С добыванием жемчуга я имел необыкновенную удачу. В короткое время я собрал громадное состояние. Поэтому я уже не хотел откладывать свое возвращение на родину и, закупив у туземцев этой языческой страны для своего личного употребление запас дерева алоэ[38] лучшего качества, я сел на корабль, отправлявшийся в Басру, куда и прибыл после счастливейшего плавания. Оттуда направился я в Багдад и поспешил на свою улицу и в дом свой, где встретили меня родные и друзья с радостью и восторгом.
Поскольку я вернулся более богатым, чем когда-либо был, то не замедлил разливать вокруг себя благосостояние, оказывая щедрую помощь тем, кто нуждался в ней.
Вы же, о друзья мои, отобедайте у меня, а завтра непременно приходите слушать рассказ о моем шестом путешествии (оно действительно было достойно всякого удивления), и вы забудете о прежних моих приключениях, как бы ни были они необыкновенны.
Затем Синдбад-мореход, закончив со своим рассказом, приказал, по обыкновению своему, дать сто золотых монет изумленному всем услышанным носильщику, который, отобедав, удалился вместе с прочими гостями.
А на другой день, после такого же роскошного пира, как и накануне, Синдбад-мореход рассказал следующее:
ШЕСТОЙ РАССКАЗ СИНДБАДА-МОРЕХОДА, ШЕСТОЕ ЕГО ПУТЕШЕСТВИЕ
Знайте, о вы все, друзья мои, товарищи и дорогие мои гости, что однажды, после возвращения моего из пятого путешествия, сидел я как-то перед дверьми своего дома, наслаждаясь свежим воздухом и чувствуя себя поистине на вершине удовольствия, когда мимо меня проехали купцы, возвращавшиеся, по-видимому, из путешествия. При виде их я с удовольствием вспомнил и дни своих странствий, и радость встречи с родными, с друзьями и старинными товарищами, и еще большую радость вновь увидеть родную страну; и воспоминание это возбудило в душе моей желание странствовать и торговать. И поскольку я решил пуститься в путь, то накупил роскошных и ценных товаров, годных для перевозки морем, навьючил тюки и отправился из города Багдада в город Басру.
Там нашел я большой корабль, полный купцов и знатных людей, которые везли с собою роскошные товары. Я велел нагрузить мои тюки вместе с другими на этот корабль, и мы с миром покинули город Басру.
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
И мы с миром покинули город Басру. Так плыли мы из одного места в другое, из одного города в другой, продавая, покупая и теша глаза свои видом обитаемых людьми стран и все время сопутствуемые благоприятной погодой, благодаря которой мы могли безмятежно наслаждаться жизнью. Но вот однажды, в то время как все мы благодушествовали, мы вдруг услышали крики отчаяния. И оказалось, что испускал их сам капитан. И мы в то же время увидели, что он бросил на пол свой тюрбан и стал бить себя по лицу и рвать свою бороду и наконец распростерся посреди корабля, терзаемый невообразимой скорбью.
Тогда все пассажиры и купцы окружили его и стали спрашивать:
— О капитан! Что же такое произошло?
Капитан ответил им:
— Знайте, добрые люди, здесь собравшиеся, что мы сбились с пути со своим кораблем и, покинув море, по которому плыли, очутились в другом море, которого не знаем. И если Аллах не приуготовляет нам возможности как-нибудь спастись из этого моря, то мы будем уничтожены все, сколько нас здесь есть. Будем же молить Аллаха Всевышнего выручить нас из этой беды!
После этого капитан поднялся и влез на мачту и хотел убрать паруса; но ветер внезапно налетел со страшною силой и так накренил корабль, что руль сломался, тогда как мы находились в то время совсем близко от высокой горы. Тогда капитан спустился с мачты и воскликнул:
— Нет спасения и силы, кроме как у Аллаха Всевышнего и Всемогущего! Никто не может остановить судьбу! Клянусь Аллахом, мы попали в ужасную беду без малейшей надежды на спасение или освобождение!
При этих словах все пассажиры принялись оплакивать самих себя и прощаться друг с другом, перед тем как окончится жизнь их и разрушатся все надежды их. И корабль вдруг ударился о гору и разбился, и разлетелись щепы его во все стороны. И все в нем находившиеся погрузились в воду. И купцы упали в море. Одни утонули, а другие уцепились за упомянутую гору и успели спастись. Я же был в числе тех, которым удалось уцепиться за гору.
Гора эта находилась на очень большом острове, берега которого были покрыты обломками разбившихся кораблей и всякого рода останками. В том месте, где нам удалось выйти на берег, мы увидели вокруг себя невероятное количество тюков, выброшенных морем товаров и всевозможных ценных предметов. И я стал ходить среди всех этих разбросанных вещей и, пройдя несколько шагов, увидел маленькую речку с тихими водами, которая, в противоположность всем другим рекам, впадающим в море, брала начало на горе и удалялась от моря, а затем немного далее углублялась в грот, расположенный у подошвы той же горы, где и исчезала.
