И я подошел к шейху и, пожелав ему мира, сказал:
— О господин мой, я должен обратиться к тебе с одной просьбой.
Он улыбнулся мне, как улыбается отец сыну, и ответил:
— Чего же желаешь ты, сын мой?
Я сказал:
— Я хочу провести эту ночь в твоем доме.
Тогда он еще раз взглянул на меня и сказал:
— Сердечный привет и щедрость да встретят тебя! — Затем он добавил: — Сегодня вечером, о сын мой, у меня новое поступление молодых девушек, цена которых за вечер меняется в зависимости от их достоинств. Некоторым назначают десять динаров за вечер, другим — двадцать, а другие достигают пятидесяти и ста динаров за вечер. Это зависит от тебя.
И я ответил:
— Ради Аллаха! Я хочу начать с одной из тех, чья цена достигает только десяти динаров за вечер, — затем добавил: — Вот триста динаров за месяц, потому что для хорошей пробы требуется месяц.
И я отсчитал триста динаров и положил их на весы, которые стояли возле него. Тогда он подозвал одного из отроков, окружавших его, и сказал ему:
— Проводи твоего хозяина.
И отрок взял меня за руку, повел в хаммам того дома, приготовил мне чудесную ванну и выказывал мне самое заботливое внимание. После этого он повел меня к одному павильону и постучал в одну из его дверей.
И тотчас же нам отворила двери молодая девушка с улыбающимся, приветливым лицом, она любезно поприветствовала меня.
И юноша сказал ей:
— Поручаю тебе твоего гостя.
И он удалился. Тогда она взяла меня за руку и ввела в залу с фантастическими украшениями. На пороге этой залы стояли две маленькие невольницы, походившие на две прелестные звезды. И, внимательно всмотревшись в их госпожу, я убедился, что она действительно прекраснее луны во время полнолуния. И она усадила меня и сама села возле меня; потом она сделала знак маленьким невольницам, и они тотчас принесли нам большой золотой поднос, на котором было различное жаркое: жареные цыплята, перепела, голуби и фазаны. И мы ели, пока не насытились. И во всю мою жизнь не пробовал я более тонких блюд, чем эти, не пил более сладких напитков, чем те, которыми она угощала меня, как только был убран поднос с яствами, не нюхал более душистых цветов, не вкушал таких необыкновенных плодов, варений и печений.
А потом она выказала такую доброту, обаяние и такие сладострастные ласки, что я провел с ней целый месяц, не подозревая о беге дней. В конце месяца маленький невольник отвел меня обратно в хаммам, откуда я ушел, чтобы найти почтенного шейха, и я сказал ему:
— О мой господин, я хочу одну из тех, что стоит двадцать динаров за вечер.
И он ответил:
— Отвесь золото.
И я пошел к своему дому за золотом и вернулся, чтобы отсчитать еще шестьсот динаров, для того чтобы провести месяц испытаний с юной девушкой за двадцать динаров за вечер.
И шейх позвал одного из отроков и сказал ему:
— Отведи господина твоего.
И отрок отвел меня в хаммам, где служил с еще большей заботливостью, чем в первый раз, а затем подвел меня к помещению, дверь которого охраняли четыре маленькие невольницы, которые, как только увидели нас, побежали предупредить госпожу свою. И дверь отворилась, и я увидел перед собой юную христианку из страны франков, гораздо более прекрасную, чем первая, и богаче одетую. И она, улыбаясь мне, взяла меня за руку и ввела в свою залу, поразившую меня богатством убранства и отделки. И она сказала мне:
— Добро пожаловать, прекрасный гость!
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что занимается утренняя заря, и с присущей ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И угостив меня яствами и напитками, еще более необыкновенными, чем те, которыми угощали меня в первый раз, она, обладая прекрасным голосом и умением играть на сладкозвучных инструментах, пожелала еще более опьянить меня, чем я уже был опьянен, и, взяв персидскую лютню, запела:
О ароматы сладкие полей,
Раскинувшихся возле Вавилона,
Снесите же на крыльях ветерка
Вы мой привет моей далекой милой!
Там, далеко, в волшебной стороне
Живет она, чей вид смущает души
Влюбленных робких, разжигая их,
Но никогда не снисходя до дара,
Что их желанья мог бы утолить!
И на этот раз, о господа мои, я провел целый месяц с этой дочерью франков и должен признаться, что нашел ее бесконечно более опытной в движениях, чем моя первая возлюбленная. И действительно, я нашел, что я не переплатил за удовольствия, которые она доставляла мне с первого дня до тридцатого. Поэтому, когда отрок вернулся, чтобы забрать меня и отвести в хаммам, я не преминул найти почтенного шейха и похвалить его за выбор, который он сделал, предлагая мне своих юниц, и я сказал ему:
— Ради Аллаха! О шейх, я хочу всегда жить в твоем щедром доме, где можно найти радость для глаз, прелесть чувств и очарование избранного общества!
И шейх был весьма доволен моими похвалами и, чтобы выразить свое удовольствие, сказал мне:
— Сегодняшняя ночь, о гость мой, является для нас ночью необычайного празднества, и принимать участие в этом празднестве могут лишь избранные посетители моего дома. И мы называем эту ночь ночью чудных видений. Тебе стоит только подняться на террасу, чтобы убедиться в этом собственными глазами.
И я поблагодарил старика и поднялся на террасу. И первое, что я заметил, взойдя на террасу, был большой бархатный занавес, разделявший террасу на две части. И за этим занавесом на роскошном ковре, освещенные луною, покоились друг возле друга молодая девушка и ее возлюбленный, которые целовали друг друга в губы. И я при виде этой молодой девушки и ее несравненной красоты был ошеломлен и очарован, и долго глядел на нее, затаив дыхание, и не знал, где я нахожусь. Наконец смог я выйти из этой неподвижности, и, будучи не в силах успокоиться, не узнав, кто они, я спустился с террасы и побежал к молодой девушке, с которой я только что провел месяц любви, и рассказал ей о том, что только что видел. А она увидела, в каком состоянии я нахожусь, и сказала мне:
— Но что тебе за дело до этой молодой девушки?
Я ответил:
— Клянусь Аллахом! Она вырвала и разум мой, и совесть!
Она сказала мне с улыбкой:
— Так ты желал бы обладать ею?
Я отвечал:
— Это заветное желание души моей, ибо она царит в сердце моем!
Она сказала мне:
— Ну так знай, что девушка эта — дочь самого шейха Тагера Абуль Олы, господина нашего, и все мы лишь подвластные ей рабыни. Ты знаешь, сколько стоит провести с ней ночь?
И я ответил:
— Откуда мне знать?
Она сказала мне:
— Пятьсот динаров золотом. Это плод, достойный уст царей.
Я же ответил:
— О Аллах! Я готов потратить все свое состояние, чтобы владеть ею хотя бы в течение одного вечера!
И я провел всю ночь не смыкая глаз, настолько ум мой был занят мыслью о ней. Поэтому на следующий же день я поспешил облечься в лучшую свою одежду и, одетый по-царски, предстал перед шейхом Тагером, отцом ее, и сказал ему:
— Я хочу ту, чья ночь стоит пятьсот динаров.
И он ответил:
— Отвесь золото.
И я сразу же взвесил цену тридцати ночей, всего пятнадцать тысяч динаров. И он взял их и сказал одному из отроков:
— Проводи господина твоего к госпоже твоей такой-то.
И отрок повел меня в залу, подобной которой по богатству и красоте глаза мои не видели на всем белом свете.
И я увидел молодую девушку, сидящую в небрежной позе, с веером в руке, и дух мой был сразу поражен очарованием, о почтенные гости мои.
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И дух мой был сразу поражен очарованием, о почтенные гости мои. Ибо она была поистине как луна в четырнадцатый день появления своего, и уже одним своим ответом на мое приветствие она окончательно похитила мой разум звуком голоса своего, более певучего, чем созвучия лютни; и поистине, вся она была прекрасна, и во всем, со всех сторон грациозна и равно хороша. И это о ней, без сомнения, сказал поэт:
Прекрасная! Когда б она явилась
Среди неверных, все они тотчас же
Кумиров бы покинули своих,
Чтоб ей одной отныне поклоняться!
Когда б нагая на волнах морских
Солено-горьких вдруг она явилась,
То все море сделалось бы сладким
Лишь от одних ее медовых уст!
Когда бы к христианскому монаху
Она с Востока, чудная, явилась,
Наверно он свой Запад бы покинул
И на Восток направил бы свой взор.
Когда ее я в темноте увидел,
Где лишь глаза ее сияли ясно,
Воскликнул я: «О ночь! Что вижу я?
Виденьем ли воздушным я обманут,
Иль предо мной нетронутая дева,
Что ждет еще любовного соитья?»
И когда читал эти стихи, я видел, как она теребила в руке и прижимала к телу своему цветок.
И она сказала мне, испуская грустные и болезненные вздохи:
— Подобно тому, как красивые зубы кажутся очень красивыми, только когда их потрешь ароматическим стеблем, так зебб для прекрасных вульв — то же, что чистящий стержень для молодых зубов. О мусульмане, на помощь! Неужто среди вас больше нет хозяина зебба, который умеет вставать?!
И как только она сказала это, я почувствовал, как мой зебб словно хрустнул, закостенел и поднял одежды, триумфально увеличившись. И на своем языке он говорил красавице: «Да вот же я! Вот!» И я ответил на призыв ее завесы.
Однако она испугалась и спросила меня:
— Кто ты?
И я ответил:
— Тот молодец, чей зебб встал, чтобы ответить на твой призыв.
И без дальнейших церемоний я набросился на нее, и мой зебб размером с руку осторожно задвигался между ее бедер. И когда я закончил забивать третий гвоздь, она сказала мне: