Когда же он пришел на базар, торговцы и покупатели узнали его и, по обыкновению, стали шутить с ним и спрашивали:
— Что несешь, о Халиф?
Но он не отвечал им и даже не глядел на них, и так все время, пока шел по базару. И таким образом дошел он до базара менял и прошел мимо всех лавок, пока не дошел до лавки еврея. И увидел его самого величественно восседающим посередине лавки на диване, а вокруг него толпилось множество слуг всякого возраста и цвета; и походил он на какого-нибудь царя хорасанского. И, убедившись, что это тот самый еврей, Халиф подошел к нему и остановился. И еврей поднял голову и, узнав его, сказал:
— Благоденствие и семейное счастье тебе, о Халиф! Добро пожаловать!
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она продолжила:
Так скажи же мне скорее, какое у тебя дело и чего ты желаешь. И если кто-нибудь оскорбил тебя словом, или толкнул, или помял тебя, поспеши сказать мне, и я пойду с тобой к вали и потребую для тебя вознаграждения или удовлетворения.
Рыбак же ответил:
— Нет, клянусь головою и волосами твоими, о еврейский шейх, никто не говорил мне дурного слова, не толкал и не мял меня, напротив. Но сегодня утром я вышел из своего дома, пошел на берег моря и закинул сеть на твое счастье и на твое имя. И вытащил я сеть и нашел в ней вот эту рыбу.
И, сказав все это, он открыл корзинку, осторожно вынул рыбу из травы, на которой она лежала, и хвастливо подал ее меняле. И когда тот увидел эту рыбу, то нашел ее восхитительной и воскликнул:
— Клянусь Пятикнижием и десятью заповедями! Знай, о рыбак, что вчера я видел во сне Деву Марию, и она сказала мне: «О Абу Саад, завтра ты получишь от меня подарок!» — а потом прибавил: — Заклинаю тебя верой твоей, скажи мне, о Халиф, показывал ли ты уже или предлагал ты кому-нибудь эту рыбу?
И Халиф отвечал:
— Нет, клянусь Аллахом! Клянусь жизнью Абу Бакра праведного[32], о шейх евреев и венец их, никто, кроме тебя, не видел этой рыбы!
Тогда еврей повернулся к одному из молодых невольников своих и сказал ему:
— Ступай сюда! Возьми эту рыбу, отнеси ко мне в дом и скажи дочери моей Сааде, чтобы она вычистила ее, изжарила половину в масле, а другую испекла и держала горячей до тех пор, пока я не покончу с делами и не вернусь домой.
А Халиф, подтверждая приказание, сказал слуге:
— Да, малый, скажи госпоже своей, чтобы она жарила осторожней и не сожгла, и обрати ее внимание на прекрасный цвет жабр!
И невольник отвечал:
— Слушаю и повинуюсь, о господин мой!
И он ушел.
А еврей кончиками пальцев подал динар Халифу-рыбаку, говоря ему:
— Возьми это себе, о Халиф, и истрать на семью свою.
И когда Халиф, ни о чем не думая в эту минуту, взял динарий и золото заблестело у него на ладони, он, никогда в жизни не видевший золота и не знавший даже его цены, воскликнул:
— Слава Господу, Господину сокровищ, богатств и имений!
И он уже сделал несколько шагов к выходу, как вдруг вспомнил совет обезьяны с красивыми глазами, и, вернувшись, бросил динар еврею и сказал ему:
— Забирай свое золото и отдай рыбу бедняку! Или ты думаешь, что можно безнаказанно смеяться над такими бедняками, как я?!
Когда еврей услышал эти слова, он подумал, что Халифу захотелось пошутить; засмеявшись, он подал ему два динара вместо одного. Но Халиф сказал ему:
— Нет, клянусь Аллахом! Нечего шутить, это плохие шутки! Неужели ты в самом деле думаешь, что я соглашусь продать свою рыбу по такой смехотворной цене?
Тогда еврей подал ему пять динаров вместо двух и сказал ему:
— Возьми эти пять динаров за свою рыбу и не будь алчным.
И взял Халиф деньги и ушел очень довольный; и смотрел он на эти золотые динары, и восхищался ими, и говорил:
— Слава Аллаху! Верно, и у самого халифа багдадского нет того, что я держу сегодня в руке!
И продолжал он путь свой, пока не дошел до выхода с базара менял. Тут вспомнились ему слова обезьяны и ее совет; тогда вернулся он к еврею и с презрением бросил ему золото. И еврей спросил его:
— Что с тобою, о Халиф, и чего же ты хочешь? Ты хочешь превратить свои золотые динары в серебряные драхмы?
Он ответил:
— Не хочу ни твоих драхм, ни твоих динаров, но хочу, чтобы ты отдал мне рыбу бедняка!
При таких словах еврей рассердился, закричал и сказал:
— Как, о рыбак?! Ты приносишь мне рыбу, которая не стоит и динара, я даю тебе пять, и ты все еще недоволен?! Да не с ума ли ты сошел?! Да скажешь ли ты мне, наконец, за какую цену хочешь продать рыбу?!
Халиф отвечал:
— Не хочу продавать ее ни за серебро, ни за золото; хочу продать только за два слова.
Когда еврей услышал о двух словах, он подумал, что дело идет о тех двух словах, в которых заключается исповедание веры ислама, и что рыбак хочет заставить его отречься от его собственной еврейской веры. От гнева и негодования у него чуть не выскочили глаза, дыхание сперлось, грудь ввалилась, а зубы заскрежетали; и он воскликнул:
— Ах ты, обрезок ногтей мусульманских! Так ты хочешь отнять у меня мою веру из-за твоей рыбы и заставить меня отречься от закона и веры отцов?! — И позвал он слуг своих, которые пробежали между рук его, и закричал им: — Горе! Кидайтесь на эту черномазую рожу, хватайте его и отколотите его хорошенько палками, чтобы кожа у него висела клочьями! Не жалейте его!
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И не жалейте его!
И тотчас же слуги приняли его в палки и били его до тех пор, пока не скатился он со ступеней лавки.
И сказал им тогда еврей:
— Теперь дайте ему подняться!
И встал Халиф на обе ноги, несмотря на полученные удары, как ни в чем не бывало!
И спросил его еврей:
— Так не скажешь ли теперь, что стоит твоя рыба? Я готов заплатить, чтобы покончить с этим делом. И подумай о том, что только что испытал.
Но Халиф засмеялся и ответил:
— Не бойся за меня, о господин мой, то есть относительно палочных ударов. Я могу вынести столько ударов, сколько не съесть десяти ослам. Мне это нипочем.
Засмеялся над этими словами еврей и сказал ему:
— Клянись Аллахом! Скажи мне, чего хочешь, я же, клянусь истиной и своей верой, исполню это!
Тогда Халиф ответил:
— Я уже сказал тебе. Я прошу у тебя за эту рыбу только два слова. И не подумай опять, что дело идет о переходе твоем в мусульманскую веру нашу. Клянусь Аллахом, о еврей, если ты сделаешься мусульманином, это не будет прибылью для мусульман и не нанесет никакого ущерба евреям, и если, напротив, ты заупрямишься и захочешь остаться при своем заблуждении и при своей неправильной вере, то это не будет вредить мусульманам и не принесет никакой пользы евреям. Но те два слова, о которых я прошу тебя, — это совсем иное дело. Я желаю, чтобы ты встал на обе ноги и сказал: «Будьте свидетелями моих слов, о жители базара, о честные купцы: я добровольно соглашаюсь обменять мою обезьяну на обезьяну Халифа и поменяться с ним своим счастьем и своей судьбой».
Выслушав рыбака, еврей сказал:
— Если только в этом твоя просьба, то исполнить ее мне нетрудно.
И тотчас же встал он на обе ноги и произнес слова, о которых просил Халиф-рыбак. После этого он обратился к нему и спросил:
— Не остается ли у меня еще чего-нибудь твоего?
Тот ответил:
— Нет.
Еврей сказал:
— Если так, то иди с миром!
И Халиф, не медля ни минуты, встал, взял свою пустую корзину, сеть и вернулся на берег моря.
Тогда, доверяя обещанию обезьяны с красивыми глазами, он закинул сеть, потом вытащил ее, но с большими усилиями, так как она была очень тяжела, и нашел ее переполненной рыбой всех сортов. И в это самое время проходила мимо женщина с лотком на голове и спросила себе рыбы на один динар; и продал он ей рыбу.
Потом подошел невольник и купил рыбы на другой динар. И так продолжалось до тех пор, пока не продал он рыбы на сто динаров в один этот день. Тогда беспредельно ликующий рыбак взял свои сто динаров и вернулся в свою жалкую хижину, близ рыбного рынка. И когда наступила ночь, он стал сильно беспокоиться о своих больших деньгах и, перед тем как растянуться на своей циновке, сказал себе: «О Халиф, все люди этого квартала знают, что ты бедняк, несчастный, ничего не имеющий рыбак. Теперь же ты обладатель ста динаров золотом. И все узнают об этом, и халиф Гарун аль-Рашид в конце концов также узнает, и в тот же день, когда в кошельке у него будет пусто, он пришлет к тебе свою стражу и велит сказать: «Мне нужно вот столько-то, я узнал, что у тебя есть сто динаров. Дай мне их взаймы». Тогда я сделаю самое жалобное лицо и буду жаловаться, ударяя себя по лицу, и отвечу: «О эмир правоверных, я беден, у меня ничего нет. Как могу я располагать такою баснословною суммою? Клянусь Аллахом, тот, кто сказал тебе это, — бессовестный лжец. У меня нет и никогда не будет такой суммы денег». Тогда, чтобы добыть от меня деньги и узнать, куда я их запрятал, он отошлет меня к начальнику стражи Ахмеду Коросте, который велит мне снять одежду и будет бить палками до тех пор, пока не признаюсь и не отдам свои сто динаров. Лучше же всего, чтобы вывернуться из такого скверного положения, не сознаваться. А для того чтобы не сознаваться, я должен приучить свою кожу к ударам, хотя, благодарение Аллаху, она и без того уже порядочно зачерствела. Но нужно, чтобы она и вовсе ничего не чувствовала, а то природная чувствительность может заставить меня сознаться под палками в том, в чем не желает сознаваться моя душа».
После таких размышлений Халиф уже не колебался и приступил к исполнению намерения, внушенного ему душой его. Он встал и сейчас же разделся донага…