Но это еще не все. Я заметил, что берега этой реки были усеяны рубинами, драгоценными камнями всех цветов, алмазами самых разнообразных форм и драгоценными металлами. И все эти драгоценные камни были так многочисленны, как простые камешки в русле обыкновенной реки. И вся почва вокруг блистала и сверкала этими отсветами и огнями до такой степени, что глаз не мог вынести их блеска.
Я заметил также, что остров этот изобиловал деревом китайского алоэ лучшего качества. И еще был на этом острове источник неочищенной жидкой амбры[39] цвета горной смолы, которая, как расплавленный воск, стекала по берегу под действием солнечных лучей; и большие рыбы, выплывая из моря, приближались, чтобы проглотить ее, и, разогрев ее в животе своем, через некоторое время изрыгали на поверхность воды; и тогда она становилась твердой и изменялась в составе и в цвете; и волны вновь выбрасывали ее на берег, по которому разносилось благовоние. Остальная же амбра, которую не проглатывали рыбы, таяла под лучами солнца и распространяла по всему острову запах, напоминающий аромат мускуса. Но я должен сказать вам, что все эти богатства никому не могли быть полезны, ибо никто не мог пристать к этому острову и вернуться назад живым или мертвым, ибо всякий корабль, к нему приблизившийся, разбивался о гору; и никто не мог подняться на эту гору, настолько она была неприступна.
И потому все пассажиры, которым удалось спастись при крушении нашего корабля, и я в том числе, были в большом затруднении и оставались на берегу, совершенно одурев от всех тех богатств, которые видели перед собой, и при мысли о бедственной судьбе, ожидавшей нас среди всей этой роскоши.
Итак, мы оставались некоторое время на берегу, не зная, что предпринять; затем, найдя кое-какие припасы, мы разделили их между собой совершенно поровну. Все спутники мои, не привыкшие к приключениям, съели всю свою долю зараз или же в два приема, и поэтому все они по прошествии некоторого времени, различного в зависимости от выносливости каждого, погибли один за другим за неимением пищи. Я же сумел предусмотрительно тратить свои припасы и ел всего один раз в день, притом я нашел совершенно самостоятельно еще некоторое количество провизии, о которой, конечно, и не подумал сообщить своим товарищам. Те из нас, которые умерли раньше всех, были погребены остальными, после того как их обмыли и завернули в саваны, изготовленные из материй, найденных на берегу. Но к лишениям скоро присоединилась еще повальная болезнь живота, происшедшая вследствие сырого морского климата. И товарищи мои не замедлили умереть все до одного, и я собственными руками вырыл могилу для последнего из них.
К этому времени у меня оставалось уже очень мало припасов, несмотря на всю мою предусмотрительность и бережливость; и, видя, что близится минута смерти моей, я принялся плакать над самим собою, думая: «Зачем не умер я раньше своих товарищей, которые отдали бы мне последний долг, обмыв и похоронив меня?! Нет силы и спасения, кроме как у Аллаха Всемогущего!» — и при этом я стал кусать руки от отчаяния.
На этом месте своего повествования Шахерезада увидала, что близок рассвет, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
А я стал кусать руки свои от отчаяния.
И тогда я решил встать и принялся рыть глубокую яму, говоря себе: «Когда я почувствую приближение своих последних минут, я дотащусь сюда и влезу в эту яму, где и умру. Ветер позаботится постепенно засыпать песком мою голову и сровняет яму».
И, продолжая эту работу, я упрекал себя в глупости и в том, что покинул родную страну, несмотря на все, что мне пришлось пережить во время предыдущих моих путешествий — в первый, во второй, в третий, в четвертый и в пятый раз — при каждом новом испытании, более тяжелом, чем предыдущее. И я говорил себе: «Для того ли ты раскаивался столько раз, чтобы вновь приниматься за старое? Для чего понадобилось тебе еще путешествовать? Разве у тебя в Багдаде недостаточно богатств, чтобы тратить их без счету и не опасаться когда-либо истощить свое имение, которого хватило бы на два существования, подобных твоему?»
Но эти мысли скоро сменились иными размышлениями, вызванными видом реки. И я сказал себе: «Клянусь Аллахом! Река эта, несомненно, должна иметь и начало, и конец. Я прекрасно вижу отсюда ее начало, но конец ее скрыт от меня. Между тем река эта, уходящая таким образом в гору, должна, без сомнения, выходить где-нибудь с другой стороны. И я думаю, что единственно осуществимый план, чтобы выбраться отсюда, состоит в том, чтобы построить какое-нибудь судно и, поместившись в него, отдаться течению воды. Если такова моя судьба, то я уж найду там какое-нибудь средство спастись, а если же нет, то я там и умру, и это все же будет лучше, чем умирать от голода на этом побережье».