышную листву
Близ трона Всемогущего Аллаха;
В его тени широкой отдыхают
Пленительные гурии, а ствол
Дал доски для Мусы скрижалей;
И от его подножия четыре
Источника целительных текут.
Когда зефир промчится над холмом,
Деревья апельсинные качают
Тогда ветвями и подобен смеху
Душистый шепот листьев и цветов.
О апельсины! Вы подобны девам,