И, подкрепленный этим и покорностью воле Всевышнего, он, вместо того чтобы броситься в воду, совершил омовения, требуемые перед вечерней молитвой. И, сев на корточки на берегу реки, он взял воды в ладонь и стал тереть ею себе пальцы, руки и ноги. И вот при этих движениях он потер и кольцо, данное ему в подземелье человеком из Магриба. И тотчас же явился джинн — слуга кольца — и распростерся перед ним, говоря:
— Раб твой между рук твоих! Говори, чего хочешь? Я слуга кольца на земле, на воде и в воздухе!
И по безобразной наружности, и по громовому голосу Аладдин сейчас же узнал джинна, когда-то освободившего его из подземелья. И, приятно удивленный его появлением, которого никак не ожидал в том жалком положении, в котором находился, он прервал свои омовения, встал на обе ноги и сказал джинну:
— О джинн — слуга кольца, — о спаситель, о добрейший! Да благословит тебя и да будет милостив к тебе Аллах! Поспеши возвратить мне мой дворец и супругу мою Бадрульбудур, дочь султана!
Однако джинн — слуга кольца — отвечал:
— О господин кольца, не в моей власти то, о чем просишь, потому что и на земле, и на воде, и в воздухе я только слуга кольца! Мне очень досадно, что не могу исполнить желание твое, так как дело касается той области, которая во власти лампы! Для этого тебе стоит только обратиться к джинну — слуге лампы, — и он удовлетворит тебя!
Тогда, сильно озабоченный, Аладдин сказал ему:
— В таком случае, о джинн — слуга кольца, — так как ты не можешь вмешиваться в то, что тебя не касается — возвратить мне дворец и супругу, — приказываю тебе в силу свойства кольца, которому служишь, перенести меня самого в то место, где находится мой дворец, и поставить меня под окном Бадрульбудур, супруги моей!
Как только Аладдин высказал это требование, джинн — слуга кольца — ответил, что слушает и повинуется, и в мгновение ока перенес его в далекий Магриб, в дивный сад, где возвышался во всей красоте своей дворец Бадрульбудур, и с величайшей осторожностью поставил он его под ее окнами, а сам исчез.
Тогда при виде дворца своего Аладдин почувствовал, как радостно забилось у него сердце, как успокоилась душа его и осушились глаза его. И вместе с радостью проснулась в нем и надежда. И, подобно человеку, приносящему продавцу вареных голов голову животного и во время варки заботливо бодрствующему, Аладдин, несмотря на утомление и огорчение, не захотел отдыхать. Он вознесся душою к Творцу и благодарил Его за милости Его, признавая, что намерения Его непостижимы для ограниченного ума. После этого он поднялся и стал под окнами супруги своей Бадрульбудур, так чтобы она могла его заметить.
С тех пор как волшебник похитил дочь султана вместе с ее дворцом, она пребывала в глубокой горести от разлуки с отцом и супругом и от постоянных покушений на нее со стороны проклятого магрибинца, которому, однако, не уступала, и привыкла вставать с постели с первыми лучами зари, а ночью плакала и не могла уснуть, предаваясь своим печальным мыслям. И не спала она, не ела и не пила. В этот же вечер волею судьбы к ней вошла служанка, чтобы попытаться развлечь ее. И открыла она одно из окон хрустальной залы и, выглянув в это окно, сказала:
— О госпожа моя, посмотри, как хороши деревья сегодня вечером и какой прелестный воздух! — Потом она вдруг громко вскрикнула: — Йа ситти, йа ситти![45] Вот Аладдин, господин наш! Вот Аладдин, господин наш! Он стоит под окнами дворца!
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Йа ситти, йа ситти! Вот Аладдин, господин наш! Вот Аладдин, господин наш! Он стоит под окнами дворца!
При этих словах служанки Бадрульбудур бросилась к окну и увидела Аладдина, а он увидел ее. И сердца их едва не улетели от радости. Бадрульбудур заговорила первая и крикнула Аладдину:
— О милый мой, приходи скорей! Приходи скорей! Служанка моя сейчас отворит тебе потайную дверь! Ты можешь подняться сюда, ничего не опасаясь. Проклятый волшебник теперь в отсутствии!
И когда служанка отворила ему потайную дверь, Аладдин поднялся в комнату супруги своей и принял ее в свои объятия. И обнимались они, пьянея от радости, плача и смеясь в одно и то же время. А когда немного успокоились, то сели рядом, и Аладдин сказал супруге своей:
— О Бадрульбудур, прежде всего хочу спросить тебя, что сталось с медной лампой, которую оставил я в своей комнате, на табурете, перед тем как уехал на охоту?
А Бадрульбудур воскликнула:
— Ах, милый мой, именно эта лампа и есть причина нашего несчастья! Но все произошло только по моей вине!
И рассказала она Аладдину обо всем, что случилось во дворце во время его отсутствия, и как, желая посмеяться над глупостью продавца ламп, она променяла стоявшую на табурете лампу на новую, и рассказала она все, что затем последовало, и не забыла ни одной мелочи. Но повторять все это нет надобности. И закончила она свой рассказ, говоря:
— И только после перенесения моего сюда вместе с дворцом проклятый колдун открыл мне, что силою колдовства и при помощи свойств лампы, которую я променяла на новую, ему удалось отнять меня у тебя, чтобы самому обладать мною. И сказал он мне, что он магрибинец и что мы в его крае, в Магрибе.
Тогда, не сделав ей ни малейшего упрека, Аладдин спросил у нее:
— А чего же хочет от тебя этот проклятый?
Она сказала:
— Каждый день, и не более одного раза в день, он приходит ко мне и всячески старается соблазнить меня. А так как он необыкновенно хитрый, то, чтобы побороть мой отпор, он не переставал уверять, что султан велел отрубить тебе голову, как обманщику, и что ты сын бедняков, сын жалкого портного по имени Мустафа, и что ты обязан ему, колдуну, и своим богатством, и всеми почестями, которых добился. Но до сих пор он видел от меня одно презрение, и постоянно отворачивала я от него лицо свое. И каждый раз уходил он от меня повесив нос. И каждый раз боялась я, что он прибегнет к насилию. Но ты здесь, слава Аллаху!
Аладдин же сказал ей:
— Скажи мне, о Бадрульбудур, не знаешь ли, в каком месте дворца спрятана лампа, которую удалось похитить у меня этому проклятому магрибинцу?
Она ответила:
— Он никогда не оставляет ее во дворце, но всегда держит ее у себя за пазухой. Сколько раз он вынимал ее при мне, чтобы похвалиться своей победой!
Тогда Аладдин сказал ей:
— Хорошо. Но клянусь твоею жизнью, не долго будет он ее показывать! — А потом прибавил: — Я знаю, каким способом может быть наказан наш коварный враг. С этою целью я попрошу тебя оставить меня на минуту одного в этой комнате. Я позову тебя, когда придет время.
Бадрульбудур вышла из залы и присоединилась к своим служанкам.
Тогда Аладдин потер волшебное кольцо, которое носил на пальце, и сказал явившемуся джинну:
— О джинн — слуга кольца, — известны ли тебе сорта сонных порошков?
Тот ответил:
— Именно это я знаю лучше всего!
Аладдин оказал:
— Если так, приказываю тебе принести мне унцию критского банжа, один прием которого способен свалить слона!
Джинн исчез, но минуту спустя он вернулся, держа в руке маленький футляр, который вручил Аладдину, говоря:
— Вот, о господин кольца, критский банж самого высокого качества! — и исчез.
Тогда Аладдин позвал жену свою Бадрульбудур и сказал ей:
— О госпожа моя Бадрульбудур, если хочешь, чтобы мы одержали верх над этим проклятым магрибинцем, тебе стоит только последовать моему совету. Время не терпит, так как, по твоим словам, магрибинец должен скоро прийти сюда, и он будет стараться соблазнить тебя. И вот что тебе придется сделать. Ты сделаешь то-то и то-то и скажешь ему то-то и то-то.
И долго учил он ее, как должна она поступать с волшебником. И прибавил:
— Я спрячусь вот в этот шкаф. Выйду же из него, когда наступит для того час!
И отдал он ей коробочку с банжем, говоря:
— Не забудь о способе, о котором я тебе говорил!
И расстался он с ней и заперся в шкафу.
Тогда Бадрульбудур, несмотря на отвращение, которое внушала предстоявшая ей роль, не захотела упускать случая отомстить чародею и принялась исполнять наставления супруга своего Аладдина. Она приказала служанкам своим причесать себя самым подходящим к ее лучезарному лицу образом и велела подать себе прекраснейшее из платьев своего гардероба. Затем стянула она свой стан золотым, украшенным бриллиантами поясом, украсила шею ожерельем из благородных и одинаковой величины жемчужин, из которых только одна была больше остальных (величиною с грецкий орех) и находилась в середине; на руки и на ноги она надела золотые браслеты, драгоценные камни которых дивно сочетались своими цветами с красками остального наряда. И, обрызганная духами, подобная прекраснейшей из гурий и блистающая больше самой блестящей из цариц и султанш, она с умилением посмотрела на себя в зеркало, между тем как служанки громко восхищались ее красотой и дивились ей. И в небрежной позе легла она на подушки в ожидании волшебника.
Но тут Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И легла в небрежной позе на подушки в ожидании волшебника.
В назначенный час он не замедлил явиться. Против своего обыкновения, дочь султана встала в знак уважения к нему и с улыбкой пригласила его сесть возле нее на софу. Взволнованный таким приемом, магрибинец, ослепленный блеском глядевших на него прекрасных глаз и дивной красотой, из вежливости и почтительности сел только на край софы. А красавица, продолжая улыбаться, сказала ему:
— О господин мой, не удивляйся такой перемене во мне; я по природе своей нисколько не склонна к печали, и мой веселый нрав в конце концов взял верх над моей тревогой и грустью. К тому же я размышляла о словах твоих относительно супруга моего Аладдина и теперь совершенно уверена, что вследствие гнева отца моего Аладдина уже нет в живых. Что предначертано, то должно свершиться! Ни слезы мои, ни мое сожаление не могут возвратить к жизни мертвеца. Вот почему я решила осушить слезы свои, забыть печаль и не отвергать более твоего внимания и расположения ко мне. Такова причина перемены в моем расположении духа! — А затем она прибавила: — Но я еще не предлагал