Тогда царь возвратился к своей прекрасной невольнице и, сев подле нее, прижал ее к сердцу своему, обнял и сказал ей:
— О госпожа моя, о царица жизни моей и души моей! Скажи же мне теперь, почему ты хранила такое непреклонное молчание в течение целого года, с того дня, как ты вошла в жилище наше, и почему решилась заговорить со мною только сегодня?
Молодая девушка ответила:
— Как же было мне не хранить молчание, о царь, когда, низведенная до положения невольницы, я оказалась здесь бедной чужестранкой с разбитым сердцем, навсегда разлученной с матерью моей, с братом и со всей родней и вдали от родины моей?
Царь отвечал:
— Я вхожу в горести твои и понимаю их. Но как можешь ты говорить, что ты бедная чужестранка, когда ты госпожа и царица в этом дворце, когда все, что есть в нем, — твоя собственность, и сам я, царь, лишь раб твой, готовый служить тебе. Слова эти поистине неуместны здесь. Если же ты горюешь о разлуке с родными твоими, то почему же не сказала об этом мне, чтобы я послал за ними и здесь же соединил их с тобой?
В ответ на эти слова прекрасная невольница сказала царю:
— Знай же, о царь, что меня зовут Гуль-и-Анар[19], что на языке моей родины означает «цветок граната»; и родилась я в море, где отец мой был царем. Когда отец мой скончался, мне пришлось однажды не поладить с матерью моей, которая зовется Стрекозой, и с братом моим Салехом; и я поклялась, что не останусь больше в море, в их обществе, но выйду на берег и отдамся первому из обитателей земли, который понравится мне; и вот однажды ночью, когда мать моя и брат заснули раньше обыкновенного и дворец наш был погружен в подводное молчание, я выскользнула из своей залы и, поднявшись на поверхность воды, вышла на берег какого-то острова и растянулась тут же в лунном сиянии. И, охваченная восхитительной свежестью, исходившей от звезд, и ласкаемая береговым ветерком, я незаметно погрузилась в сон. Но я внезапно проснулась, чувствуя, как что-то тяжелое навалилось на меня, и увидела себя во власти какого-то мужчины, который взвалил меня к себе на спину и, несмотря на все мои крики и попытки сопротивления, отнес к себе в дом, где хотел силою овладеть мной.
Но я, видя, что человек этот безобразен и дурно пахнет, не захотела отдаться и, собрав все свои силы, так ударила его кулаком по лицу, что он отлетел и покатился на землю у моих ног, я же бросилась на него и так избила его, что он не пожелал более удерживать меня у себя и поспешил отвести на рынок и продать с публичного торга, где и купил меня тот купец, у которого ты сам купил меня, о царь. И так как купец этот был человек весьма совестливый и прямодушный, то, видя меня столь юной, не захотел лишить меня девственности; и он возил меня с собою и в конце концов отдал в руки твои. Такова моя история. Но я, вступая сюда, твердо решила не отдаваться и намеревалась при первом насилии с твоей стороны броситься в море из окон этой залы, чтобы возвратиться к матери моей и брату. И я из гордости хранила молчание все это время. Но, видя, что сердце твое поистине любит меня и что ты покинул ради меня твоих любимиц, я чувствовала, что твое обращение со мной начинает подкупать меня; и наконец, поняв, что я беременна от тебя, я сама полюбила тебя, и оставила всякую мысль о том, чтобы вырваться отсюда и прыгнуть в море и таким образом вернуться на мою родину. И притом с какими глазами и как осмелилась бы я сделать это теперь, когда я беременна и когда мать и брат, увидав меня в этом положении и узнав о моем браке с обитателем земли, может быть, умерли бы от горя и не поверили бы словам моим, если б я сказала им, что сделалась царицей Персии и Хорасана и супругой великодушнейшего из царей. Вот что имела я сказать тебе, о царь Шахраман. Уассалам!
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Вот и все, что имела я сказать тебе, о царь Шахраман. Уассалам!
Выслушав эту речь, царь поцеловал супругу свою между глаз и сказал ей:
— О Цветок Граната, о уроженка моря, о дивная, о царевна, свет очей моих, что за чудеса ты поведала мне! Право, если бы ты когда-нибудь покинула меня, будь то хоть на миг, я бы умер в ту же минуту. — Затем он прибавил: — Но, о Цветок Граната, ты сказала мне, что родилась в море, и что мать твоя Стрекоза и брат твой Салех живут в море со всей твоей родней, и что отец твой был при жизни своей морским царем. Но я не совсем представляю себе существования морских существ и до сих пор считал подобные истории россказнями старух. Но раз ты говоришь об этом и раз сама ты уроженка моря, то я не сомневаюсь более, что все это так и есть, и прошу тебя просветить меня насчет твоего рода и насчет неизвестных племен, живущих на твоей родине. И главное, скажи мне, как возможно жить, действовать или двигаться в воде, не задыхаясь и не захлебываясь? Ибо это самая удивительная вещь, какую мне пришлось слышать за всю мою жизнь.
