а тебе прохладительные напитки в знак дружбы!
И встала она во всем сиянии ослепительной красоты своей и направилась к большому табурету, на котором стоял поднос с винами и шербетами, и, позвав одну из прислужниц, чтобы она подала поднос, сама ловким движением бросила щепоть критского банжа в золотой кубок, стоявший на подносе. И магрибинец не знал, уж как и благодарить ее за такие милости. И когда служанка подала поднос со шербетом, он взял кубок и сказал Бадрульбудур:
— О царевна, как бы ни был прелестен этот напиток, он не мог бы освежить меня так, как улыбка глаз твоих!
И, произнеся эти слова, он приблизил кубок к губам своим и сразу осушил его. Но в тот же миг покатился он к ногам Бадрульбудур головой вперед.
Услыхав шум от его падения, Аладдин издал громкий крик торжества, вышел из шкафа и подбежал к недвижимому телу врага своего. И бросился он на него и, распахнув верхнюю часть его одежды, вынул спрятанную там лампу. И обратился он к Бадрульбудур, которая с беспредельной радостью подбежала обнять его, и сказал ей:
— Прошу тебя еще раз оставить меня одного! Нужно, чтобы все было кончено сегодня же!
И когда Бадрульбудур удалилась, он потер лампу в хорошо известном ему месте — и тотчас же явился джинн, который после обычной формулы стал ждать приказаний. Аладдин же сказал ему:
— О джинн — слуга лампы, — приказываю тебе в силу свойств лампы перенести этот дворец со всем в нем заключающимся в столицу Китайского царства, и именно в то место, с которого ты похитил его и принес сюда! И сделай так, чтобы это перенесение совершилось без малейших препятствий и толчков!
А дух ответил:
— Слышать — значит и повиноваться! — и исчез.
И в мгновение ока совершилось перенесение, так что никто и не почувствовал; дворец только слегка покачнулся два раза: один при отбытии, а другой — когда прибыл на место.
Тогда Аладдин, убедившись, что дворец действительно прибыл и поставлен против дворца султана, на том месте, где и раньше стоял, пошел к супруге своей Бадрульбудур, много целовал ее и сказал:
— Вот мы и приехали в город отца твоего! Но так как теперь уже ночь, то лучше объявить султану о нашем возвращении завтра утром. Теперь же будем думать только о нашем торжестве и радоваться ему и нашему свиданию, о Бадрульбудур!
А так как Аладдин со вчерашнего дня ничего не ел, то они велели слугам подать себе сытный ужин в зале с девяноста девятью окнами. Затем в наслаждениях счастливо провели они вместе эту ночь.
На другое утро султан, по обыкновению, вышел из дворца, чтобы идти оплакивать дочь свою на то место, где думал найти одни ямы из-под фундамента ее дворца. Печально взглянул он в ту сторону и остолбенел от удивления, увидев, что на площади снова стоит великолепный дворец и нет больше пустыря. И подумалось ему сперва, что это мираж или призрак, вызванный его встревоженным умом, и несколько раз протер он себе глаза. Но так как видение не исчезало, он перестал сомневаться в его действительности, и, забыв о своем султанском достоинстве, побежал, размахивая руками, крича от радости, толкая стражников и привратников, и взбежал одним духом на алебастровую лестницу, несмотря на свои преклонные лета, и вбежал в залу под хрустальным куполом и с девяноста девятью окнами, где, улыбаясь, ждали его Аладдин и Бадрульбудур. И, увидев его, они оба поднялись и побежали ему навстречу. И обнял султан дочь свою, проливая слезы радости, с бесконечным умилением; и она также.
В эту минуту Шахерезада заметила, что восходит утренняя заря, и с присущей ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И обнял султан дочь свою, проливая слезы радости, с бесконечным умилением; и она также. И когда наконец в состоянии был открыть рот и заговорить, он сказал:
— О дочь моя, с удивлением вижу, что лицо твое нисколько не изменилось и не пожелтело с того дня, как я видел тебя в последний раз. Но, о дочь моего сердца, ты ведь должна была сильно страдать во время разлуки нашей, и, вероятно, ты была страшно напугана и встревожена, когда тебя вместе со всем дворцом перенесли в другое место?! Я сам при мысли об этом дрожу от страха!
Поспеши же, о дочь моя, объяснить причину, почему так мало изменилось лицо твое, и расскажи, ничего не скрывая, обо всем от начала и до конца!
И Бадрульбудур ответила:
— О отец мой, знай, что если я так мало изменилась в лице и так мало пожелтела кожа моя, то это потому, что я успела восстановить то, что потеряла во время разлуки моей с тобою и супругом моим Аладдином. Радость свидания с вами обоими возвратила свежесть лицу моему. Но я много страдала и много плакала как потому, что была лишена вашей ласки, так и потому, что подпала под власть этого проклятого магрибского волшебника, который был причиной всего, что случилось со мною, говорил не нравившиеся мне речи и, похитив меня, желал еще и соблазнить меня. Но всему виной моя опрометчивость, побудившая меня уступить другому то, что мне не принадлежало.
