Дом, в который Зейнаб заманила Живое Серебро, принадлежал одному из эмиров дивана, отлучившемуся по делам. Когда он вернулся домой и увидел, что дверь открыта, он сейчас же подумал, что приходил вор, позвал конюха своего и принялся осматривать вместе с ним весь дом. Но, увидав, что ничего не похитили и что не было никакого признака воров, он не замедлил успокоиться. Потом, желая приступить к омовениям, он сказал конюху:
— Возьми кувшин и принеси свежей воды из колодца!
И конюх пошел туда, спустил ведро и, когда, по его мнению, оно должно было уже наполниться, хотел вытянуть его, но ведро показалось ему необыкновенно тяжелым. Тогда он заглянул в колодец и увидел, что на ведре сидит кто-то черный, показавшийся ему ифритом. Увидев это, он бросил веревку и без памяти побежал и закричал:
— Йа сиди! Ифрит поселился в колодце! Он сидит на ведре!
Тогда эмир спросил:
— А каков он из себя?
— Ужасный и черный! И хрюкал, как свинья!
Эмир же сказал ему:
— Беги скорей и приведи четырех ученых — чтецов Корана, — чтобы они читали Коран как заклинание над этим ифритом!
На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
Они в качестве заклинания должны читать Коран над этим ифритом!
И конюх побежал за учеными — чтецами Корана, — которые и обступили колодец. И начали они читать заклинающие стихи, между тем как сам хозяин и его конюх налегли на веревку и стали тащить ведро из колодца. И все остолбенели, когда увидели, как ифрит этот, то есть Живое Серебро, выскочил из ведра, стал на обе ноги и закричал:
— Аллах акбар![53]
И чтецы Корана сказали себе: «Этот ифрит из правоверных, так как он произносит имя Всевышнего».
Но эмир очень скоро разобрал, что это обыкновенный человек, и сказал ему:
— Не вор ли ты?
А тот ответил:
— Нет, клянусь Аллахом, я бедный рыбак. Я спал на берегу Тигра и, проснувшись, хотел скрыться, но вихрь подхватил меня и бросил в воду, а нижнее течение притащило меня в этот колодец, где ждала меня судьба моя и спасение мое благодаря тебе!
Эмир ни минуты не сомневался в справедливости этого рассказа и сказал:
— Все предначертанное должно совершиться! — И дал он ему старый плащ для прикрытия наготы и отпустил, выражая сожаление, что ему пришлось посидеть в холодной колодезной воде.
Когда Живое Серебро пришел к Ахмеду Коросте, который очень беспокоился о нем, и рассказал о своем приключении, его осыпали насмешками, и больше всех смеялся Айюб Верблюжья Спина, сказавший ему:
— Клянусь Аллахом! Как мог ты быть вожаком шайки в Каире, если дал себя надуть и обобрать в Багдаде какой-то девчонке?
А Гассан Чума, бывший как раз в эту минуту в гостях у своего сотоварища, спросил у Али:
— О легковерный египтянин, да знаешь ли ты, по крайней мере, как зовут ту девчонку, которая посмеялась над тобой, и знаешь ли, кто она и чья дочь?
Тот ответил:
— Да, клянусь Аллахом! Она дочь купца и замужем за купцом. Имени же своего она не сказала мне.
При этих словах Гассан Чума разразился громким хохотом и сказал:
— Спешу сообщить тебе: та, которую ты почитаешь замужнею, — девственница, ручаюсь в этом. Зовут ее Зейнаб. Она не дочь купца, а дочь Далилы Пройдохи, нашей начальницы голубиной почты. Она и ее мать могли бы обвести вокруг своего пальчика весь Багдад, йа Али! Она-то и посмеялась над твоим старшим, отобрала одежду у него и у его сорока стражей, вот у этих самых!
И между тем как Али Живое Серебро глубоко задумался, Гассан Чума спросил у него:
— Что же думаешь делать теперь?
Он ответил:
— Жениться на ней, несмотря ни на что! Я без памяти люблю ее!
Тогда Гассан сказал ему:
— В таком случае, сын мой, я помогу тебе, так как без меня тебе нечего и думать о таком безумно смелом деле и придется отложить попечение о девчонке!
Живое Серебро воскликнул:
— Йа Гассан, помоги мне своими советами!
А тот сказал ему:
— От всего сердца! Но при условии, что с этого дня ты будешь слушаться меня во всем; я же в таком случае обещаю тебе успех и исполнение твоих желаний!
А он отвечал ему:
— Йа Гассан, я сын твой и ученик!
Тогда Чума сказал:
— Начни же с того, что разденься донага!
И Живое Серебро сбросил старый плащ, который был на нем, и остался совершенно голым.
Тогда Гассан Чума взял горшок со смолой и куриное перо и вымазал этим все тело и лицо Живого Серебра, так что он стал похож на негра; в довершение сходства он выкрасил ему губы и края век ярко-красной краской, дал подсохнуть, обвязал его салфеткой и сказал:
— Вот теперь ты превратился в настоящего негра, йа Али! Кроме того, ты будешь поваром. Знай, что повар Далилы, тот, который готовит на Далилу, на Зейнаб, на сорок негров и сорок собак из породы пастушьих собак Сулеймана, тоже негр, как и ты. Постарайся встретиться с ним, поговорить с ним по-негритянски и после обычных приветов скажи ему: «Давненько, брат мой негр, не пили мы нашей превосходной бузы[54], нашего родного веселящего напитка, и не ели кебаб[55] из ягнятины! Попируем же сегодня!» Он ответит тебе, что занят на кухне, что ему некогда, и пригласит тебя к себе на кухню.
Тогда ты постараешься напоить его там пьяным и расспросишь его о том, сколько и какие блюда готовит он для Далилы и ее дочери, какую пищу получают сорок негров и сорок собак, где хранятся ключи от кухни и где находится кладовая с провизией, одним словом, обо всем. А он и расскажет тебе все. Пьяный рассказывает все то, о чем трезвый умалчивает. Когда же ты вытянешь из него все эти сведения, то усыпишь его банжем, переоденешься в его платье, засунешь кухонные ножи за пояс, возьмешь корзину для провизии, пойдешь на базар и купишь мясо и овощи, вернешься на кухню, пойдешь в кладовую, возьмешь сколько нужно масла, оливкового и коровьего, рису и тому подобных вещей, состряпаешь кушанья так, как тебе было указано, подашь, как следует, подмешав банжа, накормишь Далилу, ее дочь, сорок негров и сорок собак и усыпишь всех. Тогда ты снимешь с них все платья и вещи и принесешь все это мне. Но если, йа Али, ты желаешь, чтобы Зейнаб сделалась твоей супругой, то должен, сверх того, овладеть сорока почтовыми голубями халифа, посадить их в клетку и принести мне.
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что уже близок рассвет, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она продолжила:
Затем накормишь Далилу, ее дочь, сорок негров и сорок собак и усыпишь всех. Тогда ты снимешь с них все платья и вещи и принесешь все это мне. Но если, йа Али, ты желаешь, чтобы Зейнаб сделалась твоей супругой, то должен, сверх того, овладеть и сорока почтовыми голубями халифа, посадить их в клетку и принести мне.
Выслушав все это, Али Живое Серебро вместо всякого ответа приложил руку ко лбу и, не говоря ни слова, отправился разыскивать повара-негра. Встретил он его на базаре, подошел к нему и после обычных приветствий пригласил его выпить бузы. Но повар отговаривался недосугом и пригласил Али к себе. Там Али Живое Серебро приступил к делу, следуя в точности указаниям Гассана Чумы, и, когда он подпоил своего хозяина, он стал расспрашивать его, какие блюда нужно готовить в этот день. И повар ответил:
— О брат мой негр, каждый день на обед нужно приготовлять для Сетт Далилы и Сетт Зейнаб пять блюд разного цвета и столько же на ужин. Но на сегодня мне заказано приготовить к обеду на два блюда больше: чечевицу, горошек, суп, рубленое баранье мясо под соусом и розовый шербет; а дополнительные блюда будут такие: рис с медом и шафраном и гранаты с очищенным миндалем, сахаром и цветами.
Али спросил:
— А как же ты подаешь все это госпожам твоим?
Повар ответил:
— Я накрываю для каждой из них отдельную скатерть.
Али спросил:
— А сорок негров?
Тот ответил:
— Я даю им вареные на воде и приправленные маслом и луком бобы, а пить даю им по кружке бузы. Довольно с них.
Али спросил:
— А собаки?
Повар ответил:
— Этим даю по три унции[56] мяса каждой и кости, остающиеся от стола моих хозяек.
Узнав обо всем, Живое Серебро проворно подмешал банжа в питье повара, который, выпив, свалился на пол, как черный буйвол. Тогда Живое Серебро завладел ключами, висевшими на гвозде, и узнал ключ от кухни по прилипшим к нему перьям и луковичным очисткам, а ключ от кладовой — по тому, что он был вымазан маслом. И пошел он на базар покупать всю необходимую провизию и под предводительством кошки, принявшей его за своего хозяина-повара, обошел весь дом, как будто жил в нем с самого своего детства, приготовил кушанье, накрыл скатерти, подал обед Далиле и Зейнаб, накормил негров и собак, подмешав банжа к пище, и сделал все так, что никто не заметил ни перемены повара, ни перемены блюд столе.
Вот и все о них.
Когда же Живое Серебро увидел, что все в доме спят под влиянием сонного снадобья, он начал с того, что раздел старуху и нашел, что она чрезвычайно безобразна и до крайности отвратительна. Он отобрал у нее ее парадное одеяние и шлем и вошел в залу Зейнаб, которую любил и ради которой совершал свой первый подвиг. Он снял с нее всю одежду и нашел, что она дивно хороша и опрятна и что тело ее пропитано благоуханием; но так как он был чрезвычайно добродетелен, то не хотел овладеть ею без ее согласия и только довольствовался тем, что пощупал ее везде рукою знатока, чтобы оценить ее достоинства, нежность, бархатистость и чувствительность кожи; для последней пробы он пощекотал ей подошвы и, судя по сильнейшему удару ноги, которым она его наградила, убедился, что она чрезвычайно чувствительна. Тогда, успокоенный относительно ее темперамента, он взял ее платье и пошел раздевать негров; затем взобрался на крышу, вошел в голубятню и, застав там всех голубей, посадил их в клетку и спокойно, не затворяя за собою дверей, вернулся в дом Ахмеда Коросты, где уже ожидал его Гассан Чума, которому он и передал всю добычу, а также голубей. И Гассан Чума, восхищенный его ловкостью, поздра