— Этот почтенный ученый не еретик, так как тюрбан у него из белой кисеи, как у настоящих правоверных!
Она же ему:
— Ах, сын мой, не верь! Эти персияне — обманщики и соблазнители! А наука их — алхимия! Один Аллах знает, какие ковы[37] строят они в черных душах своих и сколько хитростей придумывают для того, чтобы обирать людей!
Но Гассан рассмеялся и сказал:
— О мать моя, мы люди бедные, и воистину у нас нет ничего такого, что могло бы соблазнить корыстных людей. Что же касается этого персиянина, то в целом городе нашем не найдется человека с более приветливым лицом и обращением. Я заметил в нем самые очевидные признаки доброты и добродетели. Лучше поблагодарим Аллаха за то, что Он внушил ему жалость к моему положению.
На эти слова мать ничего не ответила. Гассан же всю ночь не мог сомкнуть глаз от волнения и нетерпения.
На другой день рано утром отправился он на базар с ключами и отпер свою лавку раньше всех остальных торговцев. И тотчас же вошел к нему персиянин. И Гассан поспешил встать в честь его и хотел поцеловать у него руку, но тот не позволил, обнял его и спросил:
— Женат ли ты, Гассан?
Тот ответил:
— Нет, клянусь Аллахом, я холостой, несмотря на то что мать не перестает уговаривать меня жениться.
Персиянин сказал:
— Прекрасно. Если бы ты был женат, то не мог бы постигнуть всех моих знаний. — А потом прибавил: — Сын мой, нет ли меди у тебя в лавке?
Тот сказал:
— У меня тут есть старый, изломанный поднос из желтой меди.
Старик сказал:
— Именно это и требуется. Разведи же огонь в горне, поставь тигель на огонь и пусти в ход мехи. Потом возьми этот старый медный поднос и разрежь его ножницами на мелкие куски.
Гассан поспешил исполнить приказание.
А персиянин сказал ему:
— Теперь положи эти куски меди в тигель и раздувай огонь до тех пор, пока не расплавится весь этот металл.
И Гассан бросил куски меди в тигель, раздул огонь и дул на металл до полного его расплавления.
Тогда персиянин встал, подошел к тиглю, открыл свою книгу и стал что-то читать над кипевшею жидкою массою на незнакомом языке, а потом, повысив голос, закричал:
— Гакх! Макх! Бакх! О презренный металл! Да пронижет тебя солнце своими свойствами! Гакх! Макх! Бакх! О презренный металл! Да прогонит твои нечистоты свойство золота! Гакх! Макх! Бакх! О медь! Превратись в золото!
И, произнеся эти слова, персиянин поднес руку свою к тюрбану и вынул из складок кисеи маленький бумажный пакетик, который развернул; и взял он из него щепотку порошка, желтого, как шафран, который поспешно бросил в тигель, в расплавленный металл. И тотчас же расплавленная масса затвердела и превратилась в лепешку из чистейшего золота.
Увидав это, Гассан остолбенел от удивления; и по знаку персиянина взял он свой напилок и потер им для пробы уголок блестящей лепешки; и убедился он, что это действительно золото, и самого тонкого и ценного качества. Тогда восхищенный Гассан хотел было поцеловать руку персиянина, но тот не позволил и сказал:
— О Гассан, иди скорей на базар и продай эту золотую лепешку! Возьми деньги и спрячь их у себя дома, не говоря ни слова о том, что знаешь!
И Гассан пошел на базар и отдал лепешку аукционисту, который, осмотрев ее и взвесив, открыл аукцион; и сперва давали за нее тысячу динаров, а потом — две тысячи. За эту последнюю цену и купил ее один купец; Гассан же взял две тысячи динаров, не чуя под собою ног от радости, полетел к матери и отдал ей деньги. Увидав золото, мать Гассана не могла вымолвить ни слова, до такой степени это удивило ее; потом, когда Гассан, смеясь, рассказал ей, что все это доставили знания персиянина, она встала, подняла руки к небу и с ужасом воскликнула:
И Гассан бросил куски меди в тигель, раздул огонь и дул на металл до полного его расплавления.
— Нет Бога, кроме Аллаха, и нет силы и могущества ни в ком, кроме Аллаха! Что ты сделал, о сын мой, с этим персиянином, сведущим в алхимии?
Но Гассан ответил:
— Вот именно, о мать, этот достопочтенный ученый обучает меня алхимии. Он начал с того, что показал мне, как превращают низший металл в чистейшее золото.
И, не обращая внимания на предостережения и увещания матери, Гассан взял в кухне большую медную ступку, в которой его мать толкла чеснок, лук и хлебные зерна, из которых приготовляла шарообразные пирожки, и побежал в свою лавку, где его ждал персиянин.
Поставив ступку на пол, он принялся раздувать огонь. Персиянин же спросил его:
— Что ты хочешь делать, Гассан?
Тот ответил:
— Хочу превратить в золото ступку моей матери.
Персиянин расхохотался и сказал:
— Безумно, Гассан, два раза в день показываться на базаре с золотыми слитками и возбуждать подозрение в торговцах, которые догадаются, что ты занимаешься алхимией, и это может навлечь на нас большие неприятности.
