— О брат мой, как живешь ты и как поживает мать моя и двоюродные сестры мои?
Он ответил:
— О сестра моя, все они здоровы и живут в спокойствии и довольстве, и им недостает только возможности видеть лицо твое и лицо племянника моего, царя Улыбка Луны.
И они принялись беседовать о том о сем, поедая фисташки; и царевич Салех по какому-то поводу заговорил с большой похвалой о достоинствах племянника своего Улыбка Луны, о красоте его и привлекательности, о стройной соразмерности тела его, об изящных манерах, о ловкости его в состязаниях и о мудрости его. И царь Улыбка Луны, находившийся тут же, растянувшись на диване и положив голову на подушки, слыша, что говорят о нем мать и дядя его, сделал вид, что не слышит их, и притворился спящим. И таким образом он мог с удобством слышать все, что они продолжали говорить на его счет.
И действительно, царевич Салех, видя, что племянник его уснул, стал свободнее говорить с сестрой своей Цветок Граната и сказал ей:
— Ты забываешь, сестра моя, что сыну твоему скоро минет семнадцать лет и что в этом возрасте необходимо подумать о том, чтобы женить детей. И вот я, видя его столь прекрасным и крепким и зная, что в его возрасте являются потребности, которые нужно так или иначе удовлетворить, начинаю опасаться, чтобы с ним не приключилось чего-нибудь дурного. И потому совершенно необходимо женить его, выбрав ему среди дочерей моря царевну, равную ему по привлекательности и красоте.
И Цветок Граната ответила:
— Конечно! Таково также и мое тайное желание, ибо у меня один только сын, и пора уже женить его, чтобы и он, в свою очередь, имел наследника престола отцов своих. И я прошу тебя, о брат мой, напомнить мне девушек нашей стороны, ибо я так давно покинула море, что не помню уже, какие из них красивы, а какие безобразны.
Тогда Салех принялся перечислять сестре своей самых прекрасных царевен моря одну за другой, тщательно взвешивая их достоинства и все преимущества и недостатки.
Но царица Цветок Граната каждый раз отвечала:
— Ах, нет, я не хочу эту из-за матери ее, а эту — из-за отца ее, ни эту — из-за тетки ее, у которой слишком длинный язык, ни ту — из-за ее бабушки, от которой дурно пахнет, ни ту — из-за ее властолюбия и глупых глаз.
И так подряд отвергла она всех, кого Салех называл ей.
Тогда Салех сказал:
— О сестра моя, ты, конечно, права, что так строго выбираешь супругу сыну своему, не имеющему себе равных ни на земле, ни под водой! Но я уже перечислил тебе всех молодых девушек, которые имеются у нас, и мне остается предложить тебе еще только одну.
Тут он остановился в нерешительности и сказал:
— Я должен сначала убедиться, что племянник мой заснул, ибо я не могу говорить с тобой об этой молодой девушке при нем, — у меня есть особые причины, чтобы принять эту предосторожность.
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что близится утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Ибо я не могу говорить с тобой об этой молодой девушке при нем, — у меня есть особые причины, чтобы принять эту предосторожность.
Тогда Цветок Граната подошла к сыну своему, потрогала, и ощупала его, и послушала, как он дышит; но так как он казался погруженным в глубокий сон, а перед тем поел кушанье из лука, которое особенно любил и после которого обыкновенно спал глубоким сном, то она сказала Салеху:
— Он спит. Ты можешь выкладывать все!
И он сказал:
— Знай же, о сестра моя, что я принял эту предосторожность потому, что собираюсь теперь говорить с тобою об одной морской царевне, руки которой необычайно трудно добиться, но не из-за нее самой, а из-за ее отца. И потому было бы совершенно излишним, чтобы племянник мой слышал о ней раньше, чем мы будем уверены в благоприятном исходе дела; ибо ты знаешь, о сестра моя, что у нас — мусульман — любовь чаще проникает через уши, чем через глаза, так как лица женщин и девушек наших скрыты целомудренными покрывалами.
И царица сказала:
— О брат мой, ты прав, ибо любовь, подобная вначале струе меда, нередко превращается потом в соленое море гибели. Но поспеши, молю тебя, назвать мне имя этой царевны и отца ее.
Он сказал:
— Это царевна Гемма, дочь морского царя Саламандра.
Услышав это имя, Цветок Граната воскликнула:
— Ах, я припоминаю теперь эту царевну Гемму! Когда я жила еще в море, ей было не более года, но она уже отличалась красотой среди маленьких сверстниц своих. Какой обворожительной она должна была сделаться с тех пор!
Салех ответил:
— О да, она поистине обворожительна, и ни на земле, ни в подводных царствах не видано подобной красоты! О сестра моя, как прелестна она, и мила, и нежна, и восхитительна, и прекрасна! А какой цвет лица! Какие волосы! Какие глаза! И что за стан, нежный, и упругий, и лениво округлый со всех сторон без исключения! И когда она покачивается, то вызывает зависть у ветвей пальмы! Когда повернется — серны и дикие козы спешат спрятаться! Поднимет она свое покрывало — и солнце и луна кажутся пристыженными! Когда она двигается, то сшибает с ног! Когда лежит, то поражает насмерть! И если сядет, а затем встанет с места своего, то след ее так глубок, что уже никогда не исчезнет! Как же ей, столь ослепительной и совершенной, не называться Геммой?!
И Цветок Граната ответила:
— Правда! И мать ее, давшая ей это имя, была поистине вдохновлена Аллахом Всеведущим. Вот воистину та, которая подходит в супруги сыну моему Улыбка Луны!
Подумать только! А Улыбка Луны представлялся спящим, но ликовал в душе своей и трепетал мысленно в надежде, что будет скоро обладать этой царевной морской, столь пышной и столь стройной!
Но Салех прибавил:
— Но только, о сестра моя, что сказать тебе об отце царевны Геммы, царе Саламандре? Это грубиян, невежа, отвратительное существо! Он уже отказал в руке своей дочери нескольким морским царевичам, сватавшимся к ней, и даже с позором выгнал их, переломав им кости! И потому я не вполне уверен, как он примет нас и какими глазами посмотрит на наше предложение. И вследствие этого я нахожусь в крайнем смущении и нерешительности.
Царица ответила:
— Дело это весьма щекотливое. И мы должны хорошенько обдумать его и не трясти дерева раньше, чем созреет плод.
И Салех заключил:
— Да, подумаем, а потом посмотрим.
Затем, так как в эту минуту Улыбка Луны сделал вид, что просыпается, они прекратили разговор, предполагая возобновить его позднее с того места, на котором теперь остановились.
Вот пока и все о них.
Что же касается Улыбки Луны, то он поднялся со своего ложа, как если бы и не слышал ничего, и спокойно потянулся, но сердце его пылало любовью и все коробилось, как на жаровне, полной горячих углей.
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что занимается утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Хотя Улыбка Луны поднялся со своего ложа и спокойно, как если бы и не слышал ничего, потянулся, сердце его пылало любовью и все коробилось, как на жаровне, полной горячих углей.
Но он и не подумал сказать об этом хоть одно слово матери и дяде своему и рано ушел к себе и провел всю ночь в одиночестве, терзаемый этим столь новым для него мучением; и он также размышлял, со своей стороны, о том, каким образом скорее достигнуть цели своих желаний. И бесполезно упоминать о том, что во всю ночь не удалось ему сомкнуть глаз ни на минуту.
И как только наступило утро, он встал и пошел разбудить дядю своего Салеха, ночевавшего эту ночь во дворце, и сказал ему:
— О дядя мой, мне хочется сегодня утром погулять по морскому берегу, ибо чувствую стеснение в груди, и морской воздух облегчит меня. И я прошу тебя сопровождать меня на этой прогулке.
И царевич Салех отвечал:
— Слышать — то же, что повиноваться!
И он вскочил и пошел с племянником своим на берег моря.
Долго ходили они вместе, и Улыбка Луны не говорил ни слова дяде своему. И он был бледен, и слезы стояли у него в глазах. Но вдруг он остановился и, присев на утесе, запел, глядя на море, только что сочиненные им стихи:
Если скажут мне,
Когда как в огне
Страстью сердце все мое пылает,
Если скажут мне:
«Что милей тебе:
Та вода, что жажду утоляет,
Или милой вид?» —
Сердце скажет:
«Поглядев, я умереть согласно!»
Бедное, оно
Все теперь полно
Саламандра Геммою прекрасной!
Когда царевич Салех услышал эти стихи, которые грустно пропел племянник его, царь, то всплеснул руками в полном отчаянии и воскликнул:
— Ля иляха илля Ллах уа Мухаммеду расулю Ллах![22] Нет могущества и силы, как у Аллаха Преславного и Всевышнего! О дитя мое, ты, значит, слышал вчера разговор мой с твоею матерью по поводу царевны Геммы, дочери морского царя Саламандра? О злополучие наше, ибо я вижу, о дитя мое, ум твой и сердце уже направлены к ней, тогда как ничего еще не сделано и дело так трудно уладить!
Улыбка Луны ответил:
— О дядя, мне нужно царевну Гемму, и никакой другой, иначе я умру!
Тот сказал:
— Тогда, о дитя мое, пойдем к матери твоей, чтобы я сообщил ей, в каком ты состоянии, и испросил у нее позволения увести тебя с собой в море, чтобы отправиться в царство Саламандра просить в жены тебе царевну Гемму!
Но Улыбка Луны воскликнул:
— Нет, о дядюшка, я не хочу просить у матери моей разрешения, которого она наверное не даст мне, ибо она будет бояться за меня из-за царя Саламандра, который груб в обхождении; и она скажет мне также, что царство мое не может остаться без меня и что враги престола воспользуются моим отсутствием, чтобы захватить власть. Я знаю мать мою и предвижу заранее, что она скажет.
Затем Улыбка Луны принялся сильно плакать перед дядей своим и прибавил: