Тысяча и одна ночь. В 12 томах — страница 29 из 65


А о царе франков в Константинии скажу вот что. На другой день после ночного побега царевны Мариам ему доложили, что она исчезла, но не могли сообщить никаких подробностей, кроме только того, что она ушла молиться в большую патриаршую церковь. В ту же минуту старуха, сторожившая церковь, объявила, что исчез и новый служитель церкви, и сейчас же вслед за тем пришли объявить об отплытии судна и о смерти десяти матросов, обезглавленные тела которых были найдены на берегу. Царь франков, кипя бешенством в душе своей, раздумывал с час и потом сказал:

— Если мое судно исчезло, то нет сомнения, что его похитила дочь моя! — И тотчас же велел он призвать начальника гавани и хромоногого, кривого визиря и сказал им: — Вы знаете, что случилось! Дочь моя, без сомнения, уехала в мусульманские края к своим насильникам! Если вы не привезете ее сюда живой или мертвой, я велю посадить вас обоих на кол, и ничто не спасет вас! Ступайте!

Тогда старый, хромоногий и кривой визирь и начальник гавани поспешили снарядить корабль и немедленно отплыли на нем в Аль-Искандарию, куда и прибыли одновременно с беглецами. И тотчас же узнали они небольшое судно, привязанное у берега. Заметили они также и царевну Мариам, сидевшую на палубе, на куче каната. И, не медля ни минуты, посадили они в лодку вооруженных людей, которые неожиданно напали на судно царевны, схватили ее, заткнули ей рот и перенесли на свой корабль, а маленькое судно подожгли. И, не теряя времени, они уплыли в открытое море и направились в Константинию…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СЕМЬСОТ ПЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И посадили они в лодку вооруженных людей, которые неожиданно напали на судно царевны, схватили ее, заткнули ей рот и перенесли ее на свой корабль, а маленькое судно подожгли. И, не теряя времени, они уплыли в открытое море и направились в Константинию, куда и прибыли без помех. И поспешили они передать царевну Мариам царю, отцу ее.

Когда царь франков увидел входившую дочь свою и встретился с нею глазами, он не мог сдержать сильного гнева и, наклонившись на своем троне, грозя ей кулаком, закричал:

— Горе тебе, проклятая дочь! Ты, конечно, отреклась от веры предков твоих, если покинула таким образом жилище отца и вернулась к обесчестившим тебя неверным. Без сомнения, и сама смерть твоя не может смыть вполне позор, которым ты покрыла имя христианское и честь нашего рода! Ах ты, проклятая, готовься к смерти, тебя повесят у дверей церкви!

Но царевна Мариам, нисколько не смутившись, отвечала:

— Тебе известна моя прямота, о отец мой. Я не так виновна, как ты думаешь. В чем же преступление мое, если я захотела вернуться в край, который солнце согревает своими лучами и где мужчины добродетельны и крепки здоровьем? И что делала бы я здесь, среди священников и евнухов?

При этих словах гнев царя дошел до крайних пределов, и закричал он своим палачам:

— Уберите с глаз моих эту гнусную дочь и уведите ее, чтобы казнить самой жестокой смертью!

Когда палачи уже собирались схватить царевну, старый кривой визирь, хромая, дошел до трона и, поцеловав землю между рук царя, сказал:

— О царь времен, позволь рабу твоему выразить просьбу раньше, нежели умрет царевна!

Царь сказал:

— Говори, о старый преданный визирь мой, опора христианства!

И визирь сказал:

— Знай, о царь, что недостойный раб твой давно уже очарован прелестями царевны. И вот почему я пришел просить, чтобы ее не казнили, а как единственную награду за многие доказательства моей преданности твоему престолу и христианству выдали бы за меня замуж. К тому же я так безобразен, что этот брак, который для меня будет милостью, в то же время может послужить карой царевне за ее ошибки. Сверх того, я обязуюсь держать ее взаперти во дворце моем, и отныне ей невозможно будет убежать, и будет она защищена от попыток со стороны мусульман выкрасть ее.

Выслушав эти слова своего старого визиря, царь сказал:

— Твоему желанию нет препятствий! Но что будешь ты, бедный, делать с этой головней, зажженной адским огнем? И разве ты не боишься последствий такого брака для головы своей? Клянусь Мессией! На твоем месте я немало бы подумал, прежде нежели решиться на такое важное дело.

Но визирь ответил:

— Клянусь Мессией! Не обольщаю себя ничем и вполне понимаю всю серьезность положения. Но я сумею действовать так осмотрительно, что супруга моя не будет предаваться предосудительным излишествам.

При этих словах царь франков затрясся от смеха на своем троне и сказал старому визирю:

— О хромоногий, желаю, чтобы на голове твоей выросло два слоновых клыка! Но предупреждаю тебя, если ты выпустишь мою дочь из своего дворца или не помешаешь ей прибавить лишнее приключение к столь позорным для нашей фамилии прочим приключениям, то голова твоя немедленно слетит с плеч! С таким только условием даю тебе мое согласие!

