Тысяча и одна ночь. В 12 томах — страница 27 из 65

И Нур, преисполненный радости, что содействовал таким образом по мере своих сил обращению франкской царевны, сказал ей:

— О госпожа моя, наша вера проста и не знает внешних усложнений. Рано или поздно все неверные признают преимущество наших верований и сами направятся к нам, как идут из тьмы к свету, от непостижимого к ясному, от невозможного к естественному. Тебе же, о благословенная царевна, нужно только произнести эти несколько слов, чтобы окончательно смыть с себя христианскую грязь: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк Его!» — и тотчас же сделаешься ты правоверной, мусульманкой.

При этих словах царевна Мариам, дочь царя франков, подняла палец и произнесла:

— Признаю и свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха, и что Мухаммед — пророк Аллаха! — И в тот же миг облагородилась она исламом.

Слава Тому, Кто простыми способами открывает глаза слепым, возвращает чувствительность устам глухих, развязывает язык немым и облагораживает сердца испорченных, — Господину добродетелей, Дарителю милостей, Благому для своих верных! Аминь.

Совершив это важное дело (слава Аллаху!), они оба покинули ложе наслаждений и удалились в кабинеты удобств, чтобы затем приступить к омовениям и предписанным молитвам. Затем они пили и ели, а потом вели занимательную дружескую беседу. И Нур все более и более восхищался многочисленностью знаний царевны, ее умом и проницательностью.

После полудня же, когда наступил аср, час молитвы, молодой Нур направился к мечети, а царевна Мариам пошла погулять по ту сторону, где стоит Помпеева колонна[25].

Вот и все, что случилось с ними.

Что же касается царя франков в Константинии, отца Мариам, то, когда он узнал, что дочь его взята в плен мусульманскими морскими разбойниками, он огорчился беспредельно и пришел в смертельное отчаяние.

И разослал он во все стороны всадников и патрициев, чтобы искали они царевну, выкупили ее, спасли из рук похитителей полюбовно или силой. Но все, кому он поручил эти розыски, возвратились через некоторое время, ничего не узнав. Тогда призвал он своего визиря, маленького старичка, кривого на правый глаз и хромого на левую ногу, но истинного дьявола среди соглядатаев; этот человек способен был распутать, не порвав даже нити паутины, вырвать зубы у спящего, не разбудив его, и поиметь негра три раза подряд так, что этот негр даже и не обернулся бы. Этому-то человеку велел царь объехать все мусульманские страны и не возвращаться до тех, пор пока не найдет он царевны. И обещал ему царь всякого рода почести и преимущества по его возвращении, но дал ему понять, что в случае неудачи он будет посажен на кол.

Кривой и хромоногий визирь поспешил уехать. И стал он путешествовать по дружественным и вражеским странам, не нападая нигде на след, пока наконец не прибыл в Аль-Искандарию.

И именно в день своего приезда он с сопровождавшими его рабами направился на прогулку к Помпеевой колонне. И судьбе было угодно, чтобы он встретил царевну Мариам, которая прогуливалась в том же месте.

Как только визирь узнал ее, он затрясся от радости и бросился ей навстречу. И, подбежав к ней, он стал на одно колено и хотел поцеловать у нее руки. Но царевна, которая уже успела приобрести все мусульманские добродетели и научилась пристойному обращению с мужчинами, отвесила здоровую пощечину столь безобразному франкскому визирю и закричала:

— Проклятая собака! За каким делом приехал ты в мусульманские края? И неужели ты думаешь, что я покорюсь тебе?!

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СЕМЬСОТ ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Царевна, которая уже успела приобрести все мусульманские добродетели и научилась пристойному обращению с мужчинами, отвесила здоровую пощечину столь безобразному франкскому визирю и сказала ему:

— Проклятая собака! За каким делом приехал ты в мусульманские края? И неужели ты думаешь, что я покорюсь тебе?!

Франк же ответил:

— О царевна, я ни в чем не виноват. Это воля отца твоего, пригрозившего мне колом, если я не найду тебя. Поэтому ты должна вернуться с нами волей или неволей, чтобы избавить меня от этой страшной казни. К тому же отец твой умирает от горя, зная, что ты в плену у неверных, а мать твоя не осушает слез, думая обо всех оскорблениях, которым ты подвергалась в руках этих разбойников и насильников.

Но царевна Мариам отвечала:

— Нисколько! Я нашла здесь покой душе моей. И не покину я эту благословенную страну! Возвращайся туда, откуда приехал, а не то велю посадить тебя на кол здесь же, на вершине этой колонны!

При этих словах хромоногий франк понял, что царевна не последует за ним добровольно, и сказал ей:

— С твоего позволения, о госпожа моя!

И подал он знак своим невольникам, которые тотчас же окружили ее, заткнули ей рот платком и, несмотря на то что она сопротивлялась и жестоко царапала их, понесли ее, а с наступлением ночи доставили на корабль, отправлявшийся в Константинию.

Вот и все, что было с кривым визирем и царевной Мариам.

А что касается молодого Нура, напрасно ждавшего возвращения в хан царевны Мариам, то он не знал, чему приписать ее отсутствие. А так как уже становилось темно и тревога его возрастала, то он вышел из хана и стал бродить по пустынным улицам в надежде встретить ее, и наконец дошел он до гавани. Здесь лодочники сказали ему, что только отплыло какое-то судно и что они доставили на него девушку, приметы которой вполне совпадают с теми, которые он давал им.

Узнав об отъезде своей возлюбленной, Нур застонал и заплакал, прерывая свои рыдания только криками:

— Мариам! Мариам!

Тогда какой-то старик, тронутый его красотою и отчаянием, подошел к нему и ласково осведомился о причине его слез. И Нур рассказал ему о несчастье, которое только что постигло его. Тогда старик сказал ему:

— Не плачь, дитя мое, и не отчаивайся! Судно, которое только что ушло отсюда, направилось в Константинию, я же сам морской капитан и сегодня ночью отправляюсь именно в этот город с сотнею мусульман на своей палубе. Значит, тебе стоит только сесть на мой корабль, и ты найдешь предмет своих желаний.

И со слезами на глазах Нур поцеловал руку морского капитана и поспешил на его корабль, который на всех парусах полетел по морю.

Аллах даровал им благополучный путь, и после пятидесяти одного дня плавания они подошли к Константинии, куда и не замедлили пристать. Но их немедленно окружили франкские воины, охранявшие берег, обобрали и бросили в тюрьму по приказу царя, желавшего мстить всем чужеземным купцам за оскорбления, причиненные его дочери в мусульманских краях.

Царевна же Мариам действительно прибыла в Константинию накануне того дня.

И как только весть о ее возвращении распространилась по городу, жители украсили все улицы в ее честь и все население вышло ей навстречу.

Царь и царица верхом на конях и вместе со всеми вельможами и придворными встретили ее на берегу. И царица, нежно обняв дочь, прежде всего с тоской и тревогой спросила ее, девственница ли она еще или же, к несчастью и позору своего имени, лишилась неоценимого сокровища.

Но царевна, расхохотавшись при всех, ответила:

— О чем ты спрашиваешь, о мать моя? Разве ты думаешь, что можно остаться девственницей в мусульманских краях? Разве тебе неизвестно, что в мусульманских книгах сказано: «Ни одна женщина не состарится девственницей в исламе»?

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СЕМЬСОТ ВТОРАЯ НОЧЬ,

она сказала:

О мать моя, разве тебе неизвестно, что в мусульманских книгах сказано, что ни одна женщина не состарится девственницей в исламе?!

Когда царица, всенародно задавшая этот вопрос своей дочери лишь для того, чтобы немедленно по ее прибытии распространить слух о том, что она сохранила свою непорочность и что честь царского дома спасена, услышала такой непредвиденный ответ и к тому же в присутствии всего двора, она в ту же минуту вся пожелтела и без чувств упала на руки своих служанок, взволнованных таким чудовищным скандалом. Царь же, также взбешенный приключением, а в особенности откровенностью, с какою дочь его признавалась в случившемся с нею, почувствовал, что желчный пузырь лопается у него в печени, и, негодуя до последней степени, увел царевну и поспешил вернуться во дворец посреди всеобщего уныния сановников с вытянутыми носами и угрюмых лиц старых матрон, задыхавшихся от негодования. Во дворце немедленно созван был Чрезвычайный совет, и царь спросил, что по этому поводу думают визири и патриархи. Визири же и патриархи ответили:

— Мы придерживаемся того мнения, что есть только одно средство для очищения царевны от мусульманской скверны, а именно: омыть ее в мусульманской крови. Поэтому следует вывести из тюрьмы сто мусульман — ни одним более, ни одним менее — и отрубить им головы. Потом пусть соберут их кровь и выкупают в ней царевну как будто в виде нового крещения.

Вследствие такого решения Совета царь велел привести сто мусульман, только что отведенных в тюрьму и среди которых, как было уже сказано, находился и молодой Нур. Начали с того, что отрубили голову капитану. Потом отрубили головы всем купцам. И каждый раз собирали в большой таз кровь, которая текла из обезглавленных тел. И настал черед молодого Нура. И отвели его на место казни, завязали глаза, поставили на окровавленный ковер, и уже палач занес меч над его головою, как вдруг какая-то старуха подошла к царю и сказала ему:

— О царь времен, сто голов уже отрублено, и таз полон крови. А потому следует пощадить этого молодого мусульманина и лучше отдать его мне для служения в церкви!

Царь воскликнул:

— Клянусь Мессией, ты сказала правду! Сто голов уже есть, и таз полон. Возьми же этого и воспользуйся им на благо церкви!