— Клянусь Аллахом, можно подумать, что ты насмехаешься! Или, может быть, ты чужеземка и потому не знаешь, что дочь султана, царевна Бадрульбудур, выходит замуж за сына великого визиря? А теперь тот час, когда она выходит из хаммама. А все эти роскошно одетые в раззолоченные одежды всадники — стража, сопровождающая ее во дворец.
Когда мать Аладдина услышала эти слова торговца растительным маслом, она уже ничего не хотела более слушать и, обезумев от огорчения, побежала по базару, забыв покупки свои у купцов, и прибежала она домой, задыхаясь, и бросилась на диван, где и пролежала некоторое время, будучи не в силах вымолвить ни одного слова. А когда смогла наконец заговорить, сказала поспешившему подойти к ней Аладдину:
— Ах, дитя мое, судьба развернула перед тобою страницу бедствий в книге своей! И вот все пропало, и счастье, к которому ты шел, рассеялось раньше, нежели осуществилось!
Аладдин, встревоженный состоянием, в котором видел мать свою, а также ее словами, спросил:
— Что же случилось, о мать моя, какое несчастье? Говори скорее!
Она же сказала:
— Увы, сын мой, султан забыл о данном нам обещании! И именно сегодня выдает он дочь свою Бадрульбудур за сына великого визиря, человека со зловещим лицом, бедового, которого я так боялась! И весь город украшен по случаю свадьбы, как в дни больших праздников!
Услыхав это известие, Аладдин почувствовал, что вся кровь прилила к голове его и лихорадочно забилась в ушах. И стоял он с минуту в недоумении, как одурелый, и казалось, что он сейчас упадет и сразу умрет. Но он скоро овладел собой, вспомнив о волшебной лампе, которою обладал и которая была ему теперь более, чем когда-либо, необходима. И обернулся он к матери своей и сказал ей совершенно спокойным голосом:
— Клянусь твоею жизнью, о мать моя, я уверен, что сын визиря не будет наслаждаться сегодня ночью всем, что отнимает у меня! Не бойся же, вставай и приготовь нам поесть. А потом с помощью Всевышнего мы увидим, что нам делать!
Мать Аладдина встала и приготовила еду, которую Аладдин поел с большим аппетитом, а затем тотчас же удалился в свою комнату, говоря:
— Я желаю остаться один, и чтобы мне не мешали!
И запер он дверь свою на ключ и достал волшебную лампу из того места, куда он ее спрятал. И взял он ее и потер в том месте, которое было ему известно. И в тот же миг джинн — слуга лампы — явился перед ним и сказал:
— Раб твой здесь, между рук твоих! Говори, чего хочешь? Я слуга лампы и в воздухе, когда летаю, и на земле, когда ползаю!
Аладдин же сказал ему:
— Выслушай меня хорошенько, слуга лампы! Теперь дело идет не о том, чтобы принести мне еду или питье, а о том, чтобы послужить мне в несравненно более важном деле! Знай, что султан обещал выдать за меня свою чудную дочь Бадрульбудур, после того как получил от меня в подарок плоды — драгоценные каменья. И просил он у меня отсрочить свадьбу на три месяца. Теперь же он забыл о своем обещании и, не подумав даже о возвращении мне моего подарка, выдает замуж дочь свою за сына великого визиря. Но это не должно случиться! Прошу тебя помочь мне в исполнении моего намерения!
Джинн ответил:
— Говори, о господин мой Аладдин! И ты можешь не давать мне таких пространных объяснений! Приказывай — и я буду повиноваться!
И Аладдин сказал ему:
— Сегодня, как только новобрачные возлягут на брачное ложе, ты похитишь их вместе с этим ложем, перенесешь сюда, и тогда я увижу, что мне останется сделать!
Джинн же — слуга лампы — приложил руку ко лбу и ответил:
— Слушаю и повинуюсь!
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Как только новобрачные возлягут на брачное ложе, ты похитишь их вместе с этим ложем, перенесешь сюда, и тогда я увижу, что мне останется сделать!
Джинн же — слуга лампы — приложил руку ко лбу и ответил:
— Слушаю и повинуюсь! — и исчез.
Аладдин же вернулся к матери, сел рядом с нею и стал спокойно беседовать о том о сем, не заботясь о свадьбе дочери султана, как будто ничего и не случилось.
Вечером он отпустил мать свою спать и снова заперся на ключ в своей комнате и стал ждать возвращения джинна.
Вот и все, что случилось с ними.
А о свадьбе сына великого визиря скажу вот что. Когда празднество, и пир, и церемонии, и приемы, и увеселения закончились, новобрачный, предшествуемый евнухами, вошел в спальню. Старший евнух поспешил удалиться и притворить за собою двери. А новобрачный, сняв одежду, приподнял полог и лег на ложе в ожидании царевны. Она не замедлила войти в сопровождении матери и женщин своей свиты, которые раздели ее, облачили в одну только простую шелковую рубашку и распустили ей волосы. Затем они сделали вид, что насильно укладывают ее в постель, между тем как она по обычаю новобрачных при таких обстоятельствах притворялась, что сопротивляется, и отбивалась от них всячески, стараясь не смотреть на уже лежавшего в постели сына визиря; и наконец они все вместе удалились, желая счастья новобрачным. Мать же ушла последней, затворила дверь комнаты и по обычаю громко вздохнула.
