Но в эту минуту кривой визирь приблизился к царю и сказал:
— О царь времен, я также дал обет. Я обещался умертвить у дверей моего дворца трех молодых мусульман, чтобы призвать благословение на брак мой. Прошу тебя, дай мне возможность исполнить мой обет и позволь мне выбрать трех пленников из тех, что были взяты на мусульманском судне!
Царь же сказал:
— Клянусь Мессией! Я не знал о твоем обете! Иначе я уступил бы тебе не троих, а тридцать пленников. Теперь у меня остался только этот, возьми его, пока не наберется еще!
И визирь увел с собою Нура с намерением полить его кровью порог своего дворца; но, сообразив, что обет его не был бы в точности исполнен, если бы не принес он в жертву разом троих мусульман, он велел бросить закованного в цепи Нура в дворцовую конюшню, где в ожидании казни собирался мучить его голодом и жаждой.
В конюшне же кривого визиря стояло два коня-близнеца дивной красоты, благороднейшей арабской крови, история происхождения которых была положена в небольшой мешочек, висевший у них на шее на золотой с бирюзой цепочке. Один из коней был бел, как голубица, и звали его Сабик, а другой — черен как ворон, и звали его Лагик. Эти дивные кони славились и у франков, и у арабов и возбуждали зависть и у царей, и у султанов. Но у одного из этих коней было бельмо на глазу, и не удалось свести его искуснейшим из мудрецов. Сам кривой визирь пробовал лечить его, так как был сведущ по части медицинских наук, но он сумел только усилить болезнь, и бельмо сделалось еще менее прозрачным.
Когда визирь привел Нура в конюшню, тот заметил бельмо у лошади и стал улыбаться. Визирь же заметил это и сказал:
— О мусульманин, почему ты улыбаешься?
А Нур ответил:
— Я смотрю на это бельмо.
А визирь сказал:
— О мусульманин, я знаю, что твои единоплеменники хорошо умеют обращаться с лошадьми и лучше нас умеют лечить их. Не потому ли ты улыбаешься?
Нур же, прекрасно знавший ветеринарное искусство, ответил:
— Вот именно! Во всем христианском царстве нет человека, который сумел бы вылечить эту лошадь! Я же могу! Что дашь ты мне, если завтра глаз этой лошади будет здоров, как глаза газели?
Визирь ответил:
— Я обещаю тебе жизнь и свободу и тотчас же назначу тебя начальником моих конюшен и придворным ветеринаром!
Нур сказал:
— В таком случае развяжи меня!
И визирь развязал Нуру руки; и сейчас же Нур взял сала, воску, извести, чесноку, смешал все это с густым соком, выжатым из луковиц, сделал пластырь и приложил его к больному глазу лошади.
После этого он лег на неудобную кровать, стоявшую в конюшне, и предоставил Аллаху заботу об излечении…
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
А после этого он лег на неудобную кровать, стоявшую в конюшне, и предоставил Аллаху заботу об излечении коня.
На другое утро кривой визирь, прихрамывая, сам пришел в конюшню снимать пластырь. И удивился он и обрадовался до крайности, когда увидел, что глаз у лошади был ясен и чист, как свет дня. И пришел он в такой восторг, что надел на Нура свой собственный плащ и тотчас же назначил его начальником своих конюшен и старшим дворцовым ветеринаром. И отвел он ему жилье над конюшнями, против дворца, где находились его собственные покои, отделяемые от конюшен только двором. Затем он вернулся на празднество, даваемое по случаю его бракосочетания с царевной. И не знал он, что человек никогда не может избежать своей судьбы, и не знал, какие удары готовит судьба тем, кто заранее предназначен служить примером для грядущих поколений.
И вот наступил седьмой день празднеств, и вечером того дня безобразный старик должен был войти в комнату царевны и обладать ею (да бежит прочь лукавый!). В это самое время царевна сидела у окна и слушала смолкающий шум празднества и последние возгласы, которыми вдали приветствовала ее толпа. Она сидела печальная и думала о своем возлюбленном Нуре, мощном и прекрасном юноше-египтянине, который сорвал цвет ее невинности. И душа ее погружена была в печаль при этом воспоминании, от которого слезы подступали к глазам ее. И говорила она себе: «Ни за что не позволю противному старику подойти ко мне! Я лучше убью его, а потом сама выброшусь из окна в море!»
И в то время как она предавалась этим горьким мыслям, под окном раздался прекрасный молодой голос, певший среди вечерней тишины арабские стихи о разлуке любовников. То был Нур, который, покончив с уходом за двумя конями, пришел в свою комнату и также сел у окна, чтобы вспоминать о своей возлюбленной. И пел он такие стихи поэта:
О счастие, мелькнувшее, как сон!
Тебя ищу я в стороне жестокой
И сердце тешу призрачной мечтою,
Что вновь тебя мне суждено найти.
О, горе мне! Как часто я был обманут
Случайным сходством, ведь во всем красивом
Или изящном вижу я тебя!
О, горе мне! Коль в отдаленье флейта
Вздыхает нежно и ей вторит лютня
Аккордами гармонии живой,
Тогда над нашей скорбною судьбою
Я горько плачу. Горе, горе нам!
Когда царевна Мариам услышала эту песню, в которой друг сердца ее выражал свою любовь и верность, она сейчас же узнала его голос и беспредельно взволновалась. Но так как она была благоразумна и догадлива, то сумела овладеть собой, чтобы не выдать себя перед окружавшими ее служанками, и начала с того, что отпустила их всех.
Потом взяла она лист бумаги и калям и написала: «Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного!»
И затем: «Да будет над тобою, о Нур, милосердие и благословение Его! Я хочу сказать тебе, что раба твоя Мариам кланяется тебе и горит желанием соединиться с тобою! Слушай то, что она скажет тебе теперь, и исполни ее приказание! В первый час ночи, время благоприятное для любовников, возьми коней, Сабика и Лагика, отведи их за город, за ворота Султанийе[26], и жди меня там. И если спросят у тебя, куда ведешь лошадей, отвечай, что ты ведешь их прогуляться немного».
Затем сложила она это письмо, завернула в шелковый платок и помахала этим платком в ту сторону, где был Нур. И когда она увидела, что он заметил и подошел поближе, она бросила платок в окно.
Нур поднял, развернул, нашел письмо, приложил его к губам и ко лбу в знак согласия. И поспешил он в конюшню, где с величайшим нетерпением стал ждать наступления ночи. Тогда он оседлал благородных животных и отправился за город, и никто не беспокоил его на пути. И ждал он царевну за воротами Султанийе, держа в поводу двух коней.
В это самое время, по окончании свадебных празднеств и с наступлением ночи, кривой и безобразный старик вошел в комнату царевны, чтобы совершить то, что должен был совершить. И царевна Мариам задрожала от ужаса, до такой степени отталкивала его наружность. Но так как у нее был замысел и она не хотела, чтобы ей не удалось его выполнить, то попыталась она подавить свое отвращение и, встав в знак уважения, пригласила его сесть рядом с нею на диван.
А хромой старик сказал ей:
— О госпожа моя, ты жемчужина Востока и Запада, и я скорее должен бы лежать у ног твоих!
И царевна ответила:
— Прекрасно, но не будем терять времени на пустые приветствия! Где ужин? Я очень голодна, и прежде всего нам следовало бы поесть!
Старик тотчас же позвал рабов, и в мгновение ока были поданы подносы, заставленные самыми редкими яствами, изготовленными из всего, что летает по воздуху, плавает в морях, ходит по земле и растет на деревьях и кустарниках плодовых садов. И оба принялись за ужин; и царевна принуждала себя подавать ему куски, старик же был восхищен ее вниманием, и грудь его расширялась от радости при мысли, что ему будет гораздо легче добиться цели, нежели он ожидал.
Но вдруг он упал на спину головою вперед и лишился чувств. Царевна ловко всыпала ему в кубок щепотку марокканского банжа, способную свалить и смять слона. Слава Аллаху, не дозволяющему безобразию осквернять красоту!
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Тут он упал на спину головою вперед и лишился чувств. Царевна ловко всыпала ему в кубок щепотку марокканского банжа, способную свалить и смять слона. Слава Аллаху, не дозволяющему безобразию осквернять красоту!
Когда визирь скатился на пол, как нажравшаяся свинья, царевна Мариам встала, взяла два мешка, которые наполнила драгоценностями, сняла со стены меч, омоченный в крови львов, привязала его к поясу, закуталась в широкое покрывало и при помощи веревки спустилась из окна во двор, а потом, никем не замеченная, вышла
и направилась к воротам Султанийе, куда и прибыла без помех. И как только увидела она Нура, тотчас же побежала к нему, не дав ему времени даже поцеловать ее, вскочила на Лагика и закричала Нуру:
— Садись на Сабика и следуй за мною!
И Нур, ни минуты не колеблясь, в свою очередь, вскочил на коня и пустил его галопом, чтобы нагнать возлюбленную свою, которая была уже далеко. И скакали они так всю ночь до зари.
Когда же царевна рассудила, что расстояние между ними и теми, кто мог бы гнаться за ними, довольно велико, она согласилась отдохнуть немного и дать передохнуть благородным животным. А так как место, где они остановились, привлекало своими зелеными лугами, тенистыми и плодовыми деревьями, цветами и чистой водою, а утренняя свежесть приглашала к тихой радости, то они с восхищением сели рядом среди тишины этих мест и рассказали друг другу обо всем, что претерпели во время разлуки. И, утолив жажду водой из ручья и освежившись плодами, сорванными с деревьев, они совершили омовения свои и растянулись на траве, обняв друг друга, свежие, бодрые и влюбленные. И вознаградили они себя за потерянное в разлуке время. Потом, убаюканные мягкостью воздуха и тишиною, они заснули под лаской утреннего ветерка.