И старый визирь принял условие и поцеловал ноги царя.

Немедленно извещены были о предстоявшем браке священники, монахи и патриархи, а также все христианские сановники. И по этому случаю во дворце давались большие празднества. По окончании же церемоний отвратительный старый визирь вошел в комнату царевны. Да не допустит Аллах, чтобы безобразие оскорбило ослепительную красоту! И пусть эта вонючая свинья издохнет прежде, нежели загрязнит чистое!

Но мы еще встретимся с ними.

Что касается Нура, отправившегося на берег, чтобы купить необходимую для царевны одежду, то, возвращаясь с платьем, покрывалом и парой туфель из лимонно-желтого сафьяна, он увидел в гавани толпу чем-то взволнованного народа. И спросил он о причине этого волнения, и сказали ему, что экипаж франкского корабля неожиданно напал на привязанное неподалеку судно и сжег его, похитив с него перед тем молодую девушку. При таком известии Нур изменился в лице и без чувств упал на землю.

Когда же некоторое время спустя он пришел в себя, то рассказал присутствующим о своем печальном приключении. Но повторять этого нет надобности. И все принялись осуждать его и осыпать упреками, говоря:

— Так тебе и надо! Зачем ты оставил ее одну? Очень нужно было уходить и покупать ей покрывало и новые туфли лимонно-желтого цвета?! Разве не могла она сойти на берег в старом платье и закрыть пока лицо куском полотна или другой какой-нибудь ткани?! Да, Аллах свидетель, ты получил только то, что заслужил!

Между тем подошел шейх, которому принадлежал хан, где жили Нур и царевна после своей первой встречи, и узнал он бедного Нура, и, увидав его в таком жалком положении, спросил о причине, и, узнав, в чем дело, сказал ему:

— Разумеется! Покрывало было совершенно лишним, а равно новое платье и желтые туфли. Но еще менее полезно — говорить об этом. Пойдем со мной, сын мой! Ты молод, и, вместо того чтобы плакать о женщине и приходить в отчаяние, ты должен лучше пользоваться своею молодостью и своим здоровьем. Пойдем, род красивых девушек еще не угас в нашей стране! И мы сумеем найти для тебя египтянку, прекрасную и опытную в любви, которая, без сомнения, вознаградит тебя за потерю этой франкской царевны.

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СЕМЬСОТ ШЕСТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И мы сумеем найти для тебя египтянку, красивую и опытную в любви и которая, без всякого сомнения, вознаградит тебя за потерю этой франкской царевны. Но Нур, не переставая плакать, ответил:

— Нет, клянусь Аллахом, добрый дядя, ничто не вознаградит меня за утрату царевны и не заставит забыть о моем горе!

Шейх спросил:

— Так что же ты будешь делать теперь? Судно уплыло с царевной, и слезами ты делу не поможешь.

Нур же ответил:

— Вот поэтому-то я и хочу возвратиться в город царя франков и вырвать оттуда мою возлюбленную!

Шейх же сказал:

— Ах, сын мой, не слушай внушений своей безумно смелой души! Если тебе и удалось увезти ее в первый раз, то остерегайся второй попытки и не забывай пословицу: «Не каждый раз, как его бросят, остается цел кувшин».

Однако Нур ответил ему:

— Благодарю тебя, дядя, за благоразумные советы, но ничто не испугает меня и не помешает мне идти отвоевать мою возлюбленную, даже подвергаясь опасности положить за это драгоценную жизнь души моей!

А так как волею судьбы в гавани именно в это время находилось судно, готовое к отплытию на острова франков, то молодой Нур поспешил сесть на него; и тотчас же снялось судно с якоря.

Шейх же, хозяин хана, был совершенно прав, предупреждая Нура об опасностях, которым он шел навстречу самым необдуманным образом. Действительно, царь франков со времени последнего приключения своей дочери поклялся Мессией истребить мусульман на земле и на море; и велел он снарядить сто военных кораблей, чтобы преследовать мусульманские суда, опустошать берега и повсюду сеять разорение, резню и смерть. Поэтому в то самое время, когда судно, на котором находился Нур, вступило в воды франкских островов, его встретил один из этих военных кораблей, взял в плен и отвел в гавань царя франков именно в тот самый день, когда давался первый праздник по случаю бракосочетания кривого визиря и царевны Мариам. И чтобы отпраздновать должным образом это событие и удовлетворить свое желание мести, царь приказал посадить на кол всех взятых в плен мусульман.

Это зверское приказание и было исполнено, и все пленники один за другим были посажены на кол перед воротами дворца, в котором справляли свадьбу. Оставался один только молодой Нур, когда царь, присутствовавший со всем своим двором при казни, внимательно взглянул на него и сказал:

— Не знаю, но, клянусь Мессией, мне кажется, что это тот самый молодой человек, которого я недавно уступил церковной сторожихе. Каким образом он оказался здесь после побега своего? — И прибавил царь: — А пусть его посадят на кол за то, что убежал!