И рассказала она отцу без перерыва все свое приключение, не пропуская и не забывая ни одной подробности. Но повторять все это нет надобности. И когда она закончила, Аладдин, не открывавший до сих пор рта, повернулся к султану, повергнутому в величайшее изумление, и указал ему на лежавшее за занавесом бездыханное тело волшебника, лицо которого совершенно почернело от приема сильной дозы банжа, и сказал он султану:
— Вот обманщик и настоящий виновник наших бывших несчастий и моей опалы! Но Аллах наказал его!
При виде этого султан вполне убедился в невиновности Аладдина, обнял его с большою нежностью, прижал к груди своей и сказал ему:
— О сын мой Аладдин, не осуждай меня слишком строго за мое отношение к тебе и прости меня за дурное обращение с тобой! Я немножко заслуживаю прощения твоего по причине привязанности моей к единственной дочери моей Бадрульбудур и потому, что ты знаешь, как полно нежности сердце отца; я же предпочел бы потерять все мое царство, лишь бы не упал волос с головы моей возлюбленной дочери!
И Аладдин ответил:
— Это правда, о отец Бадрульбудур, ты заслуживаешь прощения! Только любовь к дочери, которую ты почитал погибшей по моей вине, заставила тебя поторопиться с моим наказанием. Я не имею права упрекать тебя в чем бы то ни было. Я сам должен был предупредить коварные замыслы гнусного волшебника и оградить себя от них. Ты только тогда оценишь вполне его злобу, когда я в свободную минуту расскажу тебе всю историю моего знакомства с ним.
Султан еще раз обнял Аладдина и сказал ему:
— Конечно! О Аладдин, ты непременно и поскорее должен найти время и рассказать мне все! А пока мы должны прежде всего избавиться от вида проклятого тела, лежащего бездыханным у ног наших, и вместе порадоваться твоей победе!
Аладдин приказал своим молодым джиннам унести тело магрибинца и сжечь его посреди площади на подстилке из навоза, а прах бросить в яму для нечистот. Все это было исполнено в точности в присутствии жителей целого города, радовавшихся заслуженной каре и возвращению Аладдину милости султана.
После этого султан велел глашатаям, сопровождаемым музыкантами, игравшими на кларнетах, кимвалах и барабанах, объявить, что дает свободу заключенным в знак всеобщей радости; и велел он раздать много денег бедным и нуждающимся. А вечером приказал осветить весь город, а также дворец Аладдина и Бадрульбудур.
Таким образом Аладдин благодаря пребывавшему на нем благословению вторично избежал смерти. И это благословение должно было и в третий раз спасти его, как мы то увидим, о слушатели мои!
Действительно, уже несколько месяцев прошло со времени возвращения Аладдина, и жил он со своею супругой под зорким и нежным наблюдением матери своей, которая превратилась в почтенную и величественную даму, но совершенно лишенную надменности и высокомерия. И жили они счастливой и безмятежною жизнью. Но вот однажды, когда супруга Аладдина вошла в залу с хрустальным куполом, где он обыкновенно сидел, чтобы любоваться садами, он заметил, что лицо ее печально и бледно. И подошла она к нему и сказала:
— О господин мой! Аллах, осыпавший нас обоих дарами Своими, до сих пор отказывает нам в утешении иметь ребенка. Мы уже давно женаты, а в моих внутренностях не зарождается новая жизнь. Я пришла умолять тебя, чтобы ты позволил мне призвать во дворец святую старуху по имени Фатьма, прибывшую в город несколько дней тому назад; все почитают ее за удивительные исцеления и умение лечить, а также за то, что одним прикосновением рук своих избавляет она женщин от бесплодия!
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Я пришла умолять тебя, чтобы ты позволил мне призвать во дворец святую старуху по имени Фатьма, прибывшую в город несколько дней тому назад; все почитают ее за удивительные исцеления и умение лечить, а также за то, что одним прикосновением рук своих избавляет она женщин от бесплодия!
Аладдин, не желая противиться супруге своей Бадрульбудур, охотно согласился исполнить ее просьбу и приказал четырем евнухам идти в город разыскать святую старуху и привести ее во дворец. Евнухи исполнили приказание и не замедлили возвратиться вместе со святой старухой, лицо которой было густо завешено покрывалом, а вокруг шеи в три ряда обмотаны были четки, длинные концы которых свисали до пояса. В руке держала она длинную палку, на которую опиралась, как человек, удрученный годами и подвижническою жизнью. Как только увидела ее Бадрульбудур, сейчас же поспешила ей навстречу, набожно поцеловала у нее руку и попросила благословения. И старуха проникновенным голосом призвала на нее благословение Аллаха и милость Его, и молилась она за нее долгой молитвой, прося Аллаха продлить и увеличить ее счастье и благоденствие и исполнить малейшие ее желания. И Бадрульбудур пригласила ее сесть на почетное место, на софу, и сказала ей: