Что погружен в песчаный холм зыбучий.
Такою вижу я ее, о госпожа моя! Но между ней и супругой моею есть различие, которое язык мой отказывается вымолвить!
Тогда Нур аль-Гуда знаком велела старухе ввести вторую сестру. И вошла девушка в платье абрикосового цвета. И была она еще прекраснее первой, и звали ее Счастье Дома. И, поцеловав ее, сестра посадила ее рядом с первой и спросила у Гассана, признает ли он в ней свою супругу.
И Гассан отвечал…
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И спросила у Гассана, признает ли он в ней свою супругу. И Гассан отвечал:
— О госпожа моя, эта похищает рассудок у тех, кто на нее смотрит, и приковывает сердца тех, кто приближается к ней; и вот какие она внушает стихи:
Луна весны средь зимней грустной ночи
Не так прекрасна, как приход твой, дева!
До пят спустились змеи черных кос,
И тьма кудрей чело твое венчает,
И я невольно говорю тебе:
«Ночною тьмой зарю ты омрачила!»
Ты ж говоришь: «О нет! Я только тучка,
Что закрывает ясную луну».
Такою вижу ее, о госпожа моя! Но между ней и супругой моей есть различие, описать которое бессилен язык мой.
Тогда Нур аль-Гуда сделала знак Матери Копий, и та ввела третью сестру. И вошла девушка в платье из шелка цвета граната, и была она еще прекраснее двух первых, и звали ее Ночная Луна. И, поцеловав ее, сестра посадила ее рядом с предыдущей и спросила Гассана, узнает ли он в ней свою супругу.
И Гассан ответил:
— О госпожа моя и венец главы моей, эта способна похитить разум у мудрейших, и восхищение ею внушает мне такие стихи:
Ты грации исполнена, идешь
Походкой плавной, как газель воздушна,
И с каждым шагом чудные глаза
Смертельные вокруг бросают стрелы.
Красы светило! Славой наполняет
Твое явленье небеса и земли,
А твой уход распространяет скорбь
И мрак глубокий по лицу вселенной.
А затем он добавил:
— Такой вижу я ее, о царица времен! Но все же душа моя отказывается признать в ней мою супругу, несмотря на чрезвычайное сходство черт лица и походки.
Тогда старая амазонка по знаку Нур аль-Гуды ввела четвертую сестру, которую звали Чистота Неба. Девушка была одета в платье из желтого шелка с продольными и поперечными разводами.
И, поцеловала ее сестра посадила рядом с остальными. И, увидав ее, Гассан сымпровизировал следующие стихи:
Она встает, как полная луна
В ночи счастливой, — блеск ее волшебных взглядов
Нам озаряет путь! Коль приближаюсь
К ней, чтоб взоров пламенем согреться,
Меня тотчас, как двое часовых,
Отталкивают груди молодые,
Обточены и тверды как гранит.
И он добавил:
— И не описал я ее вполне, так как для этого потребовалось бы сочинить длинную оду. И однако, о госпожа моя, я должен сказать тебе, что и не эта моя супруга, хотя сходство поразительное во многих отношениях.
Тогда Нур аль-Гуда приказала ввести пятую сестру, которую звали Белая Заря и которая подошла, покачивая бедрами; и была она гибка, как молодая ветвь, и легка, как юная косуля. И, поцеловав старшую сестру, она села на назначенное ей место, рядом с остальными, и расправила складки своего платья из зеленого шелка, затканного золотом. И, увидев ее, Гассан сымпровизировал такие стихи:
Не лучше скрыт граната цвет пурпурный
Под зеленью листов, чем ты, о дева,
Под легкою рубашкою своей!
Когда тебя спрошу я: «Как зовется
Одежда эта, что идет так дивно
К твоим ланитам солнечным?» — ты скажешь:
«У ней названья никакого нет, —
Моя рубашка это». Я ж воскликну:
«О чудная рубашка, о причина
Смертельных ран, тебя я назову
Рубашкою — губительницей сердца!»
Но ты сама не большее ли чудо?!
Когда встаешь ты в красоте своей,
Чтоб взоры смертных ослепить, то бедра
Твои твердят: «Останься, не вставай!
Нам тяжело нести всю пышность эту!»
Твоя краса мне говорит: «Дерзай!»,
А целомудрье говорит: «Не надо!»
Когда Гассан закончил, все присутствующие изумились его необыкновенному дарованию; и сама царица, несмотря на свою досаду, не могла не выразить ему своего восхищения. Поэтому старая амазонка, покровительница Гассана, воспользовалась благоприятным оборотом дела и попыталась расположить к Гассану мстительную царевну и сказала ей:
— О госпожа моя, ты видишь, что я не обманула тебя, говоря о дивном даровании этого молодого стихотворца. И разве он не деликатен и не скромен в своих импровизациях? Поэтому прошу тебя забыть о дерзости его предприятия и оставить его при себе в качестве поэта, чтобы пользоваться его талантом во время празднеств и других торжественных случаев.
Нур аль-Гуда же ответила:
— Хорошо, но прежде я желала бы покончить с испытанием. Введи поскорее мою меньшую сестру!
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Хорошо. Но прежде я желала бы покончить с испытанием. Введи поскорее мою меньшую сестру!
И старуха вышла, а минуту спустя вернулась, держа за руку меньшую, ту, которую звали Украшение Мира и которая была не кто иная, как Сияние.
Так вошла ты, о Сияние, облаченная лишь в собственную красоту, пренебрегая украшениями и лживыми покровами! Но как бедственна была судьба твоя! Не знала ты еще всего, что было написано о тебе в книге судеб!
Когда стоявший посредине залы Гассан увидел приближавшуюся Сияние, он громко вскрикнул и без чувств упал на пол. Услышав этот крик, Сияние обернулась и узнала Гассана. И, потрясенная тем, что видит супруга своего, о котором думала, что он далеко, она ответила другим криком и упала во весь рост свой, лишившись чувств.
Тогда царица Нур аль-Гуда ни минуты уже не сомневалась, что именно эта сестра и была женой Гассана, и не в силах была долее скрывать свою ревность и бешенство. И закричала она своим амазонкам:
— Возьмите этого сына Адама и вышвырните его вон из города!
И стража исполнила =на берегу, за городом. Потом царица обернулась к сестре, которую уже привели в чувство, и закричала ей:
— О развратная! Каким образом ты познакомилась с этим сыном Адама? И как преступно вела ты себя во всех отношениях! Ты не только вышла замуж без согласия отца и семейства твоего, но ты, сверх того, еще бросила мужа и дом твой! Этим ты унизила род свой и запятнала его благородство! Такая гнусность может быть омыта только кровью твоей! — И закричала она своим служанкам: — Принесите лестницу, привяжите к ней эту преступницу за ее длинные волосы и бейте розгами до крови!
Потом вышла она из приемной залы вместе с сестрами и ушла к себе писать царю, отцу своему, письмо, в котором во всех подробностях описывала приключения Гассана и сестры своей, и, сообщая о том, какой позор ложится на всех джиннов, в то же время извещала о наказании, которому нашла нужным подвергнуть виновную. И в заключение письма она просила отца ответить ей как можно скорее и высказать мнение о том, какое окончательное наказание должно быть назначено преступной дочери. И передала она письмо быстроногой посланнице, которая поспешила отнести его царю.
Когда царь прочитал письмо Нур аль-Гуды, у него потемнело в глазах, и, беспредельно вознегодовав на любимую дочь свою, он ответил, что всякое наказание будет легким в сравнении с таким преступлением, что преступницу следует казнить смертью и что он предоставляет старшей привести этот приговор в исполнение, полагаясь на ее мудрость и справедливость.
Между тем как Сияние, переданная таким образом в руки сестры, стенала, привязанная волосами к лестнице, и ждала казни, Гассан, брошенный на берегу, очнулся от обморока, но только для того, чтобы вспомнить о своем несчастье, размеры которого ему еще не были известны. На что мог он теперь надеяться?! Теперь, когда никакая сила не могла прийти к нему на помощь, на что мог он решиться?! Как теперь уйти с этого проклятого острова?! И встал он и, полный отчаяния, стал бродить по морскому берегу. И все-таки он еще надеялся чем-нибудь помочь своему горю. И тогда-то пришли ему на память стихи:
Когда ты был еще зачатком слабым
Под материнским сердцем, Я сложил уж
Твою судьбу и в мудрости Моей
Ее направил по Моим желаньям.
Бессилен ты противиться судьбе,
Когда тебя несчастье поражает.
Не унывай, — пускай его отклонит
Сама судьба от головы твоей!
Это мудрое правило придало мужества Гассану, продолжавшему бродить наудачу по берегу и пытавшемуся угадать, что могло произойти, в то время как он лежал в обмороке, и почему он покинут здесь, на песке. И вот, бродя таким образом, встретил он двух маленьких амазонок лет десяти, которые дрались на кулачках. Невдалеке от них лежала брошенная на песке кожаная шапка с изображением каких-то фигур и букв. Гассан подошел к девочкам, попробовал их разнять и спросил, из-за чего они поссорились. И они сказали, что поссорились из-за этой кожаной шапки. Тогда Гассан спросил, не хотят ли они выбрать его своим судьей, чтобы помирить их и решить, кому достанется шапка.
Когда же девочки согласились, Гассан поднял шапку и сказал:
— Ну хорошо, я брошу вдаль камень, та из вас, которая принесет его мне, и получит шапку.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И та из вас, которая принесет его мне, и получит шапку. Маленькие амазонки сказали: