— Благословен твой союз, о дочь нашего сердца! И да увидишь ты длинный ряд потомков, которые продолжат славу и благородство рода твоего! Ах, скажи нам, как провела ты эту первую ночь и как обращался с тобою супруг твой?
И, сказав это, оба умолкли в ожидании ответа. И вдруг увидели они вместо свежего и улыбающегося лица, что дочь их разразилась рыданиями и посмотрела на них печальными и полными слез глазами.
Тогда захотели они спросить супруга ее и посмотрели на то место, где думали, что он находится; но именно в то время, как входили они в комнату, он вышел, чтобы вымыть лицо и очистить его от покрывавших его нечистот. И они подумали, что он отправился в хаммам после первой брачной ночи. И снова обратились к дочери и с тоской и тревогой стали вопрошать ее и знаками, и взглядами, и словами. А так как она продолжала молчать, то они подумали, что стыдливость новобрачной не позволяет ей отвечать и что плачет она из приличия; и постояли они с минуту молча, не желая пока настаивать. Но так как такое положение грозило продлиться долго, а дочь плакала все сильнее и сильнее, султанша потеряла терпение и наконец с досадой сказала царевне:
— Ну же, дочь моя, будешь ты отвечать мне и отцу твоему? И долго ли ты будешь церемониться! Это и без того продолжается слишком долго! И я выходила замуж в свое время! Но имела настолько такта, что не так долго манерничала, наподобие обиженной курицы! Да и забываешь ты о должном к нам уважении, не отвечая на наши вопросы!
При таких словах оскорбленной матери бедная царевна, угнетаемая одновременно со всех сторон, вынуждена была прервать свое молчание, и, глубоко и печально вздохнув, она ответила:
— Да простит меня Аллах, ежели я нарушила уважение, которым обязана отцу и матери! Но извинением мне служит то, что я чрезвычайно взволнована, огорчена и изумлена всем, что случилось со мною сегодня ночью!
И стала она рассказывать обо всем случившемся с нею, но не так, как оно действительно было, а так, как могла она судить по тому, что видела своими глазами. Она сказала, как, едва успев лечь в постель рядом с супругом своим, сыном визиря, почувствовала, что кровать качается под нею; и как в мгновение ока перенесена была в спальню дома, которого до тех пор никогда не видала; и как супруг ее был разлучен с нею; и как не знала она, каким образом это случилось; и как принесен он был обратно; и как всю ночь на его месте находился прекрасный молодой человек, впрочем, весьма почтительный и внимательный, который положил между ними обоими обнаженную саблю и отвернулся лицом к стене; и как, наконец, утром супруг ее вернулся в постель, и как снова оба они были перенесены в свою спальню, во дворец, где он поспешил встать, чтобы бежать в хаммам и очистить лицо от ужаснейшей дряни, его облеплявшей.
И прибавила она:
— Вот в эту-то минуту вы и вошли, чтобы пожелать мне доброго дня и осведомиться обо мне! Увы! Мне остается только умереть!
И, произнеся эти слова, она зарылась головой в подушку и горько зарыдала.
Когда султан и султанша выслушали все, что сказала им их дочь Бадрульбудур, они остолбенели и переглянулись с выпученными от изумления глазами, а лица их вытянулись, и подумали они, что дочь их сошла с ума в эту первую ночь своего брака. И не хотели они верить ни одному ее слову, а мать сказала ей шепотом…
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Но не хотели они верить ни одному ее слову, а мать сказала ей шепотом:
— Это всегда так бывает, дочь моя! Но никому не рассказывай об этом, потому что об этом никогда не следует говорить! И люди, если услышат от тебя об этом, примут тебя за сумасшедшую! Вставай же и не думай об этом да будь повеселее, чтобы не заметили твоего печального лица во время празднеств, которые даются сегодня во дворце в честь твоего бракосочетания и которые будут продолжаться сорок дней и сорок ночей не только в нашем городе, но и по всему царству. Будь же весела, дочь моя, и поскорее забудь все происшествия этой ночи!
Затем султанша позвала своих женщин и поручила им одевать царевну; и вышла она вместе с сильно озабоченным султаном, чтобы разыскать сына визиря, зятя своего. И встретили они его наконец при выходе из хаммама. Султанша же, чтобы проверить то, что говорила дочь, принялась расспрашивать злополучного молодого человека обо всем случившемся. Но он не захотел признаваться в том, что вытерпел, и умолчал о приключении из опасения, что его осмеют и отвергнут родители супруги его, и сказал он только:
— Клянусь Аллахом, что же такое случилось, что, расспрашивая меня, вы смотрите на меня так странно?!
Султанша же, все более и более убеждаясь в том, что все рассказанное ее дочерью есть дурной сон, рассудила, что не следует больше расспрашивать, и сказала зятю:
— Слава Аллаху, что все произошло благополучно! Советую тебе, сын мой, проявляй побольше мягкости в обращении с супругой твоей, так как она очень нежное и хрупкое создание!
И, сказав это, она ушла в свои покои, чтобы заняться празднествами и развлечениями того дня.
Вот и все, что случилось с нею и с новобрачными.
Что же касается Аладдина, предвидевшего все, что должно было произойти во дворце, то он провел день, упиваясь мыслью о славной шутке, которую сыграл с сыном визиря. Но и этого было ему мало, и он хотел до конца насладиться унижением соперника. Поэтому он решил не давать ему ни минуты покоя; как только наступила ночь, он взял лампу и потер ее. И дух явился к нему, произнося все те же слова.
Аладдин же сказал ему:
— О слуга лампы, ступай во дворец султана! И как только увидишь, что молодые легли спать, перенеси их вместе с кроватью сюда, как это сделал ты и в прошедшую ночь.
И дух поспешил исполнить приказание и не замедлил вернуться со своею ношей, которую поставил в комнате Аладдина, а сына визиря отнес в кабинет удобств и уткнул его головою в прежнее место.
Аладдин же снова занял пустое место около царевны так же скромно, как и в первый раз. И, положив между собою и царевной саблю, он отвернулся к стене и спокойно заснул. А на другой день все произошло совершенно так, как и накануне: джинн по приказанию Аладдина перенес злополучного супруга, положил рядом с Бадруль-будур и доставил обоих вместе с кроватью в их спальню, во дворец.
Султан, с нетерпением ожидавший известий о дочери после второй ночи, пришел в спальню именно в эту минуту, и на этот раз один, так как больше всего боялся дурного расположения духа султанши, супруги своей, и предпочитал сам расспросить дочь свою. И как только сын визиря, находившийся в самом жалком положении, услышал шаги султана, он спрыгнул с кровати и выбежал из спальни, чтобы смыть с себя нечистоты в хаммаме. А султан вошел, приблизился к ложу дочери своей и, поцеловав дочь, сказал ей:
— О дочь моя, надеюсь, ты не видела в нынешнюю ночь тот страшный сон, о котором рассказывала нам такие несообразности? Скажи мне, как провела ты эту ночь?
Но вместо всякого ответа царевна разразилась рыданиями и закрыла лицо руками, чтобы не видеть раздраженных взоров отца своего, ровно ничего не понимавшего. И ждал он довольно долго, чтобы дать ей успокоиться, но так как она не переставала плакать и всхлипывать, то и он разозлился, вытащил саблю из ножен и закричал:
— Клянусь жизнью своей, если ты сейчас же не скажешь мне правду, то голова слетит с плеч твоих!
Тогда бедная царевна, вдвойне испуганная, вынуждена была перестать плакать и убитым голосом сказала:
— О возлюбленный отец мой! Не сердись на меня! Если бы ты захотел выслушать меня теперь, когда здесь нет матери и она не возбуждает тебя против меня, то, наверное, ты простил бы меня, и пожалел, и принял бы меры, чтобы помешать мне умереть от стыда и страха! И это потому, что если бы еще пришлось мне испытать те ужасы, которые испытала я в эту ночь, то ты нашел бы меня мертвою на этом ложе. Сжалься же надо мною, отец, и имей сострадание к моим горестям и волнениям!
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Имей же сострадание к моим горестям и волнениям!
Султан, сердце которого было жалостливо и которого не раздражала теперь его супруга, наклонился к дочери, поцеловал, приласкал и успокоил свое дорогое дитя. А потом сказал:
— Теперь, дочь моя, успокойся и осуши глаза свои! И расскажи отцу своему откровенно и подробно о том, что так испугало и взволновало тебя!
И царевна, спрятав лицо свое на груди отца, рассказала ему, ничего не пропустив, обо всем, что случилось с нею неприятного в эти последние две ночи, и завершила рассказ свой, прибавив:
— А лучше всего, о возлюбленный отец мой, расспроси сына визиря, и он подтвердит мои слова.
Султан был сильно встревожен рассказом о странном приключении, проникся участием к дочери, и глаза его омочились слезами, так любил он ее. И сказал он ей:
— Без сомнения, дочь моя, я один виноват во всем, что случилось с тобою, так как я выдал тебя за этого грубияна и невежу, не умеющего защитить и оградить тебя от таких странных приключений. Но воистину, я желал тебе счастья, а не горестей и погибели! Клянусь Аллахом, сейчас призову я визиря и его сына-олуха и попрошу их объяснить все это! Но как бы там ни было, ты можешь быть совершенно спокойной, о дочь моя!
Потом оставил он ее, поручив женщинам, и возвратился в свои покои, сильно разгневанный. И тотчас же призвал он своего великого визиря и, как только тот явился между рук его, закричал ему:
— Где твой негодяй сын? И что говорит он обо всем случившемся за эти две ночи?
Изумленный визирь отвечал:
— Я не знаю, в чем дело, о царь времен! Сын мой ничего не сказал мне такого, что могло бы объяснить причину гнева нашего султана! Но если позволишь, я сейчас пойду и расспрошу его!