— С твоего позволения, о госпожа наша! — И, обернувшись к Гассану, она сказала ему: — Протяни руку!
И Гассан протянул руку, а Нераспустившаяся Роза взяла ее и соединила ее с рукою царевны Сияние, говоря им обоим:
— Волею Аллаха и в силу закона посланника Его обручаю вас! И вне себя от счастья Гассан сымпровизировал следующие стихи:
О гурия, какое я встречаю
Соединенье чудное в тебе!
Увидев лик твой светлый, орошенный
Водой красы победной, кто забудет
Очарованье дивное его?!
И мнится мне, наполовину
Из дорогих рубинов царственное тело
Твое сложилось; третья часть в нем — жемчуг,
Черный мускус — четвертая в нем часть,
Пятая ж — из амбры, шестая — золотая!
Из дев, рожденных Хаввой[42], из красавиц,
В небесных обитающих садах,
Нет ни одной, чтобы с тобой сравнилась!
Убить меня захочешь, — не прощай! —
Одною жертвой страсти станет больше.
Захочешь к жизни ты меня призвать,
О украшенье мира, — удостой лишь
На меня единый бросить взгляд!
Молодые же девушки, услышав эти стихи, воскликнули все в один голос, повернувшись к царевне:
— О царевна, будешь ли осуждать нас теперь за то, что мы привели к тебе юношу, который умеет так прекрасно выражаться и в таких дивных стихах?
Царевна спросила:
— Так он поэт?
А они ответили:
— Да, разумеется! Он сочиняет с изумительною легкостью стихи и оды, в которых всегда есть живое чувство!
Эти слова, так ясно указавшие на новое достоинство Гассана, победили сердце невесты. Она взглянула на Гассана, и глаза ее улыбнулись из-под длинных ресниц. Гассан же, только ждавший знака этих глаз, взял ее на руки и унес в свою комнату. И там с ее согласия он открыл в ней то, что должен был открыть, и сломал то, что должен был сломать, и распечатал то, что было запечатано. И насладился он до последних пределов наслаждения, и она также. И в краткое время испытали они все радости мира. И любовь к юноше с беспредельною страстностью поселилась в сердце царевны. И долго пели в нем птицы радости. Слава Аллаху, соединяющему верных рабов Своих в наслаждении и без счета расточающему счастливые дары Свои! Тебе, Господин наш, поклоняемся мы, о Твоей помощи умоляем! Направь нас, тех, кого осыпал Ты Своими благодеяниями, на прямой путь, а не на тот путь, которым следуют прогневавшие Тебя и заблуждающиеся!
Гассан же и Сияние провели вместе сорок дней среди всех радостей, доставляемых любовью. Семь принцесс, и в особенности Нераспустившаяся Роза, старались ежедневно разнообразить развлечения молодых и делать для них пребывание во дворце насколько возможно более приятным. Но на сороковой день Гассан увидел во сне мать свою, упрекающую его в том, что он забыл о ней, между тем как она денно и нощно проливает слезы над гробницей, которую велела построить в своем доме. И проснулся он со слезами на глазах и так вздыхал, что вздохи его разрывали душу. И все семеро принцесс, сестры его, прибежали, услышав, что он плачет; Нераспустившаяся же Роза, встревоженная больше всех остальных сестер, спросила у дочери царя джиннов, что же случилось с мужем ее. А Сияние ответила:
— Не знаю.
Нераспустившаяся же Роза сказала:
— Я сама спрошу о причине его волнения. — И спросила она Гассана: — Что с тобой, ягненок мой?
Тогда слезы еще обильнее потекли из глаз Гассана, и рассказал он наконец о своем сне и много плакал.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И рассказал он наконец о своем сне и много плакал. Тогда заплакала и застонала, в свою очередь, и Нераспустившаяся Роза, между тем как сестры ее говорили Гассану:
— Если так, о Гассан, мы не можем более задерживать тебя здесь и мешать возвратиться на родину к любимой матери. Мы умоляем тебя только о том, чтобы ты не забывал нас и обещал навещать нас один раз в год.
А сестрица его Нераспустившаяся Роза бросилась к нему на шею, рыдая, и наконец лишилась чувств от горя. И когда пришла в себя, то произнесла прощальные стихи и, спрятав голову свою в колени, не стала слушать никаких утешений. Гассан же поцеловал, приласкал ее и поклялся ей приезжать ежегодно. Тем временем остальные сестры по просьбе Гассана стали готовить все к отъезду. А когда все было готово, они спросили:
— Каким же образом думаешь ты вернуться в Басру?
Он же ответил им:
— И сам не знаю.
Потом он вдруг вспомнил о волшебном барабане, который отнял у чародея Бахрама и на котором была натянута петушиная кожа, и воскликнул:
— Йа Аллах! Вот каким образом! Но я не умею им пользоваться.
Тогда плачущая Нераспустившаяся Роза осушила на минуту слезы свои, встала и сказала Гассану:
— О брат мой возлюбленный, я научу тебя, как обращаться с этим барабаном!
И взяла она барабан, прижала к животу и сделала вид, как будто барабанит по нему пальцами, а потом сказала Гассану:
— Вот как нужно делать.
А Гассан сказал:
— Я понял, сестра моя.
И, в свою очередь, взял он барабан из рук молодой девушки и забарабанил по примеру Нераспустившейся Розы, но с большей силой. И тотчас же со всех концов горизонта появились большие верблюды, и вьючные, и верховые, мулы и лошади. И все стадо подскакало галопом и выстроилось длинными рядами: сперва двугорбые, потом одногорбые верблюды, затем мулы и лошади.
Тогда сестры выбрали лучших животных и прогнали остальных, и навьючили они на оставленных ценные вьюки, подарки, разные вещи и дорожную провизию. А на спину одногорбого верблюда прикрепили роскошный двухместный паланкин для супругов. И тогда стали прощаться.
О, как горестно было расставание! Бедная Нераспустившаяся Роза! Как ты была печальна и как плакала! Как разрывалось сестринское сердце твое, когда ты обнимала Гассана, уезжавшего с дочерью царя! И стенала ты, как горлица, которую разлучают с ее другом! Ах, не знала ты до этой поры, сколько горечи кроется в чаше разлуки! И не ожидала ты, что любимый тобою Гассан, счастье которого ты устраивала, о преисполненная жалостливости, так скоро будет оторван от любящего сердца твоего! Но ты увидишь его снова, будь в том уверена! Успокой же добрую душу свою и осуши глаза свои! От слез щеки твои, уподоблявшиеся розам, стали походить на цветки граната! Осуши же слезы свои, Нераспустившаяся Роза! Ты снова увидишься с Гассаном, потому что так хочет судьба!
И пустился в путь караван среди раздирающих криков прощания, и исчез он вдали, а Нераспустившаяся Роза снова без чувств упала на землю.
И с быстротою птицы пролетел караван по горам и долинам, по равнинам и пустыням и милостью Аллаха, даровавшего ему благополучный путь, без помех достиг Басры.
Когда очутились они у дверей дома, Гассан услышал, как стонет мать его, оплакивая отсутствие сына; и глаза его наполнились слезами, и постучался он в дверь, и изнутри дрожащий голос старухи спросил:
— Кто там, у дверей?
А Гассан ответил:
— Отвори нам!
И пришла она, дрожа, на своих слабых ногах отворить дверь и, несмотря на ослабевшие от слез глаза, узнала Гассана. Тогда из груди ее вырвался глубокий вздох, и упала она без чувств. Гассан же стал ухаживать за нею вместе со своей супругой и привел ее в чувство. Тогда бросился он к ней на шею, и нежно обнялись они, плача от радости. И после первых излияний Гассан сказал матери:
— О мать, вот твоя дочь, супруга моя, которую я привез для того, чтобы она служила тебе!
Старуха взглянула на Сияние и, увидав такую красоту, ослеплена была ею и едва не лишилась рассудка.
И сказала она ей:
— Кто бы ты ни была, дочь моя, добро пожаловать в этот дом, который ты осветила своим присутствием!
И спросила она Гассана:
— Сын мой, как же зовут твою супругу?
А он отвечал:
— Сияние, о мать моя!
Она же сказала:
— И как подходит ей имя! Какая счастливая мысль пришла тому, кто его дал тебе, о дочь благословенная!
И взяла она ее за руку и села рядом с ней на старый ковер своего дома. Гассан же принялся тогда рассказывать матери все свои приключения, от внезапного исчезновения своего до возвращения в Басру, и не забыл ни одной подробности. И мать беспредельно удивлялась тому, что слышала, и уже не знала, как и чем почтить дочь царя царей Джиннистана.
Прежде всего она поспешила на базар, чтобы купить всякого рода провизии самого первого сорта; потом отправилась она в шелковые ряды и купила десять великолепных одеяний, самых дорогих, которые имелись у лучших купцов; и привезла она их супруге Гассана и надела на нее все десять платьев зараз, чтобы показать, что ничто не может быть лишним для особы такого чина. И поцеловала она ее как родную дочь. А потом принялась готовить для нее самые необыкновенные блюда и ни с чем не сравнимые печенья. После этого она обратилась к сыну и сказала ему:
— Не знаю, Гассан, но мне кажется, что город Басра недостоин высокого звания твоей супруги; и для нас во всех отношениях лучше было бы переселиться в Багдад, Город мира, под благодетельное крыло халифа Гаруна аль-Рашида. К тому же, сын мой, мы внезапно разбогатели, и я очень боюсь, что, если останемся в Басре, где нас все знают как бедняков, мы обратим на себя внимание и подвергнемся подозрению и обвинению в том, что занимаемся алхимией. По-моему, лучше всего будет, если мы как можно скорее уедем в Багдад, где с самого начала прослывем князьями или эмирами, приехавшими из далеких краев.
Гассан же ответил матери:
— Это превосходная мысль!
И тотчас же встал он, продал вещи и дом. А после этого взял волшебный барабан и забил пальцами по петушиной коже…
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила