Мои все чувства! Если льются слезы,
Я говорю: «То от болезни глаз».
Я думаю, что этим я сокрою
От строгих судей верную причину
И затаю печаль моей души.
Вчера еще, от всех оков свободный,
Любви не знал я сердцем безмятежным;
Проснулся ж ныне — и горю любовью.
Я к вам пришел поведать о себе
И рассказать о всех любовных муках;
Вы сжалитесь, быть может, над несчастным,
Истерзанным жестокою судьбой.
Я жалобы свои пишу слезами
Своих очей, чтоб лучше выражали
Они весь пыл, всю глубь моей любви.
О, пусть Аллах хранит от всех несчастий
Прекрасный лик под красоты покровом,
Пред кем луна склоняется смиренно
И, как рабыни, звезды преклонились!
По красоте я не видал ей равной!
А стан ее! Прекраснейшая ветвь,
Ее увидев легкую походку,
Лишь учится, как надо колыхаться!
Теперь же вас осмелюсь я просить,
Коль это вам не будет слишком скучно,
Ко мне прийти. О, это для меня
Благодеяньем явится безмерным!
Для окончанья мне лишь остается
Свою всю душу в дар вам принести
В надежде робкой, что на этот раз
Вы примете ее. Приход ваш будет
Желанным раем, адом — ваш отказ!
Написав это, он сложил листок, поцеловал его и передал кормилице, сказав:
— Мать моя, надеюсь на твою доброту, чтобы расположить твою госпожу в мою пользу!
Она ответила:
— Слушаю и повинуюсь!
И она взяла записку и поспешила вернуться к своей госпоже.
Роза в чаше, взяв записку, поднесла ее к губам своим, потом ко лбу, развернула и прочла. И, поняв смысл ее, она написала внизу следующие стихи:
О ты, чье сердце нашей красотою
Пленилось, не бойся сочетать
Свою любовь с терпением примерным!
Быть может, это есть одно из средств,
Чтоб нашим сердцем овладеть вернее?
Когда впервые мы могли увидеть,
Что искренна вполне твоя любовь,
Что та же скорбь твое терзает сердце,
Как та печаль, что наше сердце жжет, —
Тогда желанье, равное желанью
Твоей души, заставило нас жаждать
Свиданья, но наших сторожей
Мы устрашились бдительного взора.
Когда на нас покров глубокой тьмы
Опустит ночь, тогда наш жар любовный
Огнем палит все наше существо.
Желаний страстных рой нетерпеливый
От ложа гонит благодатный сон
И острой болью мучит наше тело.
Но не забудь, что первый долг влюбленных —
Скрывать от всех любовь свою! Страшись
Пред чуждым взором приподнять покров,
Что нас скрывает! А теперь должна я
Кричать о том, что существо мое
Пропитано, напоено любовью
К прекрасному! О, отчего тот отрок
Не мог остаться с нами навсегда?!
Когда же она перестала писать…
На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
А когда она перестала писать эти стихи, то сложила листок и передала кормилице, а та взяла его и вышла из дворца. Но судьбе было угодно, чтобы она повстречалась с дворецким визиря, отца Розы в чаше, и он спросил ее:
— Куда это ты идешь в такой час?
При этих словах она чрезвычайно испугалась и отвечала:
— В хаммам.
И пошла она дальше, но была так смущена этой встречей, что не заметила даже, как выронила записку, которою не довольно искусно спрятала в складку своего пояса.
Вот все, что было с кормилицей.
Но что касается записки, упавшей на землю недалеко от ворот дворца, то ее поднял один из евнухов, который и поспешил отнести ее к визирю.
В эту минуту визирь только что вышел из своего гарема и сидел на диване в своей приемной зале. И вот в то время, когда он спокойно сидел там, евнух подошел к нему, держа в руке ту самую записку, и сказал ему:
— Господин мой, я только что нашел около дома эту записку, которую и поспешил поднять.
Визирь взял ее у него из рук, развернул и увидел стихи; он прочел их и, когда понял их смысл, присмотрелся к почерку и узнал руку дочери своей Розы в чаше.
Убедившись в этом, он встал и пошел к своей супруге, матери молодой девушки, и так плакал при этом, что смочил всю бороду свою. А супруга спросила у него:
— О чем ты так плачешь, о господин мой?
Он же ответил ей:
— Возьми эту бумагу и посмотри, что в ней написано!
Она взяла бумагу, прочитала и увидела, что это переписка между ее дочерью Розой в чаше и Радостью Мира. Узнав это, она почувствовала, как слезы подступают к ее глазам, но сдержала свое волнение и слезы и сказала визирю:
— О господин мой, слезами горю не поможешь; нужно подумать о том, как уберечь твою честь и скрыть всю эту историю. — И продолжала она утешать его и облегчать его огорчение.
Он же сказал ей:
— Я очень боюсь этой страсти, она опасна для дочери моей! Разве ты не знаешь, что царю очень нравится Роза в чаше? Мои опасения по этому поводу имеют две причины: первая касается меня, потому что это моя дочь; вторая касается царя, а именно, что Роза в чаше его любимица, и отсюда могут возникнуть серьезные осложнения. Что ты думаешь обо всем этом?
Она же ответила:
— Подожди немного и дай мне время произнести молитву, положенную в тех случаях, когда предстоит принять решение.
И тотчас же стала она на молитву, соблюдая предписанное обрядом и Сунной.
Окончив молитву, она сказала своему супругу:
— Знай, что посреди моря, называемого Бахр-эль-Конуз[21], есть гора, называемая Гора-та-что-потеряла-свое-дитя. К этому месту можно добраться лишь с неимоверными усилиями. Поэтому советую тебе построить там жилище для твоей дочери.
Визирь согласился с женою и решил выстроить на Го-ре-той-что-потеряла-свое-дитя неприступный дворец, чтобы запереть Розу в чаше, снабдив ее, однако, припасами на целый год (возобновляя эти припасы ежегодно) и дав ей людей, которые служили бы ей и составляли бы для нее приятное общество.
Приняв такое решение, визирь созвал плотников, каменщиков и зодчих и послал их на ту гору, где они и выстроили неприступный дворец — такой, что ничего подобного не видывали на свете.
Тогда визирь приказал заготовить съестных припасов в дорогу, составил ночью караван, вошел к дочери и велел ей собираться в путь. Такой приказ заставил Розу в чаше в сильнейшей степени почувствовать всю тоску разлуки, и, когда она вышла из дворца и увидела приготовления к путешествию, слезы ручьем потекли из глаз ее. И чтобы уведомить Радость Мира о том, как сильна ее пламенная страсть, способная потрясти все существо ее, растопить самые твердые скалы и вызвать потоки слез, ей пришло голову написать на воротах следующие стихи:
Мое жилище! Если милый мой
Пройдет поутру здесь с поклоном нежным,
О, передай от нас ему привет
Прелестный и душистый! Не знаем мы,
Куда нас к ночи приведет судьба!
Не знаю я сама, в какие страны
Лежит мой путь; меня влекут поспешно
И не берут ни клади, ни тюков.
Настанет ночь — и птичка в чаще леса
Своею песней грустной возвестит
В тени ветвей о нашей горькой доле.
И на своем пернатом языке
Она споет: «О, горе! Как жестоко
В разлуке быть с любимым существом!»
Когда же я впервые увидала
Разлуки кубки, полные до края,
Что поднести нам собралась судьба,
Смешала я напиток этот горький
С покорностью. Но вижу я, — увы! —
Что мне покорность не дает забвенья!
И когда она написала эти стихи на воротах, она села в свой паланкин и караван тронулся в путь.
На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
А она села в свой паланкин, и караван тронулся в путь. Они проехали долины и пустыни, ровные места и высокие горы и достигли таким образом моря Бахр-эль-Конуз, на берегу которого разбили свои палатки; и построили они большой корабль, на который посадили молодую девушку и ее свиту.
И приказал визирь ведшим караван людям, чтобы, водворив молодую девушку во дворце на вершине горы, они вернулись на берег и сломали корабль. И они не осмелились ослушаться и в точности исполнили приказ, а потом вернулись к визирю и стали плакать от жалости.
Вот и все о них.
Что же касается Радости Мира, то, проснувшись на другой день, он не забыл совершить утреннюю молитву, а потом сел на коня, чтобы, по обыкновению, отправиться на службу к царю. Проезжая мимо ворот визиря, он заметил на них стихи и едва не лишился чувств, прочитав их; и огонь загорелся в его потрясенных внутренностях. Он вернулся к себе, но был так встревожен и так взволнован, что не находил себе места. А когда стемнело, он, боясь, чтобы домашние не заметили, в каком он состоянии, поспешно вышел из дому и, полный забот и тревог, пошел куда глаза глядят.
И шел он так всю ночь и часть утра до тех пор, пока сильный зной и мучительная жажда не заставили его немного отдохнуть. Как раз в это время он подошел к берегу ручья, над которым стояло тенистое дерево, сел здесь и зачерпнул в ладонь воды, чтобы напиться. Но когда он поднес к губам эту воду, она показалась ему безвкусной; и почувствовал он, что лицо его изменилось и побледнело; и увидел он, что ноги его распухли от ходьбы и усталости. Тогда он заплакал, и слезы ручьями текли у него по щекам; и он произнес такие стихи:
Любовью друга опьянен влюбленный.
И опьяненье это возрастает
От глубины желания его.
С безумьем в сердце бродит он уныло,
Нигде себе не находя приюта,
И в пище вкуса не находит он.
Ужель влюбленный может жить счастливым
Вдали от друга?! Это было б чудом!