И каждый раз, как султан Зеин осматривал в зеркале нововведенную юницу, он был крайне далек от того, чтобы увидеть крошечную «историю» в форме ядрышка миндаля, и он был удивлен, в какую глубокую бездну он мог бездумно бросить себя или старика Трех Островов, если бы не было у него волшебного зеркала. И он отсылал после этого осмотра всех, которые приходили, не объясняя старухе причины своего отказа, ибо он не желал вредить этим девушкам, показывая то, что Аллах окутывал тайной, открывая то, что было скрыто. И он только обтирал каждый раз обшлагом своего рукава густой пот, покрывавший поверхность зеркала после каждого такого отражения. Но старуха, не отчаиваясь в успехе и поощряемая надеждой на вознаграждение, привела к нему вторую партию девушек, еще более значительную, чем первая, и третью, и четвертую, и пятую партию, но с таким же «успехом», как и в первый раз.
И таким образом, о Зеин, видел ты и египтянок, и копток, и нубиек, и абиссинок, и суданок, и магрибинок, и аравитянок, и бедуинок. И без сомнения, в числе их было несколько девушек бесподобной красоты и привлекательности. Но среди всех них не нашлось ни одной, которая была бы девственна, чиста, невинна.
И потому-то султан и Мубарак, не найдя в Египте ни среди дочерей знатных людей, ни среди дочерей простого народа девушку, которая бы удовлетворяла поставленным требованиям, решили, что им ничего более не остается, как покинуть эту страну, чтобы отправиться продолжать поиски свои, и прежде всего в Сирии. И они поехали в Дамаск и наняли там великолепный дворец в лучшей части города. И Мубарак вступил в сношение с различными старыми свахами и сводницами и сообщил им то, что следовало сообщить. И все они, выслушав его, поспешили повиноваться. И они вступили в переговоры с разными девушками, дочерьми великих и малых людей, как с мусульманками, так и с еврейками и христианками. И, не подозревая о свойствах волшебного зеркала, самое существование которого было им неизвестно, они приводили их поочередно в залу, предназначенную для смотрин. Но с уроженками Сирии случилось то же, что и с египтянками, и с другими, ибо, несмотря на скромные манеры и чистоту взоров их, все они оказались лишенными невинности.
А при таких условиях ни одна из них не могла быть взята. И все сводницы и другие старухи вынуждены были убраться восвояси с носом, вытянувшимся до земли.
Вот и все, что было с ними.
А что до султана Зеина и Мубарака, то с ними случилось вот что. Когда они убедились, что и Сирия, так же как Египет, совершенно лишена юных девственниц, то были весьма смущены; и Зеин подумал: «Это поразительно!»
И он сказал Мубараку:
— О Мубарак, мне кажется, нам нечего больше делать в этой стране, и мы должны искать в иных краях то, чего мы желаем. Ибо сердце мое и ум полны мыслей о седьмой алмазной деве, и я готов продолжать наши поиски, чтобы найти пятнадцатилетнюю девственницу, которая должна быть доставлена старику с Трех Островов в обмен за его подарок.
И Мубарак ответил:
— Слушаю и повинуюсь! — и прибавил: — По-моему, бесполезно ехать куда-либо, кроме как в Ирак, ибо только там можем мы надеяться, что найдем то, что ищем. Снарядим же наш караван и отправимся в Багдад, Город мира.
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она продолжила:
По-моему, бесполезно ехать куда-либо, кроме как в Ирак, ибо только там можем мы надеяться, что найдем то, что ищем. Снарядим же наш караван и отправимся в Багдад, Город мира.
И Мубарак сделал нужные приготовления к отъезду, и, когда караван был снаряжен, он вместе с султаном Зеином двинулся через пустыню по дороге, которая ведет в Багдад. И Аллаху угодно было, чтобы они совершили путешествие свое благополучно; и ни разу не преградили им путь, и они прибыли в Город мира целыми и невредимыми.
Там, так же как и в Дамаске, они прежде всего наняли дворец, расположенный на берегу Тигра, с великолепным видом и с садом, подобным Саду Утех халифа Гаруна аль-Рашида. И они стали вести роскошный образ жизни, держа открытый стол и задавая неслыханные пиры. И каждый раз, когда все гости наедались и напивались досыта и пир был окончен, они приказывали раздавать оставшееся беднякам и дервишам. Но среди этих дервишей был один по имени Абу Бакр, который был противнейшим обжорой и негодяем, и он ненавидел всех богачей за одно то, что они были богаты, тогда как он был беден. Ибо нужда ожесточает сердце человека с низменной душою, тогда как человека с душой возвышенной она облагораживает. И так как он видел изобилие и блага Аллаха в жилище пришельцев, то ему этого было достаточно, чтобы их возненавидеть. И вот в один из дней он пришел в мечеть к послеполуденной молитве и, став посредине толпы молящихся, воскликнул:
— О правоверные, вы должны, конечно, знать, что в нашем околотке поселились с некоторых пор два чужестранца, которые тратят ежедневно огромнейшие суммы и выставляют на вид свое богатство единственно для того, чтобы пускать пыль в глаза таким беднякам, как мы. Но мы не знаем, что за люди эти чужестранцы, и не можем быть уверены, что это не мошенники, награбившие у себя на родине значительные богатства, чтобы приехать затем в Багдад проматывать мошеннически доставшиеся им деньги вдов и сирот. Заклинаю вас именем Аллаха и заслугами господина нашего Мухаммеда (да пребудет мир и молитва над ним!) остерегаться этих незнакомцев и ничего не принимать от щедрот их. К тому же если бы господин наш халиф узнал, что в нашем околотке находятся такого рода люди, то он признал бы всех нас ответственными за их проступки и наказал бы нас за то, что мы не сообщили ему об этом. Что же до меня, то я теперь же заявляю всем вам, что совершенно умываю руки в этом деле и не имею ничего общего с этими чужаками и с теми, которые принимают их приглашения и входят в дом к ним.
