Случилось же так, что вали Халеду действительно нужны были невольники, и он даже передал накануне супруге своей тысячу динариев для покупки их. Поэтому она нимало не усомнилась в правдивости слов старухи и спросила ее:
— Где же они, эти пять невольников?
Она ответила:
— Вон там, под твоими окнами, во дворе дворца.
И госпожа взглянула в окно и увидела пятерых потерпевших, ожидавших пробуждения вали. Тогда она сказала:
— Клянусь Аллахом, они очень хороши, а один из них сам, отдельно от всех прочих, стоит тысячу динариев. — Затем она отперла свою шкатулку и вручила старухе тысячу динариев, говоря: — Добрая моя тетушка, я должна тебе еще двести динариев, чтобы быть в расчете. Но у меня нет их, и поэтому я прошу тебя подождать пробуждения вали.
Старуха ответила:
— О госпожа моя, из этих двухсот динариев я оставляю тебе сто за тот кувшин сиропа, который ты дала мне выпить, а еще сто ты останешься мне должна до моего ближайшего посещения. Теперь же я попрошу тебя выпустить меня из дворца по потайной лестнице гарема, чтобы мои бывшие невольники не увидели меня.
И супруга вали выпустила ее через потайную лестницу гарема, а Всеблагой защитил ее и дал ей добраться до дому без препятствий.
Когда дочь ее Зейнаб увидела, что она вернулась, она спросила ее:
— О мать моя, что сделала ты сегодня?
Она ответила:
— Дочь моя, я одурачила супругу вали, продав ей за тысячу динариев в качестве рабов погонщика ослов, красильщика, еврея, цирюльника и молодого купца. Между тем, о дочь моя, из всех есть только один, который внушает мне беспокойство и прозорливость которого возбуждает мои опасения, — это погонщик ослов. Это он, сын блудницы, узнаёт меня всякий раз.
А дочь сказала ей:
— В таком случае, о матушка, довольно тебе бродить таким образом по городу! Сиди теперь дома и не забывай пословицы, которая гласит: «Невозможно использовать горгулетту[45] дважды, ибо она уже разбита».
И она попыталась убедить мать свою, чтобы она более не выходила из дому, но совершенно безуспешно.
Что же до тех пятерых, то вот что было с ними. Когда вали проснулся, жена его сказала ему:
— Сладость снов да смягчит тебя! Я обрадовалась, что ты купил для нас тех пятерых невольников!
Он спросил:
— Каких невольников?
Она сказала:
— Зачем хочешь ты скрыть от меня это? Если так, то сыграют они с тобой такие же злые шутки, какие ты теперь разыгрываешь со мною!
Он же сказал:
— Клянусь Аллахом! Я не покупал никаких невольников! Кто сказал тебе это?
Она ответила:
— Так сама старуха, у которой ты купил их за тысячу двести динариев, привела их сюда и показала их мне в окно, и на каждом из них было платье, уже само по себе стоящее тысячу динариев!
Он спросил:
— Уж не отдала ли ты ей и деньги?
Она сказала:
— Да, клянусь Аллахом!
Тогда вали поспешил спуститься во двор, где увидел только погонщика ослов, цирюльника, еврея, молодого купца и красильщика; и он спросил у своих стражников:
— Где находятся пять невольников, которых старая торговка продала сейчас госпоже вашей?
И они ответили:
— С тех пор как господин наш пошел отдыхать, мы не видели здесь никого, кроме этих пятерых!
Тогда вали обратился к пяти потерпевшим и сказал им:
— Госпожа ваша, старуха, продала мне вас за тысячу динариев. Работу вашу вы начнете с очистки помойных ям.
При этих словах все пять истцов в крайнем изумлении воскликнули:
— Если таково твое правосудие, то нам остается только жаловаться на тебя господину нашему халифу! Мы люди свободные, которых нельзя ни продавать, ни покупать! Йа Аллах! Пойдем с нами к халифу!
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и с присущей ей скромностью умолкла.
А когда наступила
продолжила:
Нам остается только жаловаться на тебя господину нашему халифу! Мы люди свободные, которых нельзя ни продавать, ни покупать! Йа Аллах! Пойдем с нами к халифу!
Тогда вали сказал им:
— Если вы не невольники, значит, вы плуты и мошенники. И значит, вы сами привели в мой дворец эту старуху и сговорились с ней, чтобы надуть меня. Но клянусь Аллахом, я, в свою очередь, перепродам вас каким-нибудь чужестранцам за сто динариев каждого!
Но как раз в это время во двор дворца вошел начальник стражи халифа Мустафа Бич Улиц, который явился жаловаться вали на злоключения, постигшее его молодую супругу. В самом деле, возвратившись из путешествия, он нашел жену свою в постели, больную от стыда и волнения, и узнал от нее обо всем, что случилось с нею; и она сказала ему: «И все это случилось со мною вследствие твоих неприветливых слов, побудивших меня обратиться к посредничеству шейха Отец Плодородия».
И потому, лишь только начальник стражи халифа Мустафа Бич Улиц увидел вали, он закричал ему:
— Это ты позволяешь старым сводницам проникать в гаремы и обманывать жен эмиров? Ты только это и умеешь! Ну, клянусь Аллахом, я объявляю тебя виновным в учиненном со мной мошенничестве и в убытках, понесенных супругой моей!
При этих словах начальника стражи Бич Улиц все пятеро воскликнули:
— О эмир! О доблестный Мустафа Бич Улиц, к тебе обращаемся мы с жалобами нашими!
А он спросил их:
— А вы все о чем хлопочете?
Тогда они рассказали ему всю историю от начала и до конца, которую бесполезно повторять.
И Мустафа Бич Улиц сказал им:
— Без сомнения, и вы тоже были обмануты. Но вали весьма ошибается, если полагает, что может теперь засадить вас в тюрьму.
Когда вали услышал это, он сказал начальнику стражи Бич Улиц:
— О эмир, я беру на себя возмещение убытков, которое принадлежит тебе по праву, и возвращение платья твоей супруге, и я беру на себя ответственность за все проделки старой мошенницы! — Затем, обратясь к остальным потерпевшим, он спросил: — Кто из вас сумеет узнать старуху?
Погонщик ответил, тогда как остальные подхватили хором:
— Мы все сумеем узнать ее!
А погонщик прибавил:
— Я узнаю ее среди тысячи блудниц по ее сверкающим синим глазам. Только ты дай нам десять стражников, чтобы они помогли нам схватить ее.
И как только вали дал им десять запрошенных стражников, все они вышли из дворца.
Но едва успели сделать несколько шагов, как прямо наткнулись на старуху, которая попыталась было ускользнуть от них. Но им удалось поймать ее, и они связали ей руки за спиной и притащили к вали, который спросил ее:
— Что сделала ты со всеми украденными вещами?
Она ответила:
— Я?! Да я никогда ничего ни у кого не крала! Я даже и не видела ничего! И ничего не понимаю!
Тогда вали, обратившись к начальнику тюремной стражи, сказал:
— Запри ее до завтра в самое сырое подземелье!
Но тюремщик ответил:
— Клянусь Аллахом! Я ни за что на свете не возьму на себя такой ответственности! Я уверен, что она найдет способ удрать и от меня!
Тогда вали сказал себе: «Самое лучшее будет оставить ее у всех на виду, чтобы она не могла удрать». И он приказал истцам сторожить ее всю сегодняшнюю ночь, чтобы завтра же предать ее суду. И он сел на лошадь и, сопровождаемый всеми потерпевшими, сам повел ее за пределы стен Багдада, потом приказал привязать за волосы к столбу посреди чистого поля. Затем во избежание недоразумений он поручил пяти истцам самим сторожить ее в течение всей этой ночи вплоть до самого утра.
И вот все пятеро, и особенно погонщик ослов, начали с того, что выместили на ней весь гнев свой, обозвав ее всеми ругательными словами, какие только подсказывались всеми обидами и издевательствами, которые пришлось им вынести от нее. Но так как все имеет конец, даже глубина мешка шуток погонщика ослов, и кувшина насмешек цирюльника, и чана кислот красильщика (к тому же отсутствие сна в течение трех суток и пережитые волнения вконец истощили их силы), то пятеро истцов, поужинав, мало-помалу стали задремывать у подножия столба, к которому была привязана за волосы Далила Пройдоха.
Ночь уже близилась к концу, и пять сторожей храпели вокруг столба, когда двое бедуинов на лошадях, беседуя между собой, в то время как лошади их подвигались шагом, приблизились к тому месту, где была привязана Далила. И старуха услышала их разговор. Один из бедуинов спрашивал своего спутника:
— Скажи, брат, что доставило тебе наибольшее удовольствие во время твоего пребывания в полном чудес Багдаде?
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что забрезжило утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
А старуха услышала их разговор. Один из бедуинов спрашивал своего спутника:
— Скажи, брат, что доставило тебе наибольшее удовольствие во время пребывания твоего в полном чудес Багдаде?
Другой после некоторого молчания ответил:
— Клянусь Аллахом, я ел там чудеснейшие оладьи на меду, со сливками, те самые, которые я так люблю! Без сомнения, это было самое большое удовольствие, которое я испытал в Багдаде!
Тогда первый, жадно вдыхая аромат воображаемых оладий, поджаренных на оливковом масле, начиненных сливками и подслащенных медом, воскликнул:
— Клянусь честью арабов! Я сейчас же отправляюсь в Багдад, чтобы отведать этого чудного лакомства, которого не пробовал во всю мою жизнь во время странствий моих по пустыне!
Тогда тот бедуин, который уже ел эти оладьи с начинкой из сливок, на меду, распрощался со своим соблазнившимся ими спутником и повернул обратно, между тем как последний, продолжая путь свой к Багдаду, подъехал к столбу и увидел там Далилу, привязанную к нему за волосы, а вокруг нее — пятерых уснувших мужчин.
При виде этого он приблизился к старухе и спросил ее:
— Кто ты? И почему ты здесь?
Она сказала с плачем:
— О шейх арабов, отдаюсь под защиту твою!