Тысяча и одна ночь. В 12 томах — страница 57 из 64

Тогда шейх Абд аль-Каддус сказал ему:

— Хорошо, Гассан, поезжай, и да будет над тобою покровительство Аллаха!

И дал он ему письмо, на котором голубыми чернилами написан был такой адрес: «Славному и знаменитому шейху из шейхов, господину нашему, достоуважаемому Отцу Перьев». Потом сказал он ему:

— Возьми это письмо и ступай туда, куда повезет тебя твоя лошадь. Она подвезет тебя к Черной горе, окрестности которой тоже черные, и к черной же пещере. Тогда слезай с лошади, привяжи поводья к седлу и пусти лошадь одну в пещеру. Сам же жди у дверей и увидишь, что из дверей выйдет черный старик в черной одежде, весь черный, кроме длинной белой бороды, доходящей ему до колен. Ты поцелуешь у него руку, приложишь к голове своей полу его платья и передашь ему это письмо, которое и даст тебе доступ к нему. Это-то и есть шейх Отец Перьев. Он господин мой и венец головы моей. Он один на всей земле может помочь тебе в твоем безумно-отважном предприятии. Поэтому ты должен расположить его к себе, и ты будешь повиноваться ему во всем. Уассалам!

Тогда Гассан простился с шейхом Абд аль-Каддусом и пришпорил голубого коня, который заржал и полетел как стрела. А шейх Абд аль-Каддус снова вошел в голубую пещеру.

В течение десяти дней Гассан предоставлял коню лететь, как ему угодно, и летел он так, что не могли обогнать его ни птицы, ни вихри. И пролетел он пространство, которое можно было бы пробежать только в десять лет. И наконец прибыл он к подошве Черной горы. Вершины были невидимы и тянулись от востока к западу. И, приближаясь к этим горам, конь стал ржать и замедлять полет свой.

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидала, что восходит утренняя заря, и с присущей ей скромностью умолкла.

А когда наступила

ШЕСТЬСОТ ВТОРАЯ НОЧЬ,

она сказала:

А приближаясь к этим горам, конь стал ржать и замедлять полет свой. И тотчас же со всех сторон прибежало бесчисленное, как капли дождя, множество черных коней, которые стали обнюхивать голубого коня и тереться о бока его. И Гассан испугался их числа и того, что они хотят преградить дорогу, но все же продолжил путь и доехал до входа в черную пещеру среди скал, которые были чернее ночи. Это именно и была та пещера, о которой говорил ему шейх Абд аль-Каддус. Он слез с коня и, привязав поводья к седлу, пустил лошадь одну в пещеру; сам же сел ждать у входа, как приказано ему было шейхом.

Не прошло и часу, как увидел он выходящего из пещеры почтенного старца, одетого в черное, черного с ног до головы, за исключением длинной белой бороды, доходившей ему до колен. Это был шейх из шейхов, славный Али Отец Перьев, сын царицы Балкис[47], супруги Сулеймана (мир и молитва над ними!). Увидав его, Гассан бросился на колени перед ним, поцеловал у него руки, ноги и приложил к голове своей полу его платья, отдавая себя таким образом под его покровительство. Потом подал он ему письмо Абд аль-Каддуса, и шейх Отец Перьев взял письмо и, не сказав ни слова, вернулся в пещеру. Не видя его, Гассан стал уже приходить в отчаяние, как вдруг он появился снова, на этот раз во всем белом. И сделал он знак, чтобы Гассан следовал за ним, и повел его в пещеру. Гассан шел за ним, и пришли они в обширную квадратную залу, вымощенную драгоценными камнями, и в каждом из четырех углов ее было по старику в черном одеянии; они сидели на ковре, окруженные бесчисленным множеством рукописей, а перед ними курились благовония в золотых жаровнях, и вокруг каждого из этих четырех мудрецов было семь других ученых, их учеников, которые переписывали рукописи, читали и размышляли. Но когда вошел шейх Отец Перьев, все эти почтенные особы встали в знак уважения к нему; а четверо главных учеников вышли из своих углов и сели около него посредине залы.

И когда все заняли свои места, шейх Али повернулся к Гассану и велел ему рассказать о своих приключениях.

Сильно взволнованный, Гассан начал с того, что пролил целые потоки слез, потом, осушив их, он стал рассказывать прерывающимся от рыданий голосом всю свою жизнь, от похищения Бахрамом Гебром до встречи с шейхом Абд аль-Каддусом, учеником Отца Перьев и дядей семи сестер. И все время, пока он рассказывал, мудрецы не прерывали его; но когда он закончил, все они в один голос воскликнули, обращаясь к своему учителю:

— О почтеннейший учитель, о сын царицы Балкис, участь этого молодого человека достойна жалости, он страдал и как отец, и как супруг. Может быть, мы можем содействовать ему, чтобы вернуть эту красавицу и двух столь прекрасных детей?

Шейх же Али ответил:

— Почтенные братья мои, это трудное дело. Вам, как и мне, известно, как трудно достигнуть островов Вак-Вак и еще труднее оттуда возвратиться. И вы знаете, что, и очутившись на этих островах, и преодолев все препятствия, крайне трудно подойти к амазонкам-девственницам, охраняющим царя джиннов и его дочерей. И вы хотите, чтобы при таких условиях Гассан смог приблизиться к принцессе Сияние, дочери их могущественного царя?!

Шейхи ответили:

— Уважаемый Отец Перьев, ты прав! Кто может отрицать это? Но этого молодого человека поручает твоему вниманию брат наш, почтенный и славный шейх Абд аль-Каддус, и ты можешь отнестись только благоприятно к его намерениям.

Услышав эти слова, Гассан бросился к ногам шейха, покрыл голову полой его одежды и, обвив колени старика руками, стал умолять возвратить ему супругу и детей. И поцеловал он также руки всех шейхов, которые присоединили свои мольбы к его мольбам, прося своего учителя Отец Перьев сжалиться над несчастным молодым человеком.

И шейх Али ответил:

— Клянусь Аллахом! Во всю мою жизнь не видел я человека, который так пренебрегал бы жизнью, как этот молодой Гассан. Он не знает, чего хочет и что его ожидает, этот безумно смелый человек. Но все-таки я хочу сделать для него все от меня зависящее.

И, сказав это, шейх Али Отец Перьев целый час предавался размышлению среди почтенных старцев — учеников своих; потом он поднял голову и сказал Гассану:

— Прежде всего я дам тебе нечто, способное предохранять тебя от опасности.

И вырвал он из бороды своей клок волос, именно из того места, где они были всего длиннее, подал его Гассану и сказал ему…

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ШЕСТЬСОТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,

она сказала:

Тут вырвал он из бороды своей клок волос, именно из того места, где они были всего длиннее, подал его Гассану и сказал ему:

— Вот что я делаю для тебя! Когда будешь находиться в большой опасности, тебе стоит только сжечь этот клок волос — и я немедленно явлюсь к тебе на помощь.

Потом он поднял голову к сводам залы и ударил в ладоши, как будто призывая кого-то. И тотчас же явился между рук его спустившийся с потолка крылатый ифрит. И спросил его шейх:

— Как зовут тебя, о ифрит?

Тот ответил:

— Раб твой Дахнаш бен-Роркач, о шейх Али Отец Перьев!

А шейх сказал ему:

— Подойди!

Ифрит Дахнаш подошел к шейху Али, а тот приложил губы свои к его уху и что-то сказал ему шепотом. Ифрит же ответил ему наклонением головы, означавшим: «Да».

Шейх обратился к Гассану и сказал ему:

— Садись, сын мой, садись на спину к этому ифриту. Он перенесет тебя в область облаков, а оттуда опустит тебя на Землю Белой Камфоры. И здесь, о Гассан, ифрит оставит тебя, потому что он не может идти дальше. Тебе придется идти одному по Земле Белой Камфоры. А когда выйдешь из этого края, то перед тобою будут острова Вак-Вак. Там Аллах позаботится о тебе.

Тогда Гассан снова поцеловал руки шейха Отец Перьев, простился с другими мудрецами, поблагодарил их за их доброту, сел на плечи Дахнаша и поднялся с ним в воздух. Ифрит отнес его в область облаков, оттуда спустился на Землю Белой Камфоры, оставил его тут и исчез.

Таким образом, о Гассан, о уроженец Басры, ты, которым восхищались некогда на базарах родного города, ты, чаровавший все сердца и поражавший красотою своею всех, кто смотрел на тебя, ты, живший так долго и счастливо среди принцесс и возбудивший в сердцах их столько нежности и столько жалости, ты, побуждаемый любовью к Сиянию, теперь достигаешь на крыльях ифрита Земли Белой Камфоры, где придется тебе испытать то, чего никто не испытывал до тебя и никто не испытает после тебя!

Когда ифрит опустился с ним на эту землю, Гассан пошел, глядя прямо перед собою, по блестящей и ароматной поверхности. И шел он долго и наконец различил вдали что-то похожее на палатку. И направился он туда и наконец подошел к этой палатке. Но так как он шел в то время по очень густой траве, то и не заметил, как наткнулся на что-то скрытое в ней; он посмотрел и увидел, что это было что-то белое, похожее на кусок серебра, и такое большое, как одна из колонн города Ирама[48].

На самом деле это был великан, а то, что показалось Гассану палаткой, было не чем иным, как его ухом, которое и защищало его, наподобие палатки, от солнца. И пробужденный таким образом ото сна великан поднялся с ревом, впал в гнев и набрал в себя воздух так, что в животе у него забурчало, и выпустил он из зада своего ветры с такой силой, что Гассана сначала бросило лицом вниз, на землю, а потом подняло в воздух вверх тормашками. И прежде нежели он успел снова упасть на землю, великан подхватил его за шею в том месте, где кожа всего нежнее, и держал его на весу, как сокол держит в когтях воробья. И собрался уже великан покрутить его в руке и приплюснуть затем на земле, искрошив ему кости…

Когда Гассан понял, что его ожидает, он стал отбиваться изо всех сил и закричал:

— Ах, кто спасет меня? Ах, кто избавит меня? О великан, сжалься надо мною!

Услышав эти крики Гассана, великан сказал себе: «О Аллах! А недурно поет эта птичка! Мне нравится ее щебетанье! Отнесу-ка я ее нашему царю».

И, осторожно держа его за ногу, чтобы не помять, он вошел в густой бор, где посреди лужайки сидел на скале царь великанов Земли Белой Камфоры. Вокруг него стояла стража из пятидесяти великанов ростом в пятьдесят локтей.