И вот когда новобрачные остались одни и не успели еще обменяться ни малейшей лаской, они вдруг почувствовали, что кровать приподнимается, и не могли понять, что с ними делается. И в один миг были они перенесены из дворца в неизвестное им место, а то было не что иное, как комната Аладдина. Они были сильно испуганы, а джинн распростерся перед Аладдином и сказал ему:
— Твое приказание исполнено, о господин мой! Я готов исполнить то, что еще пожелаешь приказать мне!
И Аладдин отвечал:
— Мне остается приказать тебе, чтобы ты схватил этого молодого сводника и запер его на всю ночь в кабинете удобств! Завтра же утром приходи сюда снова за моими приказаниями!
И дух лампы ответил, что слушает и повинуется, и поспешил повиноваться. Он грубо схватил сына визиря и запер его в кабинете удобств, ткнув его головою в зловонное отверстие. И подул он на него холодным и мерзким дыханием, которое сделало его неподвижным, как кусок дерева, в приданном ему положении.
Вот и все, что было с ним.
Аладдин же, оставшись наедине с дочерью султана Бадрульбудур, ни минуты не думал злоупотреблять своим положением, несмотря на свою сильную любовь к ней. Он начал с того, что склонился перед нею, приложив руку к сердцу, и голосом, дышавшим страстью, сказал ей:
— О царевна, знай, что здесь ты в большей безопасности, нежели в самом дворце отца твоего, султана! Если ты находишься здесь, в неизвестном тебе месте, то это лишь для того, чтобы не подвергаться ласкам этого глупца, сына визиря твоего отца! Я же, хотя обещали тебя мне в жены, не коснусь тебя до того времени, пока ты не станешь моей законной супругой согласно Корану и Сунне!
Царевна ничего не поняла из этих слов Аладдина, и потому что была сильно испугана, и потому что не знала о данном отцом ее обещании и обо всех подробностях этого дела. И, не зная, что сказать, она стала плакать. Аладдин же, чтобы показать ей, что не имеет никаких дурных намерений, и чтобы успокоить ее, не раздеваясь бросился на кровать, на то самое место, где лежал сын визиря, и положил между собою и ею обнаженную саблю, чтобы тем самым показать, что скорее убьет себя, чем прикоснется к царевне хотя бы концами пальцев. И он даже повернулся к ней спиной, чтобы нисколько не стеснять ее. И спокойно заснул он, так же мало заботясь о столь желанном для него присутствии Бадрульбудур, как если бы лежал один на своей холостяцкой постели.
Царевна же во всю ночь не могла сомкнуть глаз и вследствие волнения, причиненного ей таким странным приключением, и вследствие новизны положения, и от тревожных мыслей, волновавших ее, а также от ужаса и изумления. Но без сомнения, она далеко не настолько была достойна сожаления, как сын визиря, который находился в кабинете удобств, с головой, погруженной в отверстие, и не мог пошевелиться по причине ужасающего дуновения, которым обдал его джинн, чтобы придать ему неподвижность. Во всяком случае, участь обоих супругов в первую брачную ночь была весьма печальна и даже бедственна.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Во всяком случае, участь обоих супругов в первую брачную ночь была весьма печальна и даже бедственна.
На другое утро Аладдину не понадобилось снова тереть лампу, так как джинн, повинуясь данному ему приказанию, сам явился ждать пробуждения господина своего. А так как Аладдин долго не просыпался, джинн несколько раз подал голос, и это страшно испугало царевну, которая не имела власти видеть его. Аладдин открыл глаза и, как только узнал джинна, встал с постели и отошел поодаль, для того чтобы его слышал только джинн, и он сказал ему:
— Вытащи скорее сына визиря из кабинета удобств, положи его на кровать, на прежнее его место. Потом перенеси их обоих во дворец султана, на то самое место, откуда ты их взял. А главное, следи за ними хорошенько, чтобы они не ласкали друг друга и даже не прикасались один к другому!
И джинн — слуга лампы — повиновался и поспешил вытащить злополучного молодого человека из кабинета удобств и положить его на кровать, рядом с дочерью султана, а затем в мгновение ока перенес их в спальню, во дворец султана, а они не видели джинна и не понимали, что с ними происходит и каким образом они так быстро меняют местожительство. Впрочем, это было лучше всего для них, так как если бы они увидели ужасного духа — слугу лампы, — то, без сомнения, смертельно испугались бы.
Не успел джинн перенести новобрачных в дворцовую спальню, как султан и его супруга, нетерпеливо желавшие узнать, как провела их дочь, царевна, эту первую брачную ночь, и желавшие первыми поздравить ее и пожелать ей счастья и продолжения наслаждений, вошли к ней рано утром. И, взволнованные, подошли они к ложу дочери своей, нежно поцеловали ее между глаз и сказали: