а несколько дней.
По прошествии этого времени снова открылось отверстие, и на этот раз спустили мертвую женщину и живого мужчину. Я дорожил своей жизнью, поэтому убил и этого человека и взял его воду и его хлеб. И продолжал я жить таким образом долгое время, каждый раз убивая того, кого хоронили заживо, и завладевая его хлебом и его водой.
Однажды я спал на обычном месте, как вдруг странный шум разбудил меня. Казалось, что дышит человек и раздаются его шаги. Я встал и взял кость, которою убивал заживо погребаемых, чтобы идти в ту сторону, откуда слышался шум. Пройдя несколько шагов, я увидел какую-то бегущую тень и услышал громкое дыхание. Тогда, продолжая держать в руке кость, я долго следил за этою тенью и продолжал бежать за нею, натыкаясь на каждом шагу на кости мертвецов, как вдруг мне показалось, что в глубине пещеры я вижу как будто звездочку, то сияющую, то угасающую. Я пошел дальше по тому же направлению, и, по мере того как я подвигался, свет увеличивался и расширялся. Но я не смел думать, что это отверстие, чрез которое могу убежать отсюда, и говорил себе: «Это, вероятно, другое отверстие колодца, через которое спускают трупы». Но каково же было мое волнение, когда я увидел, что тень, которая была просто каким-то животным, прыгнула в это отверстие и исчезла! Тогда я понял, что это дыра, вырытая зверями для того, чтобы приходить в пещеру и пожирать трупы. И я прыгнул вслед за тем животным и очутился на свежем воздухе, под небесным сводом.
Убедившись, что я наверху, я упал на колени и от всего сердца возблагодарил Всевышнего за свое избавление; и успокоилась душа моя, и улеглось ее волнение. Осмотревшись, я увидел, что нахожусь у подошвы горы, на берегу моря; и заметил я, что эта гора не имела никакого сообщения с городом, до такой степени была она крута и неприступна. Я попытался взобраться на нее, но напрасно. Тогда, чтобы не умереть с голоду, я вернулся в пещеру через ту же дыру, взял оттуда хлеб и воду и вышел опять на свет божий, и я ел и пил здесь с большим удовольствием, чем во время пребывания моего среди мертвецов. И каждый день ходил я в пещеру за хлебом и водой, которые отбирал у заживо погребаемых, а их самих убивал. Потом мне пришло в голову собирать с мертвых драгоценности: браслеты, жемчуг, рубины, металлические украшения, дорогие ткани и все золотые и серебряные предметы. И каждый раз я относил свою добычу на морской берег в надежде, что когда-нибудь мне удастся спастись со всем этим богатством. И чтобы все было готово к тому времени, я связал все в тюки, свернутые из одежд и тканей тех мужчин и женщин, что были в пещере.
Как-то раз сидел я и размышлял о своих приключениях и о моем настоящем положении, когда увидел судно, проходившее на довольно близком расстоянии от моей горы. Я поспешно встал, размотал полотно своего тюрбана и принялся широко размахивать им и кричать, бегая взад и вперед по берегу. По милости Аллаха на судне заметили мои сигналы и отвязали лодку, чтобы взять меня к себе на палубу. И увезли они меня и тюки мои.
Когда мы взошли на палубу, капитан подошел ко мне и сказал:
— Кто ты и каким образом очутился на той горе, где, с тех пор как плаваю в этих краях, никогда не видел я человека, а всегда только диких зверей и хищных птиц?
Я отвечал:
— О господин мой, я бедный купец и чужестранец. Я плыл на большом корабле, который погиб у этих берегов; один я благодаря мужеству и выносливости успел спастись и спасти также свои товары, которые поставил на большую доску, попавшуюся мне под руку в то время, когда корабль был уже разбит. Судьба бросила меня на этот берег, и Аллаху не угодно было дать мне погибнуть от голода и жажды.
Вот что сказал я капитану, умолчав и о браке моем и о погребении из опасения, что на палубе судна находится кто-нибудь из жителей города, в котором придерживаются ужасного обычая, едва не стоившего мне жизни.
Объяснившись с капитаном, я вынул из одного из моих тюков прекрасную ценную вещь и предложил ему в подарок, для того чтобы он хорошо относился ко мне во время плавания. Но к великому моему удивлению, он выказал редкое бескорыстие, не захотел принять моего подарка и сказал доброжелательным голосом:
— Я не имею привычки брать плату за доброе дело. Не тебя первого спасаем мы на море. Мы и других потерпевших кораблекрушение спасали и отвозили на их родину ради Аллаха; и не только не брали за это платы, но, так как они были лишены всего, мы кормили, поили и одевали их; и всегда ради Аллаха мы давали им средства на путевые издержки. И это потому, что люди должны помогать друг другу ради Аллаха.
Услышав такие слова, я поблагодарил капитана и пожелал ему всего хорошего и долголетней жизни, а он между тем приказал развернуть паруса и продолжать путь.
Мы благополучно плыли долгие дни от острова к острову, из моря в море, я же наслаждался покоем и целыми днями лежал, размышляя о своих странных приключениях и спрашивая себя, не во сне ли видел я все муки и бедствия свои? Иногда же, думая о пребывании моем в подземной пещере вместе с умершею супругою моею, я чувствовал, что от ужаса готов сойти с ума.
Наконец волею Аллаха Всевышнего мы в добром здравии прибыли в Басру, где остановились на несколько дней, а потом направились в Багдад.
Тогда, нагруженный бесчисленными богатствами, я пошел на свою улицу и в дом свой, где нашел родных и друзей; они праздновали мое возвращение, и радовались до крайности, и поздравляли меня с избавлением. Я тщательно спрятал все свои сокровища в шкафы, не забывая, однако же, раздавать щедрую милостыню бедным вдовам и сиротам и щедро наделять друзей и знакомых. И с тех пор я не переставал предаваться всякого рода развлечениям и удовольствиям в обществе приятных людей.
Но все, что рассказано мною, о господа мои, — ничто в сравнении с тем, что расскажу вам завтра, если то будет угодно Аллаху.
Так говорил в тот день Синдбад-мореход. И не забыл он и на этот раз велеть отпустить носильщику сто золотых и пригласить его на обед вместе с присутствующими именитыми людьми. Затем все вернулись домой, изумляясь всему услышанному.
Что же касается Синдбада-носильщика…
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и с присущей ей скромностью умолкла.
Когда же наступила
она сказала:
Но что касается Синдбада-носильщика, то он, вернувшись к себе, всю ночь продумал об этом удивительном рассказе. И на другой еще день, когда он снова пришел в дом Синдбада-морехода, он был сильно взволнован погребением своего хозяина. Но так как скатерть была уже накрыта, он сел рядом с остальными гостями, пил, ел и благословлял Всеблагого. Потом среди всеобщего молчания стал слушать
ПЯТЫЙ РАССКАЗ СИНДБАДА-МОРЕХОДА, ПЯТОЕ ЕГО ПУТЕШЕСТВИЕ
Синдбад сказал:
— Знайте, о друзья мои, что, вернувшись из четвертого путешествия моего, я погрузился в радость и веселье до такой степени, что забыл о прошлых страданиях и помнил только о превосходных барышах, доставленных мне моими необыкновенными приключениями. Поэтому не удивляйтесь, если скажу вам, что я не замедлил повиноваться голосу души, подстрекавшему меня предпринять новое путешествие, чтобы увидеть новые страны.
И я поднялся и накупил таких товаров, которые, как я уже знал по опыту, имеют легкий сбыт и дают хороший и верный барыш; я приказал уложить их и уехал с ними в Басру.
Там пошел я в гавань и увидел большой, совершенно новый корабль, который понравился мне и который я тут же купил для себя одного. Я взял к себе на службу хорошего, опытного капитана и матросов, а товары велел нагрузить на корабль своим невольникам, которые и остались на нем, чтобы служить мне. Я согласился также принять в качестве пассажиров несколько человек купцов, которые понравились мне и честно заплатили за свой проезд. Таким образом, сделавшись на этот раз хозяином судна, я имел возможность помогать своими советами капитану благодаря опытности, приобретенной мною в морских делах.
Мы отплыли из Басры с легким сердцем и веселые, желая друг другу всяких благ.
Плавание наше было счастливым благодаря попутному ветру и отсутствию бурь. После разных стоянок с целью продаж и покупок мы пристали однажды к совершенно пустынному, необитаемому острову, на котором вместо всякого жилища виднелся только один белый купол.
Рассмотрев этот купол повнимательнее, я угадал, что это яйцо Руха. Впрочем, я ничего не сказал об этом пассажирам, которые от нечего делать забавлялись тем, что бросали большие камни в яйцо. Поэтому они кончили тем, что разбили его, и, к великому их удивлению, из него вытекло много воды; а несколько минут спустя птенец Руха высунул из скорлупы одну из своих ног. Купцы продолжали кидать камни в яйцо; потом они убили птенца, разрезали его на куски и, вернувшись на корабль, рассказали мне о своем приключении. Я же испугался до крайности и воскликнул:
— Мы пропали! Рухи, самец и самка, нападут на нас и погубят нас! Необходимо как можно скорее отплыть отсюда!
И мы развернули паруса и при помощи попутного ветра вышли в море.
Тем временем купцы жарили куски Руха; но не успели они начать лакомиться ими, как мы заметили, что два густых облака совершенно покрыли солнце. Когда эти два облака опустились, мы увидели, что это не что иное, как два громадных Руха, отец и мать того, который был убит. И слышали мы, как они били крыльями и испускали крик страшнее грома. И скоро они очутились над нашими головами, но еще на большей высоте; у каждого из них в когтях было по скале величиною больше нашего корабля. Увидав это, мы уже не сомневались в предстоявшей гибели. И вдруг один из Рухов уронил скалу, целясь в наш корабль. Но капитан, весьма опытный человек, так быстро действовал рулем, что корабль сразу повернулся, а скала упала в море около самого корабля, и море разверзлось так, что мы увидели дно морское, а корабль подвергся страшнейшей качке. Но в ту же минуту волею судьбы другой Рух выпустил из когтей свою скалу, и не успели мы ничего предпринять, как она обрушилась на корму, разбивая руль на двадцать кусков и унося в море половину корабля. Из купцов и матросов одни были раздавлены, другие потонули. В числе последних был и я.