Тогда поднялись толстая и стройная, между тем как черная и белая возвратились на свои места. И стали они одна против другой, и толстая, Полная Луна, приготовилась говорить первая. Но прежде чем начать, она стала раздеваться, обнажая запястья, лодыжки, руки и бедра, и она закончила тем, что осталась почти полностью обнаженной, чтобы показать богатство своего живота с великолепными наложенными складками, округлость его темного пупка и богатство нижней части тела своего. И она осталась только в своей тонкой рубашке, легкая и прозрачная ткань которой, не скрывая ее округлых форм, лишь приятно прикрывала их.
И только тогда обратилась она после небольшого колебания к сопернице своей, стройной Райской Гурии, и сказала ей…
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
Она, толстая отроковица, которую звали Полная Луна, после небольшого колебания, обратилась к сопернице своей, стройной Райской Гурии, и сказала ей:
— Слава Аллаху, сотворившему меня дородной, положившему подушки во всех укромных уголках, щелях и изгибах тела моего, начинившего кожу мою жиром, от которого вблизи и вдали пахнет росным ладаном, и не отказавшему мне в качестве опоры в достаточном количестве мускулов, для того чтобы в случае надобности я могла дать врагу такой удар кулаком, который превратил бы его из айвы в мармелад.
О стройная и тонкая, знай, что мудрецы говорили: «Радость и сладость жизни в трех вещах: вкушать плоть, обнимать плоть и вводить плоть в плоть».
Кто может без радостного трепета смотреть на мое роскошное грудастое тело?! Сам Аллах в Своей Книге одобряет жир, когда велит приносить в жертву жирных баранов, жирных ягнят или телят.
Тело мое — плодовый сад: гранаты — груди мои, персики — щеки мои, арбузы — ягодицы мои.
О каком пернатом всего более сожалели в пустыне израильтяне, когда бежали из Египта? Разве не о перепелах, мясо которых сочно и жирно?!
Видел ли кто-нибудь, чтобы у мясника требовали тощего мяса?! И разве мясник не дает самых мясистых кусков лучшим покупателям?! Выслушай, о тонкая, то, что сказал поэт о пышных женщинах, к числу которых принадлежу и я:
Взгляни, как бедра пышные колышет
Ее походка: точно бурдюки,
Наполненные соком виноградным,
Они сулят нам наслаждений тьму!
Взгляни сюда, когда она садится,
Когда встает и точный отпечаток
Свой оставляет на подушках ложа!
А в плавном танце все влечет сердца
Она одним движеньем пышных бедер
И повергает всех к своим ногам!
Ты же, о тонкая, с кем можно сравнить тебя, как не с общипанным воробьем; ноги твои напоминают ноги вороны, ляжки похожи на кочергу; а все тело твое, разве оно не сухо и твердо, как столб виселицы?! О тебе-то, тощая, и сказал поэт:
О, да хранит всегда меня Аллах
От худощавой женщины объятий!
Ее все члены сухи и костлявы
И как рога вонзаются мне в тело, —
Я просыпаюсь вечно в синяках.
Прослушав эти слова дородной Полной Луны, Али эль-Ямани сказал ей:
— Довольно! Теперь очередь Райской Гурии!
Тогда стройная и гибкая отроковица взглянула на толстую Полную Луну и, улыбаясь, сказала ей:
— Хвала Аллаху, создавшему меня по образу гибкой ветви тополя, ствола кипариса и колеблющейся лилии!
Когда встаю, я легка; когда сажусь, я мила; когда шучу, я очаровательна. Дыхание мое сладко и полно аромата, потому что душа моя чиста и свободна от всего тяжелого. Никогда, о дородная, не слышала я, чтобы любовник хвалил свою возлюбленную, говоря: «Она громадна, как слон; она так толста, как высокая гора».
Наоборот, я всегда слыхала, что, описывая свою милую, любовник говорит: «Как стан ее тонок, гибок и изящен! Поступь ее так легка, что след шагов ее едва заметен на земле! Ей не нужно много пищи, и несколько капель воды утоляют жажду ее. Ее ласки и игры скромны, а объятия сулят счастье. Она, право, подвижнее воробья и живее жаворонка. Она гибка, как ствол бамбука. Улыбка ее пленительна, и пленительно ее обращение. Когда привлекаю ее к себе, это не стоит мне труда. И когда наклоняется она ко мне, движение ее нежны; а когда садится ко мне на колени, то не падает, как тяжесть, а опускается, как птичье перышко».
Знай же, о дородная, что ко мне, гибкой и тонкой, стремятся все сердца! Именно я внушаю сильнейшие страсти, и по мне сходят с ума разумнейшие! Наконец, меня сравнивают с гибкой лозой, небрежно обвившейся вокруг пальмового ствола! Это я стройная газель с влажными и томными глазами! И не случайно зовут меня Гурией!
Что касается тебя, о жирная, изволь выслушать правду о себе!
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она продолжила:
Правду изволь выслушать о себе, о жирная!
