ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬТОМ VII
ИСТОРИЯ АБУ КИРА И АБУ СИРА
О царь благословенный, узнала я, что в городе Искандарии жили два человека, один из которых был красильщиком, и звали его Абу Кир, а другой цирюльником, и звали его Абу Сир. И были они соседями по базару, так как двери их лавок соприкасались. Красильщик Абу Кир был отменный плут, гнусный лжец, гуляка до крайности. Виски его, должно быть, были вытесаны из какого-нибудь несокрушимого гранита, а голова выточена из каменных ступеней какого-нибудь еврейского храма. А не то откуда бы взялась у него такая бессовестность и дерзость во всех его злых и мерзких делах?! Между прочими плутнями у него была привычка брать деньги вперед с большей части своих заказчиков под предлогом, что ему нужно покупать краски, и никогда не отдавал он тканей, которые ему приносили красить, и говорил: «Нет уж, не прогневайтесь!» Он не только пропивал и проедал взятые вперед деньги, но и продавал украдкой оставленные у него ткани и таким образом доставлял себе всякие удовольствия и развлечения самого первого сорта. Когда же заказчики приходили требовать свои вещи, он умел отводить им глаза и заставлять их ждать до бесконечности под тем или иным предлогом. Так, например, он говорил:
— Клянусь Аллахом, о господин мой, жена моя родила вчера, и я должен был целый день бегать то туда, то сюда.
Или еще уверял:
— У меня вчера были гости, и я все время был занят их приемом и угощением; но если придешь дня через два, то все будет готово, приходи хоть на рассвете.
И так водил он за нос заказчиков до тех пор, пока который-нибудь из них, потеряв терпение, не кричал ему:
— Да скажешь ли ты, наконец, правду о моих тканях?! Отдавай сейчас! Не хочу их красить!
Тогда он отвечал:
— Клянусь Аллахом! Я сам в отчаянии!
И поднимал он руки к небу, клялся и божился, что скажет всю правду. И после жалоб, и стонов, и хлопанья одной рукой о другую, он восклицал:
— Представь себе, о господин мой, выкрасив ткани, я развесил их для просушки на веревках перед своей лавкой и отлучился на минутку за своей надобностью; когда же вернулся, все исчезло; верно, украл какой-нибудь бездельник с нашего же базара, может быть даже мой сосед, этот бедовый цирюльник.
После таких слов, если заказчик был честный человек и из смирных, он ограничивался тем, что отвечал:
— Аллах вознаградит меня! — и уходил.
Но если заказчик был человек раздражительный, то бесился, осыпал красильщика ругательствами, дело доходило до драки и ссоры на улице, при всем честном народе. Но, несмотря на это, вопреки даже власти судьи, ему не удавалось получить свои вещи, так как не было улик, да и в лавочке красильщика не было ничего такого, что можно было бы взять и продать.
И так шли дела, и довольно долгое время, а именно до тех пор, пока не были одурачены один за другим все купцы того базара и все жители того квартала. И тогда красильщик Абу Кир увидел, что доверие к нему бесповоротно утрачено, а дело погибло, так как уже некого было обирать. И сделался он предметом общего презрения, и обращалось имя его в поговорку, когда говорили о мошенничестве бесчестных людей.
Когда красильщик Абу Кир увидел себя в нужде, он сел у лавки соседа своего, цирюльника Абу Сира, рассказал ему о плохом состоянии дел своих и сказал, что ему остается теперь только умереть с голоду. Тогда цирюльник Абу Сир, человек богобоязненный и хотя бедный, но честный и добросовестный, сжалился над тем, кто был еще беднее его, и сказал:
— Сосед должен помогать соседу. Оставайся здесь, ешь и пей и пользуйся всеми дарами Аллаха, пока не наступят для тебя лучшие дни.
И принял он его и долгое время заботился обо всех его нуждах.
И вот однажды цирюльник Абу Сир стал жаловаться красильщику Абу Киру на трудные времена, и он сказал ему:
— Видишь, брат мой, я далеко не плохой цирюльник, я знаю свое дело, и рука моя легка, когда брею своих клиентов. Но так как лавочка моя бедна и сам я беден, то никто не идет ко мне бриться. Разве только утром в хаммаме обратится ко мне какой-нибудь носильщик или истопник, чтобы побрить ему под мышками или приложить мази от роста волос к паху. И на эти-то медные деньги, которые дают мне, бедняку, эти бедные люди, кормлю я себя, тебя и всю семью свою. Но Аллах велик и милостив!
Красильщик же Абу Кир ответил:
— Ты, право, слишком простодушен, брат мой, терпеливо переносишь нужду и плохие времена, а между тем есть средство разбогатеть и вести привольную жизнь. Тебе надоело твое ремесло, которое ничего тебе не приносит, а я не могу жить своим, потому что у меня здесь слишком много недоброжелателей. Поэтому нам следует покинуть этот жестокий край и отправиться на поиски какого-нибудь города, в котором мы могли бы заниматься нашим ремеслом с пользой и утешением. К тому же ты знаешь, сколько выгод представляет путешествие! Путешествовать — это значит веселиться, дышать свежим воздухом, забыть о печалях и заботах, видеть новые края и земли, узнавать новое и поучительное, а когда знаешь такие почтенные и превосходные ремесла, как мое и твое, к тому же необходимые во всех странах и для всех народов, то путешествие может принести большие выгоды, почести и преимущества. К тому же тебе известно, что сказал поэт о путешествии:
Коль хочешь ты великого достигнуть,
Покинь жилища родины своей
И к странствиям свою настрой ты душу!
На рубеже неведомых земель
Найдешь ты славу, знанье и богатство,
Прекрасное познаешь обхожденье,
И радости, и избранную дружбу!
А если люди станут говорить:
«Как много, друг, опасностей ты встретишь,
Печалей и забот в земле чужой!» —
Ты отвечай им: «Лучше мертвецом
Безгласным быть, чем жизнью жить такою
Все в том же месте, точно жалкий червь,
Среди людей завистливых и злобных».
Так вот, брат мой, нам остается только закрыть наши лавочки и вместе отправиться искать более счастливой судьбы.
И продолжал он говорить так красноречиво, что цирюльник Абу Сир убедился в неотложности отъезда и поспешно принялся за дорожные приготовления, которые состояли в том, что он завернул в кусок старого заплатанного холста свой таз, бритвы, ножницы, бритвенный ремень и кое-какие другие мелкие инструменты; потом распрощался он с семьей своей и вернулся в лавочку к ожидавшему его там Абу Киру. Красильщик же оказал ему:
— Теперь нам остается только прочитать Аль-Фатиху, первую суру Корана, в знак того, что мы стали братьями, и заключить между собою договор о том, что отныне все, что выручим, будет положено в общую кассу и добросовестно разделено между нами по возвращении в Искандарию. И должны мы также обязаться, что тот, кто найдет работу, должен содержать того, кому не удастся ничего заработать.
Цирюльник Абу Сир признал законность таких условий, и оба приступили к чтению Аль-Фатихи, чтобы скрепить взаимные обязательства.
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И оба приступили к чтению первой суры Корана, чтобы скрепить взаимные обязательства. После этого честный Абу Сир запер свою лавочку и отдал ключ хозяину дома, которому уплатил все, что следовало; затем оба они направились к гавани и сели на корабль, уже готовый к отплытию, не взяв с собою никаких съестных припасов.
Судьба покровительствовала им во время путешествия и пришла к ним на помощь при посредстве одного из них. Действительно, в числе пассажиров, число которых доходило до ста сорока человек, не считая капитана, не было ни одного цирюльника, кроме Абу Сира, поэтому он имел возможность брить всех, кто хотел бриться. Как только корабль отплыл, цирюльник сказал своему товарищу:
— Брат мой, мы теперь на море, и нам нужно достать себе пищу и питье. Поэтому я попробую предложить свои услуги пассажирам и морякам в надежде, что кто-нибудь из них скажет мне: «Цирюльник, побрей-ка мне голову!»
Я же буду брить его за хлеб, или за деньги, или за глоток воды, чтобы и ты и я получили пользу!
Красильщик Абу Кир ответил:
— Препятствий для этого нет.
И растянулся он на палубе, примостив голову как только мог удобнее, и заснул, между тем как цирюльник собирался искать работу.
Для этого Абу Сир взял все свои припасы, чашку для воды, бросил себе на плечо тряпку вместо полотенца, так как был беден, и принялся обходить пассажиров. Тогда один из них сказал ему:
— Мастер, побрей-ка меня!
И цирюльник обрил ему голову. Когда же он закончил и пассажир подал ему какую-то мелкую монету, он сказал:
— О брат мой, что буду делать здесь с этими деньгами? Не дашь ли мне лучше мучную лепешку, это нужнее мне и желаннее здесь, на море; со мною едет товарищ, и у нас очень мало провизии.
Пассажир дал ему мучную лепешку, прибавил к ней кусок сыру и наполнил водой его чашку. И Абу Сир взял все это и, вернувшись к Абу Киру, сказал ему:
— Возьми эту лепешку и съешь ее с этим куском сыра и напейся воды из этой чашки.
И Абу Кир взял все это и стал есть и пить.
Абу Сир же снова взял все свои принадлежности, повесил тряпку на плечо, взял в руку пустую чашку и принялся ходить по палубе между рядами сидящих или лежащих пассажиров и, обрив одного, получил за труды две лепешки, от других же получил кусок сыра, или огурец, или ломоть арбуза, а то и деньги; и так ему повезло, что к концу того дня он собрал тридцать лепешек, тридцать полудрахм, много сыру, маслин, огурцов и несколько египетских плиток сухих молок превосходных рыб, которые ловятся в Дамиетте. Кроме того, его так полюбили пассажиры, что он мог попросить у них, чего захочет, и они дали бы ему. Молва о его искусстве дошла даже до капитана, который также пожелал у него выбриться; и Абу Сир обрил голову капитану и не преминул пожаловаться на жестокость судьбы и на недостаток съестных припасов. И прибавил он, что с ним едет еще и товарищ его.