— Вот тот, кого я желаю! Продай меня ему!
А персиянин обернулся и, в свою очередь, увидел юношу, украшенного всеми чарами молодости и красоты и изящно завернувшегося в плащ цвета сливы. И сказал он девушке:
— Этот молодой человек также был в толпе присутствовавших и не принимал участия в торгах. Как же ты хочешь, чтобы я предложил ему тебя помимо его воли? Разве не знаешь, что это до крайности понизило бы на тебя цену?
Она ответила:
— Не беда. Я желаю принадлежать только этому прекрасному юноше. И никто другой не будет обладать мною.
И с решимостью подошла она к молодому Нуру и сказала ему, бросив на него взгляд, полный соблазнов:
— Разве я не хороша, о господин мой, что ты ничего не предложил за меня на торгах?
Он отвечал:
— О царица моя, есть ли на свете красавица, которую возможно было бы сравнить с тобою?
Она спросила:
— Почему же ты не захотел взять меня, когда меня предлагали тому, кто больше даст? Вероятно, потому, что я не пришлась тебе по вкусу?
Он ответил:
— Да благословит тебя Аллах, о госпожа моя! Если бы я был в своем крае, я купил бы тебя ценою всех богатств и всех имений, которыми располагаю. Но здесь я только чужеземец, и все мое богатство заключается в кошельке с тысячей динаров!
Она сказала:
— Предложи их за меня, и ты не пожалеешь о своей покупке!
И молодой Нур, будучи не в силах противостоять чарам устремленного на него взора, распустил свой пояс, в котором хранилась тысяча динаров, и пересчитал и взвесил золото перед персиянином. И заключили они торговую сделку, после того как пригласили кади и свидетелей, для того чтобы договор получил законную силу. И чтобы подтвердить акт, девушка сказала:
— Я согласна на продажу мою этому прекрасному юноше за тысячу динаров, данных хозяину моему, персиянину!
И все присутствующие сказали:
— Йа Аллах! Они созданы друг для друга!
А персиянин сказал Нуру:
— Да послужит она для тебя благословением! Радуйтесь вместе молодости вашей! Вы оба равно заслуживаете ожидающего вас счастья!
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Наслаждайтесь вместе молодостью вашей! Вы оба равно заслуживаете ожидающего вас счастья!
Тогда молодой Нур, сопровождаемый девушкой с волнующими бедрами, направился к большому хану этого города и поспешил нанять там комнату. И извинялся он перед девушкой, что не может предложить ей ничего лучшего, говоря:
— Клянусь Аллахом, о госпожа моя, если бы я был в родном городе моем Каире, я поместил бы тебя во дворце, достойном тебя! Но повторяю тебе, здесь я только чужеземец. И имею я при себе лишь ровно столько денег, сколько нужно для уплаты за эту жилье!
Она ответила, улыбаясь:
— Не беспокойся об этом, — сняла с пальца кольцо, в которое вставлен был дорогой рубин, и сказала ему: — Возьми вот это и продай на базаре. И купи все, что нужно для того, чтобы пировать вдвоем; и не скупись, купи все, что есть лучшего по части съестного и напитков, не забывая о цветах, плодах и благовониях!
И поспешил Нур исполнить ее приказание и не замедлил возвратиться, нагруженный всякого рода припасами. И, засучив рукава одежды своей, он разостлал скатерть и заботливо приготовил пиршество. Потом сел он рядом с девушкой, смотревшей с улыбкой на все, что он делал; и начали они с того, что стали есть и пить. И когда они насытились и напитки стали оказывать свое действие, молодой Нур, немного оробевший от блестевших глаз своей невольницы, не пожелал поддаваться волновавшим его бурным желаниям, не осведомясь сперва о родных и происхождении девушки. Он взял ее руку, поцеловал и сказал ей:
— Именем Аллаха, о госпожа моя, не скажешь ли мне теперь, как твое имя и откуда ты родом?