И все присутствующие ответили в один голос:
— Конечно, это так! Ты прав, о Абу Бакр. И мы поручаем тебе составить по этому поводу жалобу к халифу, дабы он велел разобрать это дело.
Затем все собравшиеся вышли из мечети. А Абу Бакр вернулся домой, чтобы подумать, как вернее навредить этим чужестранцам.
Между тем по велению судьбы Мубараку стало известно обо всем происшедшем в мечети; и он возымел серьезные опасения по поводу происков дервиша; и он подумал, что если слухи об этом распространятся, то он не сможет более внушать доверие разным сводницам и свахам. И потому, не теряя времени, он положил шестьсот золотых динаров в мешок и поспешил к дому дервиша. И он постучал в дверь, и дервиш открыл ему и, узнав его, спросил сердитым голосом:
— Кто ты? И что тебе нужно?
И он ответил:
— Я Мубарак, раб твой, о господин мой Абу Бакр. И пришел к тебе от имени эмира Зеина, который много слышал о мудрости твоей, познаниях и влиятельном положении твоем в этом городе; и он послал меня засвидетельствовать тебе его почтение и сказать, что он всецело в твоем распоряжении. И чтобы доказать свои добрые намерения, он поручил мне передать тебе как дар подчиненного повелителю своему этот кошелек с шестьюстами золотыми динарами, весьма извиняясь перед тобой, что подарок этот так мало соответствует громадным заслугам и достоинствам твоим. Но если Аллаху будет угодно, он не замедлит в ближайшие дни доказать тебе еще лучше, насколько он чувствует себя обязанным тебе и затерявшимся в беспредельной пустыне благодушия твоего!
Когда дервиш Абу Бакр увидел мешок с золотом и выложил содержимое его, то он стал очень нежен во взорах своих и весьма кроток в своих намерениях. И он ответил:
— О господин мой, я пламенно молю прощения у господина твоего эмира за все, что язык мой когда-либо необдуманно болтал о нем, и я раскаиваюсь, как только можно раскаиваться, что погрешил в своих обязанностях по отношению к нему! И я очень прошу тебя быть моим уполномоченным перед ним и выразить ему мое глубочайшее сожаление относительно прошедшего и мои лучшие намерения относительно будущего. Ибо я хочу сегодня же, если будет угодно Аллаху, загладить перед всеми все, в чем мог я легкомысленно погрешить перед ним, и заслужить таким образом милость эмира!
И Мубарак ответил:
— Хвала Аллаху, наполнившему сердце твое добрыми намерениями, о господин мой Абу Бакр. Но я умоляю тебя не забыть прийти после молитвы почтить дом наш своим присутствием и усладить дух наш обществом своим, ибо мы знаем, что благословение Аллаха проникает в жилище наше по следам святости твоей!
И, сказав это, он поцеловал руку дервиша и возвратился домой.
Что же касается Абу Бакра, то он не преминул пойти в мечеть в час молитвы и там, поднявшись среди собравшихся верующих, воскликнул:
— О правоверные, братья мои, вы знаете, что нет никого, кто бы не имел врагов, и знаете также, что зависть преследует больше всего тех, на кого снизошли благословение и милость Аллаха! И я спешу, чтобы облегчить совесть свою, сегодня же сказать вам, что те два чужестранца, о которых я необдуманно отзывался вчера, оказались людьми, полными благородства, такта и других бесценных достоинств. Сверх того, сведения, которые я собрал о них, дали мне возможность установить, что один из них — эмир высокого звания и с большими заслугами, и присутствие его может быть благодетельным для нашего околотка. Итак, вам следует выказывать ему почтение везде, где бы вы его ни встретили, и оказывать ему почести, подобающие его сану и доблести. Уассалам!
И дервиш Абу Бакр изгладил таким образом в уме своих слушателей впечатление от речи, произнесенной им накануне. И затем он оставил их, чтобы пойти домой переодеться и надеть совершенно новый кафтан, полы которого волочились по земле, а длиннущие рукава ниспадали до колен. И тогда он пошел навестить султана Зеина и вошел в залу, предназначенную для посетителей.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметала, что брезжит утро, и скромно умолкла.
А когда наступила