— О собака, как смеешь ты лгать царям?! Разве ты не христианин и разве имя твое не Барсум? И не затем ли ты приехал сюда, чтобы разыскать невольницу, украденную тобой в прежнее время? О собака! О проклятый! Ты сейчас же должен сознаться и повторить правду, которую я только что узнал от моего прорицающий песка!
При этих словах пораженный христианин упал на колени и, сложив руки, сказал:
— Смилуйся, о царь времен, ты не ошибся! Я действительно гадкий христианин и приехал сюда с намерением найти мусульманку, которую украл и которая убежала из нашего дома!
Тогда Зумурруд среди восторженного шепота целого народа, говорившего: «Йа Аллах! В целом мире нет землегадателя более искусного, нежели наш царь!» — позвала меченосца и его помощников и сказала им:
— Уведите эту негодную собаку за город, сдерите с него кожу, набейте ее скверным сеном и возвращайтесь прибить его кожу к воротам павильона! А тело его сожгите с сухим пометом и бросьте остальное в помойную яму!
И они выслушали и исполнили приказ, увели христианина и казнили его согласно приказу, который народ нашел справедливым и мудрым.
Что касается соседей, видевших, как негодяй ел молочный рис, то они передавали друг другу свои впечатления.
Один сказал:
— Йа Аллах! Никогда в жизни не прельщусь я этим блюдом, хотя и чрезвычайно люблю его! Оно приносит несчастье!
А любитель гашиша, державшийся за живот, так как у него от страха сделалась резь, воскликнул:
— Гэ! Йа Аллах! Добрая судьба не допустила меня прикоснуться к этому проклятому рису с корицей!
И все поклялись не произносить даже слов этих — «молочная рисовая каша».
Действительно, когда наступил следующий месяц и народ снова был созван на пир в присутствии царя, вокруг подноса, на котором стояла молочная рисовая каша, образовалась пустота, и никто не хотел и смотреть в эту сторону. Потом все, чтобы сделать удовольствие царю, наблюдавшему за каждым гостем с величайшим вниманием, принялись пить, есть и веселиться, но каждый прикасался только к тем блюдам, которые стояли перед ним.
Тем временем вошел человек устрашающей наружности; он шел быстро, расталкивая всех на своем пути, и, видя, что, кроме мест у подноса с молочной рисовой кашей, все места заняты, присел тут и при всеобщем испуге и смущении хотел было уже протянуть руку к этому блюду.
Но Зумурруд с первого взгляда узнала в этом человеке своего похитителя, ужасного Дживана-курда, одного из сорока разбойников шайки Ахмеда ад-Данафа. В город он приехал не за чем иным, как за девушкой, бегство которой привело его в страшную ярость. Он укусил себе руку от отчаяния и поклялся разыскать ее, хотя бы она укрывалась на Кавказ-горе или спряталась в скорлупу, как фисташка. И отправился он на свои поиски и наконец прибыл в этот город и вошел вместе с другими в павильон, чтобы не быть повешенным.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что уже близок рассвет, и с присущей ей скромностью умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
И вошел вместе с другими в павильон, чтобы не быть повешенным.
И сел он против подноса с молочной рисовой кашей и запустил в самую середину блюда кисть руки своей…
Тогда закричали ему со всех сторон:
— Ай, что ты делаешь? Берегись! С тебя с живого сдерут кожу! Не трогай этого блюда, оно приносит несчастье!
Но человек сверкнул глазами и закричал:
— Эй вы там, молчать! Я хочу поесть этого кушанья досыта. Обожаю этот рис на молоке!
Ему опять закричали:
— С тебя сдерут кожу и повесят!
Но вместо ответа он придвинул к себе блюдо, в которое уже запустил руку, и нагнулся над ним. Увидав это, любитель гашиша, ближайший сосед его, сразу отрезвился и убежал от него подальше, уверяя, что он тут ни при чем.
Дживан же, курд, погрузив в рис свою черную, как у ворона, лапу, вынул ее, тяжелую, как ступня верблюда. Он смял в ладони кашу, сделал из нее шар величиною с большой лимон и швырнул его в свою глотку, в которой он зазвенел, как водопад в пещере, так что по всему куполу павильона пошел страшный гул. А в блюде с кашей образовалась такая пустота, что видно было дно.
Увидав это, любитель гашиша поднял руки к небу и воскликнул:
— Да помилует нас Аллах! Он сразу съел все! Благодарение Аллаху, что я не рис, и не корица, и не что-то другое в его руках! — И прибавил: — Пусть ест на здоровье, я же вижу у него на лбу изображение человека, с которого содрали кожу и которого повесили, — быть ему на виселице! — Потом он, еще дальше отодвинувшись от курда, закричал ему: — Пусть перестанет варить твой желудок и чтоб ты задохнулся, ненасытная утроба!
Но курд, не обращая никакого внимания на то, что говорилось вокруг него, вторично погрузил свои толстые, как бревна, пальцы в нежную массу, которая глухо цокнула, вытащил их с огромнейшей порцией и уже стал мять ее в руке, собираясь проглотить, как вдруг Зумурруд сказала стражам:
— Скорей приведите ко мне человека, который ест рис, и не давайте ему проглотить эту порцию!
И стражи бросились на курда, который, нагнувшись над блюдом, не замечал их. И проворно повалили они его, скрутили ему руки и притащили к царю, между тем как присутствующие говорили себе: «Он сам виноват беде в своей. Ведь говорили мы ему, чтобы он не прикасался к этой несчастной молочной рисовой каше!»
Когда приволокли к ней курда, Зумурруд спросила его:
— Как зовут тебя? Каким ремеслом живешь? Что заставило тебя приехать в наш город?
Он же отвечал:
— Зовут меня Османом, и я садовник по ремеслу. А приехал я искать сад, где бы мог зарабатывать себе кусок хлеба!
Зумурруд воскликнула:
— Пусть принесут мне столик с песком и медное перо!
И когда эти вещи очутились у нее под руками, она начертила пером буквы и фигуры на рассыпанном песке, подумала с час, а потом, подняв голову, сказала:
— Горе тебе, негодный лжец! Мои вычисления на песке сказали мне твое настоящее имя; зовут тебя Дживан-курд, и по ремеслу ты вор, убийца и разбойник. Ах ты, свинья, собачий сын, сын тысячи блудниц! Сознавайся, сейчас же, или удары заставят тебя сказать правду!
Слыша такие слова царя, в котором он и не подозревал похищенной им когда-то отроковицы, курд пожелтел, челюсти его защелкали, а губы судорожно сжались, обнаруживая зубы, похожие на клыки волка или другого хищника. Потом он подумал, что спасет свою голову, если скажет правду, и сказал:
— Ты сказал правду, о царь! Но я раскаиваюсь и с этой минуты буду вести правильную жизнь!
Но Зумурруд сказала:
— Я не могу оставлять жить зловредное животное среди мусульман.
Потом она отдала приказ:
— Уведите его, сдерите с него кожу, набейте его, как чучело, прибейте к дверям павильона, а с остатками тела его поступите так же, как с остатками тела того христианина!
Когда любитель гашиша увидел, что стража уводит человека, он встал, повернулся спиною к рисовой каше и сказал:
— О рис, сваренный на молоке, посыпанный сахаром и корицей, я поворачиваюсь к тебе спиною, потому что, о зловещее кушанье, ты недостойно взора глаз моих и едва ли достойно зада моего!
На этом месте своего рассказа Шахерезада увидала, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Молочная рисовая каша, посыпанная сахаром и корицей, я поворачиваюсь к тебе спиною, потому что, о зловещее кушанье, ты недостойно взора глаз моих и едва ли достойно зада моего! Плюю на тебя и презираю тебя!
Вот все, что случилось на втором пиру.
Что же касается третьего пира, то вот что было. Как и для двух предыдущих, глашатаи возвещали о нем, и были сделаны такие же приготовления; потом народ собрался в павильоне, вельможи и сановники расселись по чинам, а царь сидел на троне. И все принялись есть, пить и веселиться; и везде сидели люди, только блюдо с рисом стояло нетронутым посередине залы, и все обедавшие повернулись к нему спиной. И вдруг увидели, что вошел человек с белой бородой, который, заметив пустые места около молочной рисовой каши, направился к нему и сел есть (пока его не повесили).
Зумурруд же взглянула на него и узнала старика Рашид ад-Дина, негодного христианина, который велел брату своему Барсуму похитить ее.
Действительно, по прошествии месяца Рашид ад-Дин, видя, что брат, которому он поручил разыскать беглянку, не возвращается, решил сам отправиться на поиски, и судьба привела его в этот город, к этому павильону и к блюду с молочной рисовой кашей.
Зумурруд, узнав христианина, подумала про себя: «Клянусь Аллахом, этот рис — благословенное кушанье, так как благодаря ему я нахожу всех этих вредных людей. Когда-нибудь я велю кричать по всему городу, что это кушанье обязательно для всех жителей. И велю вешать всех, кому оно не полюбится. А пока займусь этим старым злодеем».
И закричала она своим стражам:
— Приведите ко мне человека, который ест рис!
Стражи уже привыкли узнавать таких людей, бросились и в ту же минуту потащили за бороду этого человека прямо к царю, который спросил у него:
— Как имя твое? Чем занимаешься? По какому поводу пришел ты к нам?
Тот отвечал:
— Имя мое Рустем, занятий у меня нет, я нищий, дервиш[46].
Она воскликнула:
— Подайте перо и песок!
И принесли ей все это. Она же, рассыпав песок и начертав на нем буквы и фигуры, подумала с час, потом подняла голову и сказала:
— Ты лжешь царю, проклятая собака! Имя твое Рашид ад-Дин; занимаешься ты тем, что предательски похищаешь мусульманских женщин и запираешь их у себя в доме; ты притворяешься мусульманином, а на самом деле ты христианин, изъеденный пороками. Сознавайся, или голова твоя покатится сейчас к твоим ногам!
Остолбенев от ужаса, негодяй подумал, что спасет свою жизнь, если скажет правду, и он сознался в своих постыдных преступлениях.