ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬТОМ V
РАССКАЗ О МУДРОЙ СИМПАТИИ
Жил в Багдаде купец. Сказывают — но лучше всех знает обо всем Аллах, — что он был очень богат и вел обширнейшую торговлю. Купец пользовался почетом, уважением и всякого рода преимуществами, но не был счастлив, потому что Аллах не простер Своего благословения до того, чтобы даровать ему ребенка, хотя бы женского пола. Поэтому он печально думал о старости и с каждым днем замечал, что кости его становятся все более и более прозрачными, спина сгибается, и ни от одной из многочисленных супруг своих не дождался он ребенка. Но однажды, раздав много милостыни, посетив монахов, усердно попостившись и помолившись, он провел ночь с самой молодой из своих жен, и милостью Всевышнего с той самой ночи она понесла.
На девятом месяце супруга купца благополучно родила мальчика, прекрасного, как ясный месяц.
Благодарный Даровавшему ему такую милость купец не забыл исполнить данные обеты и щедро наделял бедных вдов и сирот в течение семи дней; потом утром седьмого дня он подумал о том, чтобы дать имя своему сыну, и назвал его Абу Хассаном.
Ребенка лелеяли кормилицы и красивые невольницы, и берегли его, как великую драгоценность, женщины и слуги до той поры, когда наступила для него пора учения. Тогда его передали ученейшим людям, научившим его читать великие слова Корана, красиво писать, сочинять стихи, считать и в особенности стрелять из лука. И был он образованнее всех людей своего поколения и своего века, и это было еще не все…
Действительно, к различным знаниям присоединялись его чарующее обаяние и совершенная красота. И вот в каких выражениях воспели стихотворцы того времени юношеские прелести его, свежесть щек его, краски губ его и едва заметный пушок, их украшавший:
Взгляни! В саду его ланит прекрасных
Бутоны роз готовы распуститься,
Когда весна во всем своем цвету!
Ужель тебя они не восхищают,
Ужели ты не полон удивленья
Перед пушком в углах пурпурных уст,
Что притаился, как в траве фиалка?
Молодой Абу Хассан был радостью для отца и отрадой глаз его до поры, назначенной судьбой. Но когда старик почувствовал приближение смерти, он посадил сына между рук своих и сказал ему:
— Сын мой, близок конец мой, и мне остается только готовиться к тому, чтобы предстать перед Господом. Я завещаю тебе большое состояние, много богатств и земель, целые села, прекрасные земли и прекрасные сады; всего этого с избытком хватит тебе, детям твоим и внукам. Я советую тебе только пользоваться всем этим без излишеств, благодарить Дарующего и жить согласно с Его повелениями!
Затем старый купец умер от своей болезни, Абу Хассан же был чрезвычайно опечален его смертью, облекся в траур и заперся у себя.
Но скоро товарищам удалось развлечь его, утешить и уговорить его пойти освежиться в хаммам, а потом и переменить одежды; и сказали они ему в качестве окончательного утешения:
— Тот, кто оставляет таких детей, как ты, не умирает, а живет в них. Прогони же печаль и пользуйся своей молодостью и своим богатством!
Мало-помалу Абу Хассан стал забывать советы отца своего и кончил тем, что уверил себя в неиссякаемости счастья и богатства.
С тех пор он не переставал удовлетворять все свои прихоти, предаваться всякого рода удовольствиям: посещать певиц и женщин, играющих на разных музыкальных инструментах, поедать ежедневно огромное количество цыплят, так как он их очень любил, откупоривать сосуды со старым опьяняющим вином, слушать звон чокающихся кубков, разорять и портить все, что могло быть разорено и испорчено, тратить все, что могло быть истрачено, и в конце концов проснулся однажды утром нищим; из всего оставленного ему покойным отцом, из всех слуг и женщин осталась у него только одна из всех многочисленных невольниц.
Однако и в этом судьбе было угодно продолжать свои щедроты, так как именно эта невольница была жемчужиной из всех невольниц Запада и Востока, и осталась она в доме обнищавшего расточителя Абу Хассана, сына умершего купца.
Невольницу эту звали Симпатией, и действительно ни одно имя не согласовывалось так с качествами носившей его, как в этом случае. Невольница Симпатия была девственница, стройная, как буква «алеф», пропорционально сложенная и такая тоненькая и нежная, что само солнце не могло удлинить ее тени на земле; красота и свежесть лица ее были изумительны; все черты лица ее носили ясные следы благословения и доброго предзнаменования; рот ее, казалось, запечатлен был печатью Сулеймана как будто для того, чтобы тщательно хранить жемчужное сокровище, в нем заключавшееся; зубы ее были двумя ровными рядами жемчужного ожерелья, два граната ее груди были разделены самым очаровательным промежутком, и ее пупок был достаточно полым и достаточно широким, чтобы в нем поместилась унция мускатного ореха. Что касается монументальной нижней части тела ее, она была сработана идеально для своего размера и оставляла глубокую впадину на диванах и матрасах из-за внушительности своего веса. О ней-то и говорится в песне поэта:
Она как солнце, как луна и звезды,
Она как ветви розовых кустов;
От мрачных красок грусти безнадежной
Так бесконечно далека она,
Как солнца свет и как луна и розы.
Ее приход сердца волнует страстно;
Уйдет она — и вянут все сердца.
В ее чертах сияет небо ясно;
Луга Эдема, где источник жизни,
Журча, струится, скрыты в легких складках
Ее одежды; под ее плащом
Блестит луна. В ее прекрасном теле
Гармония всех красок воплотилась:
Тут пурпур роз, и темный цвет сандала,
И черный цвет поспевшей ежевики,
И белоснежный отблеск серебра.
Вся красота ее так совершенна,
Что перед ней молчит само желанье.
Благословен Аллах, что наделил
Ее черты такою красотою,
И счастлив тот любовник молодой,
Что дивной речью может упиваться!
Такова была невольница Симпатия, единственное сокровище, которое еще сохранил расточитель Абу Хассан.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
Единственным сокровищем, которое еще сохранил расточитель Абу Хассан, была невольница Симпатия.
Убедившись в своем полном разорении, Абу Хассан пришел в такое отчаяние, что лишился сна и перестал принимать пищу; и три ночи и три дня не мог он ни есть, ни пить, ни спать, так что невольница его Симпатия думала, что он умрет, и решилась спасти его во что бы то ни стало.
Она нарядилась в лучшие из оставшихся у нее одежд, украсила себя всем, что осталось от ее драгоценностей, и явилась к своему господину с улыбкой, сулившей доброе, и сказала ему:
— Аллах прекратит твои напасти при моем посредстве. Для этого тебе только стоит отвести меня к нашему господину, эмиру правоверных Гаруну аль-Рашиду, пятому потомку Аббаса[2], и продать меня ему за десять тысяч динариев. Если же он найдет эту цену слишком высокой, то скажи ему: «О эмир правоверных, эта отроковица стоит еще больше, и ты убедишься в том, испытав ее; тогда она возвысится в глазах твоих, и ты увидишь, что нет ей равной или соперницы и что она действительно достойна служить господину нашему халифу».
Потом она настойчиво советовала ему не сбавлять назначенной цены.
Абу Хассан, до сих пор не обращавший никакого внимания на дарования и качества своей прекрасной невольницы, не был уже в состоянии оценить сам ее достоинства. Он нашел только, что план ее недурен и может иметь успех. Поэтому он тотчас же встал и повел за собою Симпатию к халифу, которому и повторил все, что она советовала ему сказать.
Тогда халиф повернулся к ней и спросил:
— Как зовут тебя?
А она ответила:
— Меня зовут Симпатия.
Он же сказал:
— О Симпатия, обладаешь ли ты знаниями и можешь ли перечислить названия наук, которым ты училась?
И она ответила:
— О господин мой, я изучала синтаксис стихосложения, гражданское и каноническое право, музыку, астрономию, геометрию, арифметику, законоведение в области права наследования и искусство разбирать рукописи и читать древние надписи. Я знаю наизусть великую книгу и могу читать ее семью разными способами; я знаю в точности число ее глав, стихов, разделов и различных частей ее и их сочетаний и сколько в ней строк, слов, букв, согласных и гласных; я знаю в точности, какие главы были внушены и написаны в Мекке и какие — в Медине; я знаю законы и догмы, я умею отличать их от обычного права и определять степень их подлинности; мне знакомы логика, архитектура и философия, а также красноречие, риторика, правила стихосложения, я владею всеми ухищрениями стиха; я умею делать стихи простыми, а также сложными и запутанными для тонких ценителей; и если порою я затемняю смысл, то только для того, чтобы приковать внимание и очаровать ум, который распутывает тонкую и хрупкую основу; одним словом, я училась многому и запомнила все, чему училась. Кроме того, я танцую в совершенстве, пою, как птичка, играю на лютне и на флейте, а также на всех струнных инструментах пятьюдесятью различными способами. А потому, когда я пою или танцую, те, кто слушают меня или смотрят на меня, приходят в восторг; когда я иду, покачиваясь, разодетая и надушенная, я поражаю всех; я покачаю бедрами — и все падают от изумления; я мигну — и пронзаю как стрелой; потрясу браслетами — ослепляю; мое прикосновение дает жизнь, мое отсутствие приносит смерть. Я сведуща во всех науках, и так далеко простираются мои знания, что пределы их могут быть различимы лишь теми редкими людьми, которые долгие годы изнуряли себя изучением премудрости.
Она нарядилась в лучшие из оставшихся у нее одежд, украсила себя всем, что осталось от ее драгоценностей, и явилась к своему господину.