Гассан ответил:
— Ты прав. Но я так хочу узнать от тебя тайну твоего искусства!
Тогда персиянин еще громче рассмеялся и сказал:
— Ты ничего не понимаешь, Гассан, если думаешь, что наука и ее тайны познаются вот так, на улице или на площади, и что можно учиться посреди базара, на глазах у городских стражников. Но если ты, Гассан, действительно имеешь твердое намерение серьезно учиться, то тебе стоит только собрать свои рабочие инструменты и последовать за мною в мое жилище.
Гассан без всякого колебания ответил:
— Слушаю и повинуюсь!
И встал он, собрал свои инструменты, запер мастерскую и последовал за персиянином.
Но по дороге Гассан вспомнил слова матери своей о персиянах, и тысяча мыслей вторглись в ум его; он остановился, сам не зная, что делать, и, опустив голову, погрузился в глубокие размышления. Персиянин, обернувшись, увидел его в таком состоянии, засмеялся, а потом сказал ему:
— Это нелепо, Гассан! Если бы твоя рассудительность равнялась твоей привлекательной наружности, то ты не стал бы колебаться перед ожидающей тебя прекрасной будущностью. Как?! Я желаю тебе счастья, а ты предаешься сомнениям?! — Затем он прибавил: — Впрочем, сын мой, для того чтобы у тебя не оставалось и малейшего сомнения относительно моих намерений, я могу открыть тебе тайны моих знаний и в твоем собственном доме!
И Гассан ответил:
— Да, клянусь Аллахом, это успокоило бы мать мою!
Персиянин сказал:
— Иди же вперед и показывай мне дорогу.
И пошел Гассан впереди, а персиянин за ним; и пришли они таким образом к матери.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Пришли они таким образом к матери. Гассан попросил персиянина подождать в прихожей, сам же, как молодой конь, скачущий весною по полям, бросился к матери и предупредил ее, что персиянин пришел к ним в гости. И прибавил:
— С той минуты, как поест он в нашем доме, между нами установится хлеб и соль и тебе уже нечего будет беспокоиться.
Но мать отвечала:
— Да хранит нас Аллах, сын мой! Союз хлеба и соли священен для нас, но эти мерзкие персияне, огнепоклонники, развращенные и вероломные, нисколько не почитают его. Ах, сын мой, какое несчастье преследует нас!
Он же возразил:
— Когда ты увидишь сама этого почтенного ученого, ты не захочешь отпустить его из нашего дома.
Она же сказала:
— Нет, клянусь могилой отца твоего, я не останусь в доме, пока будет здесь этот еретик. А когда он уйдет, я вымою каменный пол в доме, окурю его ладаном и до тебя самого не дотронусь целый месяц, чтобы не осквернить себя таким прикосновением. — Затем она прибавила: — Однако так как он уже в доме нашем и у нас золото, им присланное, то я поспешу приготовить для вас обоих еду, а сама сейчас же уйду к соседям.
И пока Гассан ходил за персиянином, она, накупив всего, постелила скатерть и положила на поднос жареных цыплят, огурцы и десять сортов печений и варений, сама же спряталась у соседей.
Тогда Гассан ввел друга своего, персиянина, в дом и просил занять место за столом, говоря:
— Следует, чтобы между нами был заключен союз хлеба и соли!
А персиянин ответил:
— Конечно! Этот союз нерушим! — сел рядом с Гассаном и принялся за еду, беседуя с ним. И сказал он ему: — О сын мой Гассан, клянусь священным союзом хлеба и соли, отныне существующим между нами, если бы я не был одушевлен сильною любовью к тебе, я не стал бы передавать тебе тайн, ради которых мы пришли сюда! — И, говоря это, он вынул из своего тюрбана пакетик с желтым порошком и, показав ему, прибавил: — Ты видишь этот порошок? Ну так вот, знай, что одной щепотки его достаточно для превращения в золото десяти ок[38] меди. И это потому, что этот порошок — не что иное, как квинтэссенция сгущенного и обращенного в порошок эликсира, который извлечен мною из тысячи трав и тысячи веществ, одни сложнее других. И я добился этого открытия путем тяжелого труда, с которым и ты когда-нибудь ознакомишься.
И передал он пакетик Гассану, который принялся так внимательно рассматривать его, что и не заметил, как персиянин быстрым движением достал из своего тюрбана кусок критского банжа и подмешал его в пирожное. И предложил персиянин это пирожное Гассану, который, не переставая рассматривать порошок, проглотил пирожное и тотчас же скатился на пол без чувств головой вперед.
У персиянина вырвался крик торжества, он вскочил на обе ноги и сказал:
— А, прелестный Гассан, сколько лет уже искал я тебя и не находил! Но теперь ты в моих руках, и ты не ускользнешь от меня!
И засучил он рукава, стянул пояс свой и, подойдя к Гассану, перегнул его пополам, голову к коленям, и связал его, руки к ногам. Потом взял он платяной сундук, опорожнил его и уложил в него Гассана вместе с золотом, добытым с помощью алхимических операций.