— Подойди сюда!
Визирь подошел.
А султан сказал ему:
— Что сталось с дворцом моей дочери?
Тот ответил:
— Да хранит султана Аллах! Но я не понимаю, что ты хочешь этим сказать?!
Султан же продолжал:
— Ты, о визирь, кажется, не знаешь о несчастье?
Визирь же ответил:
— Ничего не знаю, о господин мой, клянусь Аллахом! Я ровно ничего не знаю!
Султан сказал:
— Так, значит, ты не смотрел в ту сторону, где был дворец Аладдина?!
Визирь же ответил:
— Вчера вечером я гулял в садах, окружающих дворец, и не заметил ничего особенного, разве что главные ворота были заперты по случаю отсутствия эмира Аладдина.
А султан сказал:
— В таком случае, о визирь, посмотри вот в это окно и скажи, не заметишь ли чего странного в этом дворце, у которого, как ты видел вчера, были заперты главные ворота.
Визирь выглянул в окно, но тотчас же поднял руки к небу, восклицая:
— Да бежит нас лукавый! Дворец исчез!
Потом, обращаясь к султану, он сказал ему:
— А теперь, о господин мой, неужели не поверишь, что дворец, архитектурой и украшениями которого ты так любовался, был не чем иным, как делом искуснейшего колдовства?
Султан опустил голову и думал с час. Затем он поднял голову, и на лице его отразилось страшное бешенство. И закричал он:
— Где он, этот злодей, этот проходимец, этот колдун, обманщик, сын тысячи собак, имя которому Аладдин?
А визирь, торжествуя и ликуя, ответил:
— Его нет, он на охоте! Но он велел ждать себя сегодня до полуденной молитвы! И если желаешь, я берусь сам осведомиться у него о том, куда исчез дворец и все, что в нем было.
Султан же не захотел и сказал:
— Нет, клянусь Аллахом! С ним должно поступить, как с вором и лжецом! Пусть стража приведет его ко мне, закованного в цепи!
В эту минуту Шахерезада заметила, что наступает утро, и, по обыкновению своему, скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Нет, клянусь Аллахом! С ним должно поступить, как с вором и лжецом! Пусть стража приведет его ко мне, закованного в цепи!
И великий визирь тотчас же вышел, чтобы передать приказ султана начальнику стражи, и научил его, как следует взяться, чтобы Аладдину не удалось ускользнуть. И начальник стражи с сотней всадников выехал из города на ту дорогу, по которой должен был возвращаться Аладдин, и встретился с ним в пяти парасангах от городских ворот. И сейчас же приказал он всадникам окружить его и сказал ему:
— Эмир Аладдин, о господин наш, сделай милость, прости нас! Но султан (а мы рабы его) приказал нам арестовать тебя и привести между рук его закованным в цепи, как преступника! Мы не можем ослушаться султанского приказа! Еще раз прости, что поступаем так с тобой, осыпавшим нас своими щедротами!
При этих словах начальника стражи Аладдин опешил от волнения и изумления. Но наконец он обрел дар речи и сказал:
— Знаете ли, по крайней мере, добрые люди, по какой причине султан отдал вам такой приказ, тогда как я не совершил никакого преступления ни против него, ни против государства?
А начальник стражи ответил:
— Клянусь Аллахом, мы ничего не знаем!
Тогда Аладдин слез с лошади и сказал:
— Делайте со мною то, что приказал вам султан, потому что приказ султана дороже глаза и головы!
И стражники схватили Аладдина, хотя и сожалели о том, связали ему руки, надели ему на шею толстую и тяжелую цепь, которой окружили и его пояс, и потащили его в город за эту цепь, заставив его идти пешком, между тем как сами продолжали путь свой верхом.
Когда стража доехала до первых предместий города, прохожие, увидав Аладдина в таком положении, не сомневались, что султан по неизвестной им причине велит отрубить ему голову. А так как Аладдин своей добротой и своею щедростью приобрел всеобщее расположение, то, увидав его, прохожие поспешили идти за ним следом, и одни вооружились саблями, другие — дубинами, третьи — палками и камнями. И число их росло, по мере того как стража приближалась к дворцу, так что, когда прибыли на дворцовую площадь, сопровождавших Аладдина жителей было уже тысяча тысяч. И все кричали и протестовали, грозили своим оружием страже, которой лишь с величайшим трудом удалось сдержать толпу и проникнуть во дворец. И в то время как толпа продолжала вопить, кричать и ругаться на площади, требуя, чтобы ей отдали целым и невредимым господина ее Аладдина, стражники ввели его, закованного в цепи, в залу, где ждал его тоскующий и разгневанный султан.
Как только Аладдин предстал пред лицо его, султан в невообразимом бешенстве, не спросив даже, что сталось с дворцом и дочерью его Бадрульбудур, закричал меченосцу:
— Руби сейчас голову этому проклятому обманщику!
И не захотел он ни слушать его, ни смотреть на него ни одной минуты. И меченосец увел Аладдина на террасу, господствовавшую над площадью, где собралась бурная толпа, велел ему стать на колени на кусок окрашенной в красный цвет кожи, завязал ему глаза, снял цепь с его шеи и с тела и сказал ему:
— Исповедуй свою веру перед смертью!