Она же ответила:
— Вот именно об этом, о Нур, я и сама хотела заговорить. — И, помолчав немного, она сказала: — Знай, о Нур, что зовут меня Мариам и что я единственная дочь могущественного царя франков, царствующего в городе Константинии. Поэтому не удивляйся, что я с детства получила прекраснейшее образование и что меня обучали всякого рода учителя. Научили меня также управлять иголкой и веретеном, ткать шелковые ткани, вышивать, ткать ковры и пояса и изготовлять ткани из золотых нитей по серебряному полю и из серебряных — по золотому. И научилась я также всему, что может украсить ум и увеличить красоту. И росла я таким образом во дворце отца моего, вдали от всех. И придворные женщины, глядя на меня с нежностью во взгляде, говорили, что я чудо века. Поэтому множество царевичей и царей, владевших разными странами и островами, не замедлили просить моей руки; но царь, отец мой, отверг все эти предложения, не желая расставаться с единственною дочерью, с той, которую любил более жизни своей и многочисленных детей своих мужского пола, моих братьев. Между тем я заболела и дала обещание, что, если здоровье вернется ко мне, я отправлюсь на богомолье в монастырь, весьма чтимый всеми франками. И когда я выздоровела, я пожелала исполнить свое обещание и села на корабль с одной из придворных дам, дочерью вельможи из вельмож, находившегося при дворе царя, отца моего. Но как только мы потеряли из виду землю, на наше судно напали и овладели им мусульманские морские разбойники; и меня и всю мою свиту увели в рабство, отвезли в Египет и продали там персидскому купцу, которого ты видел и который, по счастью для моей девственности, был евнух. Судьбе было угодно, и также на мое счастье, чтобы хозяин мой тотчас после того, как привез меня в свой дом, опасно заболел продолжительною болезнью, во время которой я ходила за ним самым заботливым образом. Поэтому, как только он выздоровел, он захотел выразить мне свою благодарность за все знаки внимания, оказанные ему мною во время болезни его, и просил меня требовать от него всего, чего бы ни пожелала душа моя. Я же вместо всякой милости просила продать меня кому-нибудь, кто мог бы воспользоваться тем, что было во мне хорошего, но уступить меня только тому, кого выберу сама. Персиянин тотчас же согласился и поспешил отвести меня на рыночную площадь, где я и могла остановить мой выбор на тебе, о глаз мой, и отвергнуть всех старых и дряхлых мужчин, желавших приобрести меня!
И, сказав это, молодая франкская девушка взглянула на Нура очами, в которых пламенело золото соблазна, и сказала ему:
— Могла ли я, такая, какая есть, принадлежать кому бы то ни было, кроме тебя, о юноша?
И быстрым движением она сбросила покрывало и полностью разделась, чтобы оказаться в наготе своей. Благословенно чрево, носившее ее! Тогда только мог судить Нур о благословении, снизошедшем на его голову! И увидел он, что царевна была кроткой и белой, как льняная ткань, красавицей, и шел от всего ее тела сладкий аромат амбры, как роза, источала она свое природное благоухание.
И сжал он ее в своих объятиях и нашел в ней, исследуя ее в глубокой глубине, все еще нетронутую жемчужину. И он обрадовался этому открытию, и велика была его радость, и был он на вершине ликования.
И начал он гладить рукою ее нежную шею, и терялась его рука в волнах и завитках ее кудрей, и раздавались его поцелуи, как звук падающих в воду звонких камешков, и пил он сладость с губ ее и звонко хлопал ладонями по подпрыгивающей нежности ягодиц ее! Поистине, все это было!
Она же, со своей стороны, не преминула показать значительную долю своих дарований и дивных способностей, которыми обладала, так как в ней соединялись: сладострастие гречанок с любовными добродетелями египтянок, похотливые движения арабских девушек с горячностью эфиопок, искренность и робость франкских девушек с необыкновенною осведомленностью индианок, опытность дочерей Кавказа со страстностью дочерей Нубии, кокетливость женщин Йемена с мускульной силой женщин Верхнего Египта, миниатюрность членов китаянок с пламенностью дочерей Хиджаза, мощность женщин Ирака с нежностью персиянок. И объятия следовали за объятиями, поцелуи — за ласками, и совокуплялись они в течение всей ночи, пока, немного утомленные от таких многократных занятий любовью, наконец не заснули, обняв друг друга и опьянев от удовольствия.
Слава Аллаху, Который никогда не создавал более чарующего зрелища, нежели зрелище двух счастливых любовников, которые, опьяненные прелестями друг друга, отдыхают на своей постели, сплетя руки, соединив свои бьющиеся в гармонии сердца!
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
Шахерезада продолжила:
О слава Аллаху, Который никогда не создавал более чарующего зрелища, нежели зрелище двух счастливых любовников, которые, опьяненные прелестями друг друга, отдыхают на своей постели, сплетя руки, соединив свои бьющиеся в гармонии сердца!
Когда же они проснулись на следующий день, то не преминули снова начать многократно заниматься любовью с еще большей интенсивностью, жаром, энергией и опытом, чем прежде. Поэтому франкская царевна, чрезвычайно изумленная тем, что в сынах мусульманских соединяется так много дарований, сказала себе: «Без сомнения, если религия внушает и развивает у людей, ее исповедующих, так много мужества, героизма и добродетелей, такая религия есть, бесспорно, лучшая, наиболее человечная и единственно истинная из всех религий».
И тотчас же она пожелала облагородить себя исламом. И потому она обратилась к Нуру и спросила:
— Что должна я сделать, о глаз мой, чтобы облагородить себя исламом? Я хочу стать такой же мусульманкой, как и ты, исповедовать твою веру, так как не могла найти покоя в душе своей у франков, которые почитают за добродетель крайнее воздержание и считают высшим совершенством лишенного мужских достоинств священника. Это люди превратных понятий, не знающие неоцененную стоимость жизни! Это несчастные, которых солнце не согревает своими лучами! Поэтому душа моя хочет остаться здесь, где расцветет она всеми своими розами и запоет всеми своими птицами! Скажи же мне, что я должна сделать, чтобы стать мусульманкой?