О кусок жира и мяса! Ты ходишь, переваливаясь, как утка; ты ешь, как слон. В совокуплении ты ненасытна, а в покое — непреклонна. Кроме того, где найти такого мужчину с оконечностью достаточно длинною, чтобы достичь твоей полости, скрытой горами твоего живота и твоих бедер? И если этот мужчина и встретится и попытается проникнуть в тебя, он сразу же отлетит в сторону, как только натолкнется на раздутый живот твой! О, ты вряд ли подозреваешь, что, как бы ты ни была жирна, ты хороша только как мясо!
Душа твоя так же груба, как и тело твое! Шутки твои так тяжелы, что от них можно задохнуться! Резвость твоя убивает! А от смеха твоего лопаются барабанные перепонки! Когда любовник вздыхает в твоих объятиях и целует тебя, ты едва можешь дышать; когда же он обнимает тебя, ты обливаешься потом. Ты потная и липкая от пота! Во время сна ты храпишь; когда бодрствуешь — отдуваешься, как буйвол; ты двигаешься с трудом, а когда отдыхаешь, то твоя тяжесть давит тебя саму! Жизнь твоя проходит в том, что ты жуешь, как корова, и срыгиваешь, как верблюд!
Если ты мочишься, ты мочишь свои одежды, а когда кончаешь, то заливаешь матрас; когда ты ходишь под себя, то погружаешься в жидкость свою по шею; а если ты идешь в хаммам, то не сможешь дотянуться до своего причинного места, которое остается гнить в своем соке и запутываться в никогда не выщипываемых волосках! Если посмотреть на тебя спереди, ты подобна слону; сбоку — ты верблюд, а сзади — вздувшийся бурдюк.
Несомненно, это о тебе сказал поэт:
Она так тяжела, как мочевой пузырь,
Наполненный донельзя.
Ее же бедра точно две горы;
Она идет — и вся земля трясется.
А если пукнет на востоке —
Трясется запад!
Прослушав все сказанное Райской Гурией, господин ее Али эль-Ямани сказал ей:
— Воистину, о Райская Гурия, ты обладаешь замечательным даром слова. И ты прекрасно говоришь, о Полная Луна. Но теперь пора вам сесть на свои места и дать слово златокудрой и темноволосой.
Тогда Солнце Дня и Уголек в огне поднялись и стали друг против друга, и первая, златокудрая, сказала своей сопернице:
— Обо мне, златокудрой, пространно написано в Коране. Это обо мне сказал Аллах: «Желтый цвет веселит глаз». Следовательно, мой цвет и есть лучший из цветов.
Цвет мой дивен, красота моя беспредельна, и прелесть бесконечна.
И это потому, что мой цвет дает золоту его цену, солнцу и другим светилам — их красу. Он золотит яблоки и персики и дает свой оттенок шафрану. Я даю цвет драгоценным камням и созревшему зерну. Осень обязана этому цвету красой своей, и земля красуется под лиственным покровом только потому, что солнце сгущает на листьях их желтый цвет.
Но когда, о темноволосая, твой цвет замечается на чем-нибудь, предмет теряет свою цену. Нет ничего более пошлого и менее красивого! Посмотри на буйволов, ослов, волков и собак! У них темная шерсть!
Назови хоть одно блюдо, в котором был бы приятен твой цвет! Ни драгоценные камни, ни цветы не знают его; только грязная медь похожа на тебя!
Ты не бела и не черна. А потому тебе не могут быть присвоены достоинства этих двух цветов и не могут быть применены к тебе хвалебные слова, к ним относимые!
Тогда господин сказал ей:
— Теперь пусть говорит Уголек в огне!
Темноволосая отроковица улыбнулась, и зубы ее засверкали, как жемчуг, и так как, кроме подобного темному меду цвета кожи, она обладала грациозными формами, дивным станом, соразмерностью всех частей тела, изящными движениями и черными как уголь волосами, которые ниспадали тяжелыми косами на ее чудную спину, достигая ягодиц, то она сначала помолчала, дала время полюбоваться ее красой и потом сказала своей сопернице:
— Слава Аллаху, не сотворившему меня ни жирной, ни безобразной, ни тощей и болезненной, ни белой, как алебастр, ни желтой, ни черной как уголь, но соединившему во мне с дивным искусством самые нежные оттенки и самые привлекательные формы! Впрочем, все поэты наперерыв воспевали меня на всех языках, и меня предпочитали во все времена все мудрецы.
Но, не воздавая сама себе хвалы, в которой я не нуждаюсь, вот несколько стихов, посвященных мне. Один поэт сказал…
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
Один поэт сказал:
Во всех брюнетках смысл есть затаенный,
Коль ты его сумеешь отгадать,
Ты никогда уж более не взглянешь
На прочих женщин. Знают в совершенстве
Они любви искусство, чаровницы,
И самого хоть ангела Харута[51]
Тому искусству смогут обучить.
А другой:
Я обожаю чудную брюнетку,