Затем вышел позвать носильщика, взвалил ему сундук на спину и велел нести к морю, где стоял уже готовый к отплытию корабль.
Капитан, дожидавшийся только прибытия персиянина, приказал сниматься с якоря. И подгоняемый ветром, дувшим с берега, корабль на всех парусах стал удаляться от берега.
Вот и все, что случилось с персиянином, похитителем Гассана и сундука, в котором тот был заперт.
Что касается матери Гассана, то с нею было вот что. Когда она увидела, что сын ее исчез вместе с сундуком и золотом, а платье из сундука было разбросано по всей комнате, она поняла, что Гассан навеки потерян для нее и что приговор судьбы свершен. Тогда предалась она отчаянию, стала бить себя по лицу, разорвала одежды свои, стала стенать, рыдать, кричать, проливать слезы и сказала:
— Увы, о дитя мое, ах! Увы, кровь сердца моего, ох!
И всю ночь бегала она как безумная по всем соседям, спрашивая о сыне, но все было напрасно. Соседки пытались успокоить ее, но она оставалась безутешной. И с той поры ночи и дни проводила она в слезах и печали у памятника, который велела воздвигнуть в самом доме своем и на котором написала имя сына своего Гассана и число того дня, когда был он отнят у любящей матери. И велела она также выгравировать на мраморе памятника следующие стихи:
Когда я ночью позабудусь сном,
Тогда ко мне приходит грустный призрак
И возле ложа бродит моего.
Хочу обнять я милое виденье,
Желанный образ дорогого сына, —
И просыпаюсь в доме я пустом,
Не уловив счастливого мгновенья!
И так жила бедная мать в горести и печали.
Что же касается персиянина, уплывшего в море с сундуком…
В эту минуту Шахерезада увидала, что восходит утренняя заря, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Но что касается персиянина, уплывшего в море с сундуком, то он был действительно опасным чародеем; звали его Бахрам Гебр, по ремеслу же был он алхимиком. И каждый год выбирал он из сынов мусульманских стройного юношу, для того чтобы творить с ним то, к чему побуждали его безбожие, развращенность и проклятая раса его; ибо, как сказал отец пословиц, это был пес, сын песий, внук песий, и все предки его были псами. Как же мог он быть кем-нибудь иным и поступать не по-собачьи?
Во все время морского пути он раз в день спускался в трюм, где стоял сундук, приподнимал крышку и давал еду и питье Гассану, причем сам клал ему в рот еду, продолжая оставлять его в полусонном состоянии. И когда корабль прибыл к месту своего назначения, он велел вынести сундук и сам сошел на берег, между тем как корабль снова вышел в открытое море.
Тогда чародей Бахрам открыл сундук, развязал Гассана и привел его в чувство, дав понюхать уксусу и всыпав ему в ноздри антибанжа. Гассан тотчас же пришел в сознание и стал осматриваться; и увидел он себя лежащим на морском берегу, гальки и песок которого были красного, зеленого, белого, голубого, желтого и черного цвета; и узнал он таким образом, что это берег чужого моря. Тогда, удивляясь тому, что находится в незнакомом месте, он встал и увидел позади себя, на скале, персиянина, смотревшего на него одним глазом, между тем как другой был закрыт. И, только взглянув на него, он почувствовал, что тот обманул его и что отныне он находится во власти этого человека. И вспомнил он о бедах, которые предсказывала ему мать, и покорился он велениям судьбы и сказал:
— На Аллаха возлагаю упование мое!
Потом, подойдя к персиянину, который сидел неподвижно, он, сильно взволнованный, спросил его:
— Что же все это значит, отец мой? И разве между нами никогда не было хлеба и соли?
А Бахрам Гебр расхохотался и воскликнул:
— Клянусь светом и огнем! Что это ты вздумал говорить мне о хлебе и соли, мне, Бахраму, поклоннику огня и искры, солнца и света? И разве не знаешь, что я уже имел таким образом в своей власти девятьсот девяносто девять молодых мусульман, мной похищенных, которыми я обладал? Ты же тысячный! Но клянусь огнем и светом, ты, несомненно, красивейший из всех! И не думал я, о Гассан, что ты так легко попадешь в мои сети! Но — слава солнцу! — ты в моих руках и скоро увидишь, как сильно я люблю тебя. — А потом он прибавил: — Прежде всего ты отречешься от своей веры и поклонишься тому, чему поклоняюсь я!
При этих словах изумление Гассана превратилось в безграничное негодование, и закричал он чародею:
— О проклятый шейх, как смеешь ты предлагать мне это?! И какую гнусность хочешь ты заставить меня совершить?!
Когда персиянин увидел Гассана в таком гневе, то, так как у него были на него другие виды, он не захотел более настаивать в тот день и сказал ему:
— О Гассан, предлагая тебе отречься от веры твоей, я хотел только испытать тебя, и это испытание поведет лишь к великой заслуге твоей пред лицом Воздаятеля! — а потом прибавил: — Приведя тебя сюда, я имел единственной целью посвятить тебя среди уединения в тайны науки. Взгляни на эту высокую, остроконечную гору, возвышающуюся над морем. Это Гора облаков. Здесь-то и находятся необходимые для превращения в золото вещества. И если ты согласишься и позволишь отвести себя на ее вершину, клянусь тебе огнем и светом, ты не будешь иметь повода к раскаянью! Если бы я хотел отвести тебя туда помимо твоей воли, то мог бы это сделать во время твоего сна. Когда мы дойдем до вершины, мы станем собирать стебли растений, растущих в том поясе, над облаками. И тогда я укажу, что ты должен делать.
Гассан, на которого помимо его воли действовали слова чародея, не посмел отказать ему и сказал:
— Слушаю и повинуюсь!
Потом, вспомнив о матери и о родном крае, он горько заплакал.
Тогда Бахрам сказал ему:
— Не плачь, Гассан! Скоро ты увидишь, как много выиграешь, если будешь следовать моим советам!
Гассан же спросил:
— Но как же поднимемся мы на эту гору, отвесную, как стена?
Чародей ответил:
— Не смущайся этим затруднением! Мы взлетим туда легче птицы!
И, сказав это, персиянин вытащил из одежды своей маленький медный барабан, на котором была натянута петушиная кожа и были написаны таинственные слова. И принялся он стучать пальцами по этому маленькому барабану. И тотчас же поднялось облако пыли, из которого раздалось конское ржание, — вмиг явился перед ними большой черный крылатый конь, который стал бить землю копытом, извергая пламя из ноздрей своих. Персиянин тотчас же вскочил на коня и помог Гассану сесть позади него.
Конь забил крыльями и полетел; и скорее, чем успевает человек опустить веко или открыть глаз, он опустил их на землю на вершине Горы облаков. Сам же исчез.
Тогда персиянин, зловеще взглянув на Гассана одним глазом, как там, на берегу, громко засмеялся и воскликнул…
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И тогда персиянин, зловеще взглянув на Гассана одним глазом, громко засмеялся и воскликнул:
— Теперь, Гассан, ты окончательно в моей власти; и ни одно существо не в силах помочь тебе! Готовься же покорно удовлетворить все мои прихоти и начни с того, что отрекись от своей веры и признай единственным божеством огонь, отца света!
Услышав эти слова, Гассан сделал шаг назад, воскликнув:
— Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк Его! А ты, презренный персиянин, ты безбожник и еретик! И Всемогущий покарает тебя чрез мое посредство!
Быстрый, как молния, Гассан бросился на чародея и вырвал у него из рук барабан; потом толкнул он его к самому краю скалы и, вытянув руки, изо всей силы швырнул в пропасть.
Вероломный и безбожный чародей завертелся, разбился о прибрежные скалы и отдал душу еретиком. И Иблис принял дыхание его, чтобы раздуть им огонь гееннский.
Вот какой смертью умер Бахрам Гебр, чародей-обманщик и алхимик.
Гассан же, избавленный от человека, который хотел заставить его совершать разные гнусности, принялся прежде всего рассматривать со всех сторон волшебный барабан, на котором натянута была петушиная кожа. Но, не зная его употребления, он предпочел ничего с ним не делать и привесил его к своему поясу. Потом осмотрелся и увидел, что вершина горы, на которой он стоял, так высока, что облака носятся у ее подножия. Обширная долина простиралась на этой высоте между небом и землей и казалась подобною морю без воды. А вдали горел и сверкал большой огонь. И подумал Гассан: «Там, где горит огонь, должны быть люди».
И пошел он по направлению к этому огню по долине, в которой никого не было, кроме Аллаха. И, подойдя к цели, он рассмотрел наконец, что сверкавший огонь — не что иное, как золотой дворец с золотым же куполом, поддерживаемым четырьмя высокими золотыми колоннами.
Увидев это, Гассан спросил себя: «Какой царь или какой дух может жить в таком месте?»
А так как он был очень утомлен волнениями того дня и продолжительной ходьбой, то сказал себе: «Войду милостью Аллаха в этот дворец и попрошу привратника дать мне немного воды и какой-нибудь еды, чтобы не умереть с голоду. И если это добрый человек, он приютит меня на ночь в каком-нибудь уголке».
И, вверившись судьбе своей, он подошел к входной двери, вытесанной из цельного изумруда, вошел в нее и проник в первый двор.
Не успел Гассан сделать и нескольких шагов, как заметил двух молодых девушек ослепительной красоты, сидевших на мраморной скамье и игравших в шахматы. А так как они были погружены в свою игру, то сначала и не заметили Гассана. Но младшая из девушек, услышав его шаги, подняла голову и увидела прекрасного Гассана, который остановился, заметив их. Она быстро поднялась со скамьи и сказала сестре своей:
— Посмотри, сестра, на этого красивого молодого человека! Это, наверное, один из тех несчастных, которых каждый год приводит на Гору облаков чародей Бахрам. Но каким образом удалось ему спастись из рук этого дьявола?