Он сказал:
— Аллах — лучший защитник. Но почему привязана ты к этому столбу?
Она ответила:
— Знай, о шейх арабов, о достопочтенный, что у меня есть враг — пирожник, торговец оладьями с начинкой из сливок, на меду, который, несомненно, самый известный в Багдаде искусник по части приготовления этих оладий. Но вот как-то на днях, желая отомстить ему за нанесенное мне оскорбление, я подошла к его прилавку и плюнула на его оладьи. Тогда пирожник подал на меня жалобу вали, который и приговорил меня к тому, чтобы быть привязанной к этому столбу и оставаться в этом положении, если я не смогу съесть за один присест десять подносов, наполненных этими оладьями. И завтра же утром мне принесут сюда эти десять подносов оладий. Но клянусь Аллахом, о шейх арабов, душа моя всегда чувствовала отвращение ко всяким сластям, и в особенности к оладьям с начинкой из сливок, на меду. Увы мне! Видно, придется мне умереть здесь от голода.
При этих словах бедуин воскликнул:
— Клянусь честью арабов! Ведь я только затем и покинул свое племя и затем и еду в Багдад, чтобы удовлетворить свое желание отведать этих оладий. Если хочешь, добрая моя тетушка, я съем вместо тебя эти подносы.
Она ответила:
— Тебе не дадут этого сделать, если ты не будешь привязан к этому столбу вместо меня. И благодаря тому что лицо мое скрыто покрывалом, никто и не догадается о подмене, тебе стоит только поменяться со мной платьем, конечно предварительно отвязав меня от столба.
Бедуин, которому только этого и хотелось, поспешил отвязать ее и, поменявшись с ней платьем, дал привязать себя к столбу на ее место, в то время как она, облекшись в бурнус бедуина и обвязав голову его повязкой из верблюжьей шерсти, вскочила на коня и исчезла в дали, ведущей к Багдаду.
На следующий день, едва только пятеро истцов открыли глаза, они начали в качестве утреннего привета старухе вновь осыпать ее бранью, как накануне.
Но бедуин сказал им:
— Где же оладьи? Желудок мой пламенно желает их!
Услышав этот голос, все пятеро воскликнули:
— Клянемся Аллахом! Ведь это голос мужчины! И говор его — говор бедуина!
И погонщик ослов вскочил и, подойдя к нему, спросил:
— Йа бадави[46], что делаешь ты здесь? И как посмел ты отвязать старуху?
Он ответил:
— Где оладьи? Я всю ночь ничего не ел! Главное, не жалейте меду! Она, бедная старуха, имела душу, гнушавшуюся сластей, но моя-то очень любит их!
Услышав это, все пятеро поняли, что бедуин был так же, как и они, одурачен старухой, и в отчаянии принялись бить себя по лицу, восклицая:
— Никто не в силах ни вершить свою судьбу, ни помешать свершиться тому, что предопределено Аллахом!
Но в то время как они находились в нерешимости, что предпринять, вали, сопровождаемый своими стражниками, прибыл на место, где они находились, и подошел к столбу.
Тогда бедуин спросил его:
— Где же подносы с медовыми оладьями?
При этих словах вали поднял глаза к столбу и увидел вместо старухи бедуина, и он спросил у пятерых:
— Что это?
Они ответили:
— Это судьба! — и прибавили в один голос: — Старуха улизнула, обманув этого бедуина. Но тебя и только тебя, о вали, считаем мы ответственным перед халифом за это бегство; ибо если бы ты дал нам стражей, чтобы сторожить ее, то ей не удалось бы ускользнуть. Ибо нас так же нельзя считать стражами, как и невольниками, подлежащими купле и продаже!
Тогда вали обратился к бедуину и спросил его, что случилось; и тот, прерывая свою речь самыми пламенными выражениями желания отведать оладий на меду, рассказал ему свою историю и закончил, говоря:
— Оладий мне скорее!
При этих словах и вали, и стражники разразились сильным взрывом смеха, тогда как пятеро потерпевших озирались вокруг налившимися кровью и жаждавшими мести глазами и говорили вали:
— Мы не отстанем от тебя, прежде чем не станем перед лицом эмира правоверных!
И бедуин, поняв наконец, что его одурачили, также сказал вали:
— Я, со своей стороны, одного тебя считаю виновным в пропаже коня моего и одежды моей!
Тогда вали был вынужден взять их с собой и отправиться вместе с ними в Багдад, во дворец эмира правоверных, халифа Гаруна аль-Рашида.
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и с присущей ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И тогда вали был вынужден взять их с собой и отправиться вместе с ними в Багдад, во дворец эмира правоверных, халифа Гаруна аль-Рашида.
Им было разрешено предстать пред халифом, и они явились в диван, куда уже раньше них явился один из главных истцов — начальник стражи халифа Мустафа Бич Улиц.
Халиф, который всегда решал дела самолично, прежде всего опросил всех одного за другим; погонщика ослов первым, а вали — последним.
И каждый рассказал халифу свою историю со всеми подробностями от начала и до конца. Тогда халиф, весьма дивясь всему услышанному, сказал всем им:
— Клянусь честью предков моих племени Бани Аббас, ручаюсь, что все, что было у вас похищено, будет возвращено вам. Ты, погонщик ослов, получишь своего осла и денежное вознаграждение. Ты, цирюльник, получишь всю свою утварь и инструменты. Ты, купец, — свой кошелек и свое платье. Ты, еврей, — свои драгоценности. Ты, красильщик, — новую лавку. А ты, шейх арабов, — своего коня, свою одежду и столько подносов с медовыми оладьями, сколько сможет вместить душа твоя. Но прежде всего нужно разыскать старуху.
И, обратившись к вали и начальнику стражи Бич Улиц, он сказал им:
— Тебе, эмир Халед, также будут возвращены твои деньги — тысяча динариев. А тебе, эмир Мустафа, — драгоценности и платья супруги твоей и денежное вознаграждение. Но вы двое должны разыскать старуху. Я поручаю вам эту заботу.
При этих словах эмир Халед потряс одеждами своими и воздел руки к небу, восклицая:
— Ради Аллаха! О эмир правоверных, уволь меня от этого! Я не смею взять на себя еще раз исполнение этой задачи! После всех шуток, которые эта старуха сыграла со мною, я не ручаюсь, что она не изобретет опять какого-нибудь способа выйти из затруднения, одурачив меня!
А халиф засмеялся и сказал:
— Тогда поручи это кому-нибудь другому.
Он сказал:
— В таком случае, о эмир правоверных, отдай приказ разыскивать старуху самому ловкому человеку во всем Багдаде, начальнику стражи, твоей правой руке, Ахмеду Коросте. До сих пор, несмотря на всю его ловкость, на услуги, которые он мог бы оказать, и большое жалованье, которое он получает каждый месяц, ему нечего было делать.
Тогда халиф позвал его:
— Эй, мукаддем Ахмед!
И Ахмед Короста тотчас предстал пред лицом халифа и сказал:
— Приказывай, о эмир правоверных!
Халиф сказал ему:
— Послушай, мукаддем Ахмед, в Багдаде есть старуха, которая совершила то-то и то-то. И тебе вменяю я в обязанность отыскать ее и привести ко мне.
И Ахмед Короста сказал:
— Ручаюсь, что найду ее, о эмир правоверных!
И он вышел в сопровождении сорока стражей, тогда как халиф удержал подле себя пятерых, пострадавших от козней Далилы Пройдохи, и бедуина.
А в подчинении начальника стражи Ахмеда Коросты был человек, набивший руку в такого рода поисках, — Айюб по прозванию Верблюжья Спина. Имея обыкновение совершенно свободно разговаривать с начальником своим, бывшим мошенником Ахмедом Коростой, он подошел к нему и сказал:
— Мукаддем Ахмед, в Багдаде ведь не одна старуха, и найти ее будет очень нелегко, поверь бороде моей.
И Ахмед Короста спросил:
— Что же имеешь ты мне сказать об этом, о Айюб Верблюжья Спина?
Он ответил:
— Нас слишком мало, для того чтобы мы могли обойти весь город и схватить старуху; и я полагаю, что следовало бы попросить мукаддема Гассана Чуму присоединиться к нам вместе со своими сорока стражами, ибо он более опытен, чем мы, в такого рода предприятиях.
Но Ахмед Короста, не желая разделить честь поимки с другим, громко ответил, так чтобы слова его были услышаны Гассаном Чумой, стоявшим у ворот дворца:
— Клянусь Аллахом! О Верблюжья Спина, с каких это пор мы стали нуждаться в других, чтобы делать свои дела?!
И он гордо проехал верхом со своими сорока стражами мимо Гассана Чумы, смертельно оскорбленного этим ответом, а также и тем, что халиф избрал для этого дела одного Ахмеда Коросту, совершенно позабыв о нем, Гассане. И он сказал себе: «Клянусь бритой головой моей! Они еще будут нуждаться во мне!»
Что же касается Ахмеда Коросты, то едва только он выехал на площадь, расстилавшуюся перед дворцом халифа, как обратился к своим людям с речью, чтобы приободрить их, и сказал:
— О храбрые, вы должны разделиться на четыре отряда, чтобы обыскать все четыре квартала Багдада. А завтра около полудня сходитесь все в духане на улице Мустафы, где я буду ждать вас, и доложите, что удалось сделать или найти.
И, условившись таким образом о месте встречи, они разделились на четыре отряда и отправились каждый на свой участок, в то время как сам Ахмед Короста принялся обнюхивать все вокруг себя.
Что же касается Далилы и ее дочери Зейнаб, то они скоро узнали по слухам о поисках, которые халиф поручил Ахмеду Коросте с целью схватить старую плутовку, проделки которой являлись предметом разговоров во всем Багдаде. При этом известии Далила сказала дочери своей:
— О дочь моя, мне нечего опасаться всех этих людей, раз Гассан Чума не с ними; ибо Гассан — единственный человек в Багдаде, прозорливости которого я опасаюсь, так как он один знает меня и тебя. И он может, если захочет, хотя бы сегодня явиться и схватить нас, так что мы не найдем никакого способа спастись от него. Возблагодарим же Защитника, Который хранит нас!
А дочь ее Зейнаб ответила ей:
— О матушка моя, какой великолепный случай представляется нам теперь сыграть злую шутку с этим Ахмедом Коростой и его сорока дуракам. Какая бы это была радость, о матушка моя!