Тогда Цветок Граната ответила:
— Конечно, я расскажу тебе об этом, и от дружеского сердца. Знай, что благодаря чудесной силе слов, начертанных на печати Сулеймана ибн Дауда (да пребудет на ним мир и молитва!), мы живем и ходим на дне моря, как живут и ходят на земле; и мы дышим в воде, как дышат на воздухе; и вода, вместо того чтобы душить нас, поддерживает нашу жизнь и не может даже замочить нашей одежды; и она не мешает нам видеть в море, где мы ходим с открытыми глазами без малейших неудобств; и глаза наши так остры, что пронизывают морские глубины на всем их протяжении и позволяют нам одинаково хорошо различать все предметы, проникают ли к нам солнечные лучи, или же луна и звезды смотрятся в наших водах. Что же до нашего царства, то оно гораздо обширнее, чем все царства земли, и разделено на округа, в которых есть большие и очень населенные города. И народы эти, как и на земле, судя по областям, которые занимают, очень различны в нравах своих и обычаях, а также и различны по облику своему: одни — рыбы, другие — полурыбы-полулюди, с хвостом, заменяющим им ноги и зад; другие же, подобно нам, — настоящие люди, верующие в Аллаха и пророка Его и говорящие на том наречии, слова которого вырезаны на печати Сулеймана. Но что касается наших жилищ, так это великолепные дворцы, выстроенные с таким искусством, о котором вы даже и понятия не имеете здесь, на земле. Они выстроены из горного хрусталя, перламутра, кораллов, изумрудов, рубинов, золота, серебра — всевозможных драгоценных металлов и каменьев, не говоря уже о жемчужинах, которые, какой бы величины и красоты они ни были, не особенно ценятся у нас и украшают лишь жилища бедняков и неимущих. Наконец что касается наших способов передвижения, то, благодаря тому что тела наши одарены чудесной подвижностью и способностью скользить, нам не нужны, как вам здесь, ни лошади, ни повозки, хотя они у нас и имеются на всякий случай — для празднеств, общественных увеселений и дальних путешествий. Но само собою разумеется, что колесницы наши сделаны из перламутра и драгоценных металлов и снабжены сиденьями и тронами из драгоценных камней, а наши морские кони так прекрасны, что ни один из царей земли не имеет подобных. Но я не хочу, о царь, дольше беседовать с тобою о подводных странах, ибо собираюсь в течение совместной жизни нашей, которая будет продолжительна, если будет угодно Аллаху, рассказать тебе массу других подробностей, которые окончательно ознакомят тебя с этим заинтересовавшим тебя вопросом. Теперь же я спешу перейти к вопросам более спешным и непосредственно касающимся тебя.
Я хочу поговорить о женских родах. Ибо знай, о господин мой, что роды женщин моря совершенно несходны с родами женщин земли. А так как время моих родов уже близко, то я весьма опасаюсь, что повивальные бабки твоей страны не сумеют принять у меня роды, как следует.
И потому я прошу тебя позволить мне вызвать к себе мать мою, царицу Стрекозу, и брата, царевича Салеха, и прочих моих родственников; и я помирюсь с ними; и двоюродные сестры мои, руководимые моей матерью, будут следить за правильностью моих родов и ухаживать за новорожденным наследником престола твоего.
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И потому я прошу тебя позволить мне вызвать к себе мать мою, царицу Стрекозу, и брата, царевича Салеха, и прочих моих родственников; и я помирюсь с ними; и двоюродные сестры мои, руководимые моей матерью, будут следить за правильностью моих родов и ухаживать за новорожденным наследником престола твоего.
Услыхав эти слова, царь в полном изумлении воскликнул:
— О Цветок Граната, желания твои для меня закон, и я раб твой, повинующийся приказаниям госпожи своей. Но скажи мне, о дивная, как сможешь ты в такое короткое время предупредить твою мать, брата и двоюродных сестер и вызвать их до начала твоих родов, время которых уже так близко? Во всяком случае, я желал бы знать это как можно скорее, чтобы постараться сделать нужные приготовления и принять их со всеми почестями, которых они достойны.
Но юная царица ответила:
— О господин мой, между нами не должно быть никаких церемоний! И к тому же родственники мои будут здесь через минуту. И если ты хочешь видеть, каким образом они прибудут, то тебе стоит только выйти в залу, соседнюю с моей, и смотреть на меня, а также смотреть в окна, которые выходят на море.
И царь Шахраман тотчас же вышел в соседнюю залу и стал внимательно наблюдать как за тем, что станет делать Цветок Граната, так и за тем, что должно произойти на море.
И Цветок Граната вынула из-за пазухи два кусочка дерева алоэ с Коморских островов[20], положила их в золотую курильницу и подожгла. И как только из нее поднялся дымок, она свистнула резким и долгим свистом и произнесла над курильницей незнакомые слова и непонятные заклинания.