Тысяча и одна ночь. В 12 томах — страница 45 из 64

И отвечал он:

— Да осыплет тебя Аллах Своими благословениями, о господин мой! Но Абу Али щедро наделен благами мира и желает он только одного — украсить ум свой тем, чего еще не знает. Вот почему он послал меня просить у тебя как милости научить его какой-нибудь новой сказке, которою он мог бы усладить слух нашего царя. Так, например, ничто не тронуло бы его так, как если бы ты передал ему рассказ о приключениях Гассана аль-Басри, если только он тебе известен.

Шейх ответил:

— Клянусь головой и глазами моими! Твое желание будет удовлетворено превыше ожидания, так как я знаю этот рассказ, из всех рассказчиков на земле я один знаю его. Разыскивая его, твой господин Абу Али совершенно прав, так как, без сомнения, это один из самых изумительных рассказов, и его в былое время передавал мне один святой дервиш, ныне умерший, который слышал его от другого, также умершего уже дервиша. Я же, чтобы отблагодарить твоего господина за его щедрость, не только расскажу тебе эту историю, но и продиктую ее тебе во всех подробностях от начала и до конца. Но при этом я ставлю условие, и если ты желаешь получить этот список, то поклянись, что выполнишь условие.

Мамелюк ответил:

— Я готов принять всякие условия, даже подвергая гибели душу мою.

Тот сказал:

— Хорошо. Так как этот рассказ из тех, которые можно передавать не всякому, а лишь избранным, то ты должен поклясться мне своим именем и именем господина своего, что никогда ни одного слова из него не скажешь следующим лицам: невеждам, потому что их грубый ум не сумел бы оценить его; лицемерам, которых он оскорбил бы; школьным учителям, бездарным и тупоголовым, которые не поняли бы его; и неверным, которые не смогли бы извлечь из него полезного поучения.

И мамелюк воскликнул:

— Клянусь перед лицом Аллаха и перед тобою, о господин мой!

Затем он распустил свой пояс и вынул из него мешок, в котором хранил золотые динары, и передал их шейху Ишаху.

Шейх же, со своей стороны, подал ему чернильницу и калям и сказал:

— Пиши!

И стал он диктовать слово за словом всю историю приключений Гассана аль-Басри так, как ее передал ему дервиш. И диктовал он семь дней и семь ночей без перерыва. Потом мамелюк перечитал написанное шейху, который исправил некоторые места и описки.

А беспредельно обрадованный мамелюк Мобаран поцеловал руку шейха и, простившись с ним, поспешил направиться в Хорасан. А так как счастье сделало его легким, то он и прибыл туда вдвое скорее, чем обыкновенно прибывают караваны.

Между тем оставалось уже только десять дней до годового срока, назначенного царем, и скоро должны были поставить кол перед дворцом и совершить казнь над Абу Али. Несчастный сказочник потерял последнюю надежду и собрал вокруг себя всех родных и друзей своих, чтоб они помогли ему с меньшим ужасом перенести страшную ожидавшую его пытку. И вот как раз в то время, как раздавались жалобы и стоны, мамелюк Мобаран, размахивая рукописью, вошел в дом и, поцеловав руку господина своего, передал ему драгоценные листы, на первом из которых большими буквами написано было заглавие: «История приключений Гассана аль-Басри».

Увидав это, сказочник Абу Али встал, обнял своего мамелюка, посадил его рядом с собою по правую руку, снял с себя одежду и надел ее на него, а затем осыпал его почестями и благодеяниями; он даровал ему свободу и подарил десять чистокровных коней, пять кобылиц, десять верблюдов, десять мулов, трех негров и двух мальчиков. После этого он взял избавлявшую его от казни рукопись, сам переписал ее вновь на великолепной бумаге золотыми буквами и красивейшим почерком, широко расставляя слова, чтобы читать было легко и приятно. И употребил он на этот труд целые девять дней, едва успевая сомкнуть на минуту глаза или съесть финик. И в десятый день, в тот самый час, в который предстояло ему быть посаженным на кол, он положил рукопись в золотой ларец и пошел к царю.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ПЯТЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И в десятый день, в тот самый час, в который предстояло ему быть посаженным на кол, он положил рукопись в золотой ларец и пошел к царю.

Царь Кендамир немедленно созвал своих визирей, эмиров и старших придворных, а также стихотворцев и ученых и сказал Абу Али:

— Слово царей непреложно. Читай же нам обещанный рассказ! Со своей стороны, и я не забуду того, в чем мы условились с самого начала.

И вынул Абу Али дивную рукопись из золотого ларца, развернул первый лист и приступил к чтению. И развернул он затем второй, третий и много других листов и продолжал читать среди восторга и удивления всего собрания. И такое сильное впечатление испытывал царь, что не хотел в тот день распускать собрание. Тут же ели, пили и снова начинали читать, и так, пока не дошли до конца.

Тогда беспредельно восхищенный царь, уверенный, что отныне ни на минуту не будет томиться скукой, так как у него теперь под рукою такая повесть, встал в честь Абу Али и тотчас же назначил его своим великим визирем, отставив прежнего от должности, и, накинув на плечи сказочника собственную царскую мантию, подарил ему целую область своего царства с городами, селами и укрепленными замками; и оставил он его при себе в качестве самого близкого товарища и наперсника. Потом приказал царь поставить ларец с драгоценною рукописью в шкаф, где хранились бумаги, с тем чтобы вынимать его и заставлять читать повесть каждый раз, как скука коснется пределов души его.

— И вот именно эту, о царь благословенный, — продолжала Шахерезада, — удивительную историю я могу рассказать тебе благодаря точному списку, который мне удалось получить.

Рассказывают — но Аллах мудрее, сведущее и благодетельнее всех, — что в давнопрошедшие времена в городе Басре жил юноша, который был красивейшим и изящнейшим из молодых людей своего времени. Звали его Гассаном[36], и воистину никогда не подходило человеческое имя до такой степени к наружности своего обладателя. Отец и мать Гассана очень любили его, так как родился он, когда оба они уже достигли глубокой старости, а родился он благодаря совету ученого, умевшего разбирать волшебные книги и посоветовавшего им съесть часть большой змеи, находящуюся между головою и хвостом, как предписывает господин наш Сулейман (мир и молитва над ним!). В назначенный Аллахом Всеведущим день отец Гассана переселился на лоно Его милосердия; и умер купец в Аллахе (да будет на нем всегда милосердие Аллаха!). И таким образом молодой Гассан оказался единственным наследником отцовского достояния. Но так как он был очень дурно воспитан родителями своими, избаловавшими его, то и поспешил сблизиться со сверстниками и в их обществе не замедлил проесть все сбережения отца своего, задавая пиры и предаваясь расточительности. И ничего не осталось у него в руках. Тогда мать его, имевшая жалостливое сердце, будучи не в силах видеть его огорчение, пожертвовала собственной долей наследства и открыла для него на базаре мастерскую серебряных изделий.

Скоро красота Гассана волею Аллаха стала привлекать внимание всех, кто проходил мимо; и никто не проходил по базару, не остановившись у его дверей, чтобы полюбоваться красотой Божьего создания и изумиться. И таким образом мастерская Гассана сделалась местом, около которого всегда толпились торговцы, женщины, дети, собиравшиеся здесь, чтобы смотреть, как действует своим молотком мастер, и беспрепятственно восхищаться им.

Однажды, когда Гассан сидел в своей лавке и, как обычно, начинала прибывать толпа, подошел персиянин с длинной седой бородой и в тюрбане из белой кисеи. Его поступь и осанка указывали на то, что это именитый и значительный человек. В руке он держал старую книгу. Он остановился перед лавкой и принялся рассматривать Гассана с необычайным вниманием. Потом подошел к нему поближе и сказал так, что мог быть услышанным:

— Клянусь Аллахом! Какой превосходный мастер! — И принялся он качать головой, видимо выражая тем самым беспредельное восхищение.

И стоял он тут до тех пор, пока прохожие не разошлись для совершения послеполуденной молитвы. Тогда он вошел в лавку и поклонился Гассану, который ответил ему тем же и вежливо попросил сесть. Персиянин сел, улыбаясь необыкновенно ласково, и сказал ему:

— Дитя мое, поистине ты очень приветливый молодой человек. Я же, так как у меня нет сына, хотел бы усыновить тебя, чтобы научить тебя тайнам моего искусства, единственного в мире и которому многие тысячи людей умоляли меня научить их. Теперь же душа моя и дружба к тебе, зародившаяся в ней, побуждают меня открыть тебе то, что я до этого дня так тщательно скрывал, чтобы после моей смерти ты стал носителем моего знания. И таким образом я воздвигну между тобою и бедностью непреодолимую стену и избавлю тебя от утомительного труда, от этого маловыгодного кузнечного ремесла, недостойного тебя, о сын мой, и которым ты занимаешься среди пыли, угля и огня.

Гассан же отвечал:

— Клянусь Аллахом! О достопочтенный дядя, я ничего лучшего не желаю, как быть твоим сыном и наследником твоих знаний! Когда же хочешь ты посвятить меня?

Тот ответил:

— Завтра.

И, поднявшись с места, он обеими руками обхватил голову Гассана и поцеловал его. А затем вышел, не прибавив более ни слова.

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.

А когда наступила

ПЯТЬСОТ ВОСЬМИДЕСЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И обхватил голову Гассана обеими руками и поцеловал его. А затем вышел, не прибавив более ни слова.

Тогда Гассан, чрезвычайно взволнованный всем этим, поспешил закрыть свою лавку и побежал домой рассказать матери обо всем случившемся. И мать Гассана также взволновалась и ответила:

— Что это ты рассказываешь, йа Гассан? И как можешь ты верить словам еретика-персиянина?

Гассан же сказал: