На эти слова подруга ее ответила ей:
— Как ты глупа, сестра моя, и как мало у тебя и тонкости и здравого смысла! Разве не знаешь ты, что дерево красиво, лишь одетое листвой, а огурец сладок лишь со всем своим пушком и шероховатостями? И что на свете может быть безобразнее, чем мужчина безбородый и лысый, как земляная груша? Знай же, что борода и усы составляют для мужчины то же, что длинные косы для женщины. И это настолько неоспоримо, что Аллах Всевышний (да будет Он прославлен!) создал в небе особого ангела, который занят исключительно тем, что воспевает хвалу Творцу, даровавшему бороду мужчинам и одарившему женщин длинными волосами! К чему советуешь ты мне выбрать себе в любовники безбородого юношу?
Неужели ты думаешь, что я согласилась бы лечь под кого-то, кто, едва поднявшись, думает о том, как бы опуститься, и, едва напрягшись, мечтает расслабиться, а едва завязав узел, думает о том, как его развязать, едва затвердев, мечтает расплавиться, едва воздвигнув, мечтает развалить, едва сплетя, мечтает развязать, едва подтянув, мечтает освободить? Ну подумай, моя бедная сестренка! Я никогда не оставлю человека, который едва унюхал, и уже обнимает, и когда он входит, то остается на месте, и когда опорожнен, то начинает снова, и когда он двигается, то это замечательно, ведь двигается он превосходно, и который щедро дает и отличного пробивает!
Услышав это объяснение, женщина, любовником которой был безбородый юноша, воскликнула:
— Клянусь священным камнем Каабы! О сестра, ты заставляешь меня испробовать бородатого мужчину!
Затем после краткого молчания Шахерезада сказала:
ЦЕНА ОГУРЦОВ
Однажды эмир Моин бен-Зайд встретил на охоте араба, едущего из пустыни верхом на осле. Он приблизился к нему и после приветствий спросил его:
— Куда едешь ты, брат-араб, и что это ты везешь так тщательно завязанным в этом мешочке?
Араб ответил:
— Я еду к эмиру Моину, чтобы отвезти ему эти огурцы, созревшие раньше обычного времени на моей земле, с которой я впервые получил плод. И так как эмир — самый щедрый человек, какого я знаю, то я уверен, что он заплатит мне за эти огурцы цену, достойную его великодушия.
Эмир Моин, которого арабу до тех пор не приходилось видеть, спросил его:
— А сколько же, ты надеешься, даст тебе эмир Моин за твои огурцы?
Араб ответил:
— По меньшей мере тысячу золотых динариев!
Он спросил:
— А если эмир скажет тебе, что это слишком много?
Он ответил:
— Тогда я попрошу всего пятьсот!
— А если он скажет, что это тоже слишком много?
— Я попрошу триста!
— А если он скажет, что и это слишком много?
— Сто!
— А если он скажет, что и это слишком много?
— Пятьдесят!
— А если он скажет, что это все-таки много?
— Тридцать!
— А если он скажет, что и это много?
— О, тогда я пущу своего осла в его гарем и обращусь в бегство с пустыми руками!
Услышав эти слова, Моин засмеялся и пришпорил коня, чтобы догнать свою свиту и поспешно возвратиться во дворец, где предупредил своих рабов и своего первого придворного, чтобы они впустили араба с огурцами.
И вот когда час спустя араб добрался до дворца, то первый придворный поспешил провести его в приемную залу, где ждал его эмир Моин, величественно сидящий на троне среди пышности своего двора и окруженный своими телохранителями с обнаженными саблями в руках.
Араб, конечно, был очень далек от того, чтобы узнать в нем всадника, встреченного им по дороге, и с мешком в руках ждал, чтобы эмир после приветствий первый заговорил с ним.
И эмир спросил его:
— Что принес ты мне в этом мешке, брат-араб?
Он ответил:
— Зная щедрость господина нашего эмира, я приношу ему первый сбор свежих огурцов, выросших на моем поле!
— Какая прекрасная мысль! А во сколько же ты ценишь мою щедрость?
— В тысячу динариев!
— Это дороговато!
— Пятьсот!
— Слишком дорого!
— Триста!
— Слишком дорого!
— Сто!
— Слишком дорого!
— Пятьдесят!
— Слишком дорого!
— Ну, тридцать!
— Все-таки слишком дорого!
Тогда араб воскликнул:
— Клянусь Аллахом! Экое несчастье принесла мне встреча с этой черномазой рожей, которую я видел в пустыне! Нет, клянусь Аллахом, о эмир, я не могу уступить мои огурцы меньше чем за тридцать динариев!
Услышав эти слова, эмир Моин улыбнулся, но ничего не ответил.
Тогда араб посмотрел на него и, заметив, что человек, повстречавшийся ему в пустыне, был не кто другой, как сам эмир Моин, сказал:
— Ради Аллаха! О господин мой, вели принести эти тридцать динариев, ибо осел мой привязан там, у ворот!
При этих словах эмир Моин так расхохотался, что опрокинулся навзничь; и он велел призвать своего управляющего и сказал ему:
— Нужно немедленно отсчитать этому брату-арабу сначала тысячу динариев, затем пятьсот, затем триста, затем сто, затем пятьдесят и, наконец, тридцать, чтобы убедить его оставить своего осла привязанным там, где он стоит.
И араб был на вершине изумления, получив тысячу девятьсот восемьдесят динариев за мешок огурцов. Но такова была щедрость эмира Моина! Да будет милость Аллаха со всеми ними навсегда!
Затем Шахерезада сказала:
СЕДЫЕ ВОЛОСЫ
Абу Сид[5] рассказывает:
— Я зашел однажды во фруктовый сад, чтобы купить плодов, когда увидел вдалеке сидящую под тенью абрикосового дерева женщину, которая расчесывала волосы свои. Я тотчас приблизился к ней и увидел, что она была старая и волосы у нее были седые; но лицо ее было весьма миловидно, а цвет кожи свеж и прекрасен. Видя, что я приближаюсь к ней, она не сделала ни малейшего движения, чтобы закрыть лицо свое, и ни единой попытки покрыть голову и продолжала, улыбаясь, расчесывать волосы свои гребнем из слоновой кости. Я же остановился перед нею и после приветствия сказал ей:
— О старая годами, но столь юная лицом, почему не красишь ты своих волос, чтобы вполне походить на молодую девушку? Что мешает тебе сделать это?
На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что близится утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Зачем не красишь ты волос своих? Что мешает тебе сделать это?
Тогда она подняла голову, посмотрела на меня своими большими глазами и ответила следующими стихами:
Когда-то красила я их,
Но краска та давно исчезла,
И краска времени осталась лишь теперь.
Зачем же мне их красить вновь,
Когда могу я, если пожелаю,
Движеньем плавным пышных бедер
По-прежнему свой выбор совершить
Меж передом и задом?
Затем Шахерезада сказала:
РАЗЛИЧНЫЕ РЕШЕНИЯ
Рассказывают, что визирь Джафар принимал у себя однажды ночью халифа Гаруна аль-Рашида и ничего не жалел, чтобы приятно занять его.
И вдруг халиф сказал ему:
— Джафар, мне пришло на память, что ты купил себе чрезвычайно красивую невольницу, которую я еще раньше заметил и которую хотел купить для себя лично. И теперь я желаю, чтобы ты уступил ее мне за ту цену, которую найдешь подходящей.
Джафар ответил:
— Я отнюдь не намерен продавать ее, о эмир правоверных.
Он сказал:
— Тогда отдай ее мне в подарок.
Джафар ответил:
— Я вовсе не намерен этого делать, о эмир правоверных.
Тогда аль-Рашид нахмурил брови и воскликнул:
— Клянусь тремя клятвами, что сию же минуту развожусь с супругой моей Сетт Зобейдой, если ты не согласишься продать мне эту невольницу или же уступить ее мне!
Джафар ответил:
— Клянусь и я тремя клятвами, что я развожусь сию же минуту с супругой моей, матерью детей моих, если я соглашусь продать тебе эту невольницу или уступить ее тебе!
Произнеся эту клятву, оба они заметили вдруг, что зашли слишком далеко, ослепленные парами вина, и оба в одно время спросили себя, каким способом выйти теперь из этого затруднительного положения. После нескольких минут смущения и раздумья аль-Рашид сказал:
— Нам нет другого способа выйти из этого столь затруднительного положения, как только прибегнув к помощи кади Абу Иуссуфа, столь сведущего в праве по вопросам о разводе!
И они тотчас послали за ним, и Абу Иуссуф подумал: «Если халиф присылает за мной среди ночи, то, значит, совершается нечто весьма важное для всего ислама».
Затем он с большой поспешностью вышел из дому, сел верхом на своего мула и сказал невольнику, следовавшему за мулом:
— Захвати с собой мешок с кормом для мула, ибо он еще не доел своей порции, и не забудь по приезде подвязать этот мешок ему к морде, чтобы он мог продолжать есть.
Когда он вошел в залу, где ждали его халиф и Джафар, то халиф поднялся в честь его и усадил его подле себя, — милость, которую он оказывал одному только Абу Иуссуфу. Затем он сказал ему:
— Я вызвал тебя по делу первостепенной важности, — и разъяснил ему суть дела.
Тогда Абу Иуссуф сказал:
— Но разрешение этого казуса, о эмир правоверных, — самая простая вещь, какую можно себе представить.
И он обратился к Джафару и сказал ему:
— Нужно только, чтобы ты продал халифу половину невольницы, а другую половину отдал ему в дар.
Это решение привело халифа в восторг, и он вполне оценил всю тонкость его: оно освобождало их обоих от клятвы, предоставляя ему воспользоваться невольницей, которую он желал иметь. И они тотчас же призвали невольницу, и халиф сказал:
— Я не могу ждать, пока пройдет положенное время для окончательного ее освобождения, которое дозволит мне взять эту невольницу у ее прежнего владельца. Нужно, значит, о Абу Иуссуф, чтобы ты изобрел какой-нибудь способ совершить это освобождение немедленно.
Абу Иуссуф ответил:
— Это еще проще. Пусть приведут сюда какого-нибудь юного мамелюка.