И, обойдя вокруг него три раза, он взмахнул саблей и уже готов был нанести удар. Но именно в эту минуту толпа, заметив, что меченосец сейчас казнит Аладдина, приняла свои меры и с грозным криком стала карабкаться на стены дворца и ломиться в двери.
И султан увидел это и сильно испугался, опасаясь какого-нибудь прискорбного события. И обернулся он к меченосцу и сказал ему:
— Повремени и не руби голову этому преступнику!
А начальнику стражи сказал:
— Вели объявить народу, что я дарую помилование этому проклятому человеку!
И когда тотчас же прокричали с террас этот приказ, возмутившаяся толпа успокоилась, и те, кто лез на террасы, и те, кто ломился в двери, отказались от своих намерений.
Тогда Аладдин, которому озаботились развязать глаза на виду у толпы и освободить руки, скрученные за спиной, поднялся с кожаного ковра, на котором совершались казни, и, подняв голову, посмотрел на султана с полными слез глазами и спросил:
— О царь времен, умоляю твое величие сказать мне только, какое же преступление я мог совершить, что заслужил гнев твой и такую немилость?
А султан, у которого лицо сильно пожелтело, сказал ему, сдерживая гнев:
— Какое преступление, несчастный?! Так ты не знаешь?! Но ты перестанешь притворяться, когда я заставлю тебя увидеть его твоими собственными глазами! — И закричал ему: — Ступай за мной!
И пошел султан впереди и повел его на другой конец дворца, в ту сторону, где возвышался прежде дворец Бадрульбудур, окруженный садами, и сказал султан:
— Посмотри в это окно и скажи мне, так как ты должен это знать, что сталось с дворцом, в котором жила дочь моя?
И Аладдин посмотрел в окно.
И не увидел он ни дворца, ни садов, ни каких-либо следов их, но лишь пустынную площадь, такую, какою она была в тот день, когда он приказал джинну — слуге лампы — построить на ней чудесное зрелище. И это так потрясло его, изумило и огорчило, что он едва не лишился чувств. И не в силах был он вымолвить ни слова.
А султан закричал:
— Ну что, проклятый обманщик, где дворец, где моя дочь, ядро моего сердца, мое единственное дитя?
Аладдин глубоко вздохнул и залился слезами, а потом сказал:
— О царь времен, я не знаю этого!
Султан же сказал:
— Слушай! Я не прошу тебя восстановить твой проклятый дворец, но приказываю тебе возвратить мне дочь мою! И если ты этого не сделаешь сейчас же или не скажешь мне, что с ней сталось, клянусь головою своею, я велю казнить тебя!
Бесконечно взволнованный, Аладдин опустил глаза и думал с час. Потом, подняв голову, он сказал:
— О царь времен, никто не избегнет судьбы своей. И если судьбе угодно, чтобы голова моя была отрублена за преступление, которого я не совершал, никакая сила в мире не сможет спасти меня. Я прошу у тебя только перед смертью сорок дней отсрочки, чтобы разыскать возлюбленную супругу мою, исчезнувшую вместе с дворцом, в то время как я был на охоте; не знаю, каким образом это случилось, и клянусь тебе в том истинностью нашей веры и достоинствами господина нашего Мухаммеда (мир и молитва над ним!).
Султан отвечал:
— Пусть так, я согласен. Но знай, что по прошествии этого срока ничто не спасет тебя от рук моих, если ты не возвратишь мне дочь! И в каком бы месте земли ты ни спрятался, я сумею настигнуть тебя и покарать!
После таких слов султана Аладдин вышел, понурив голову, прошел по дворцу среди придворных, которые едва узнавали его, до такой степени внезапно изменился он от печали и волнения. И вышел он из дворца и очутился в толпе, и с блуждающими взорами спрашивал себя: «Где мой дворец? Где супруга моя?»
И все видевшие и слышавшие его говорили про себя: «Бедный! Он сошел с ума! Это оттого, что впал в немилость у султана, и оттого, что был на волосок от смерти!»
Аладдин же, заметив, что теперь он для всех лишь предмет жалости, удалился быстрыми шагами, и никто не решился пойти за ним. И вышел он из города, и долго бродил он по окрестностям, сам не зная, что делает.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Никто не решился пойти за ним. И вышел он из города, и долго бродил он по окрестностям, сам не зная, что делает. И таким образом дошел он до большой реки, предаваясь отчаянию и говоря себе: «Где будешь искать свой дворец, Аладдин, где будешь искать супругу свою Бадрульбудур, о несчастный? В какую незнакомую страну пойдешь ты искать ее, да и в живых ли она? Да ты даже не знаешь, как она исчезла».
С отуманенной такими мыслями душой и видя перед собою один мрак и печаль, он хотел броситься в воду и утопить в ней свою жизнь и свою скорбь. Но в эту минуту он вспомнил, что он верующий мусульманин, исповедующий чистую веру. И исповедал он единство Аллаха и милосердие Его пророка.